Дева — розовые губки,
Дева — глазки ярче дня! —
Ты моя… моя, красотка!
Расцветай же для меня…
Долог нынче зимний вечер:
Мне б хотелось быть с тобой, —
Близ тебя сидеть, болтая,
В нашей комнатке простой,
Да капризную ручонку
Прижимать к своим губам,
Орошать ее слезами,
Дать простор своим мечтам…
Была ты из самых верных,
Всегда за меня стояла,
Утехою мне бывала
В моих невзгодах безмерных.
Взаймы мне давала помногу,
Поила и кормила,
Бельем безкорыстно снабдила
И паспортом на дорогу.
Храни тебя бог, мое счастье,
От зноя, от замерзанья, —
Не дай лишь тебе воздаянья
За такое ко мне участье!
Китти, Китти умирает!
Уж глаза ея мутятся…
Но еще пред смертью должен
Я, несчастный, с ней разстаться.
Китти, Китти умирает!
Что могила неизбежна —
Ей не тайна; но о ближних
Все она печется нежно.
Надевать всегда зимою, —
Те чулки мне приказала,
Что́ она из теплой шерсти
Для меня сама связала.
Не верую я в Небо,
Ни в Новый, ни в Ветхий Завет.
Я только в глаза твои верю,
В них мой небесный свет.
Не верю я в господа бога,
Ни в Ветхий, ни в Новый завет.
Я в сердце твое лишь верю,
Иного бога нет.
Не верю я в духа злого,
В геенну и муки ее.
Я только в глаза твои верю,
В злое сердце твое.
Бог весть, где она сокрылась,
Сумасбродная моя!
С сердцем рыскал, в дождь и слякоть,
Всюду по́ городу я.
Все трактиры я обегал
За беглянкою моей
И расспрашивал напрасно
Грубых кельнеров о ней.
Вдруг я вижу — мне кивает
С звонким смехом из окна.
Мог ли знать я, что попала
Во дворец такой она!..
Ночь сошла на берег моря,
Берег весь безмолвья полн.
Месяц выглянул из тучи,
Шепот слышится из волн:
«Человек — влюблен он что ли,
Потерял он что ли ум?
Он и мрачен, он и светел,
Вместе ясен и угрюм…»
Но смеется месяц в небе
И дает такой ответ:
«И влюблен он, и помешан,
Да к тому ж еще, поэт».
Как-то раз в потемках жизни
Засиял передо мной
Светлый образ; но погас он —
И я вновь окутан тьмой.
Дети малые в потемках,
Чтобы страх преодолеть
И унять тревогу сердца,
Начинают громко петь.
Вот и я — ребенок глупый —
Точно так пою впотьмах…
Пусть утехи в песне мало,
Да зато прошел мой страх!
Ты печатаешь такое!
Милый друг мой, это гибель!
Ты веди себя пристойно,
Если хочешь жить в покое.
Никогда не дам совета
Говорить в подобном духе —
Говорить о папе, клире
И о всех владыках света!
Милый друг мой, я не в духе!
Все попы длинноязычны,
Долгоруки все владыки,
А народ ведь длинноухий.
В чаще леса, в лунном свете,
Предо мной сильфиды мчались,
Их рожки́ звенели нежно,
Колокольчики смеялись.
На оленях златорогих
Резво все они сидели,
И олени в лунном свете,
Точно лебеди, летели.
И сильфида-королева
Вдруг улыбку мне послала, —
Что ж, любовь она дарила
Или смерть мне предвещала?
Скучно мне! И взор кидаю
Я на прошлое с тоской;
Лучше мир был! И дружнее
Жили люди меж собой…
А теперь… несносно, вяло,
Словно вымер целый свет.
В небесах не стало Бога,
Но и черта больше нет.
Все так мрачно… отовсюду
Веет холодом могил;
И не будь любви немножко,
Право, жить не стало б сил!..
Ночи теплый мрак гвоздики
Благовонием поят;
Точно рой златистых пчелок,
Звезды на небе блестят.
В белом домике, сквозь зелень
Вижу, гаснет огонек;
Слышу стук стеклянной двери,
Слышу милый голосок…
Сладкий трепет; робкий шепот,
Нега счастья и любви…
И — внимательнее розы,
Вдохновенней соловьи.
Китти, Китти умирает!
Уж глаза ее мутятся…
Но еще пред смертью должен
Я, несчастный, с ней расстаться.
Китти, Китти умирает!
Что могила неизбежна —
Ей не тайна; но о ближних
Все она печется нежно.
Надевать всегда зимою, —
Те чулки мне приказала,
Что она из теплой шерсти
Для меня сама связала.
Соловьи поют без правил,
По свободному желанью;
Ты охотнее внимаешь
Канареек щебетанью.
Этих кротких желтых птичек
Кормишь в клетке ты; смотрю я,
Как они клюют твой пальчик,
Верно сахар в ручке чуя.
Что за милая картинка!
Небесам на услажденье!
Я до слез растроган тоже
В глубочайшем умиленье…
Не страшись, души отрада,
Безопасно здесь, поверь;
Не страшись, что нас украдут, —
На замок я запер дверь.
Как ни дует ветер яро,
Дом сломать не хватит сил;
Я, чтоб не было пожара,
Нашу лампу подушил.
Ах, позволь, пусть обвивает
Шейку милую рука, —
Ведь легко заболевают
При отсутствии платка.
Мотылек влюбился в розу
И порхает все над ней,
А над ним блестит, порхает
Солнца луч в красе своей.
А в кого влюбилась роза?
Кто в мечтах ее всегда?
Соловей ли сладкозвучный?
Иль вечерняя звезда?
Что мне в том, не знаю право!
Всех люблю сердечно я:
Мотылька, и луч, и розу,
И звезду, и соловья!
День в темную ночь влюблен,
В зиму весна влюблена,
Жизнь — в смерть…
А ты?.. Ты в меня!
Ты любишь меня… Уж тебя
Обемлет страшная тень.
Ты вянешь, мой нежный, цветок,
И кровью исходит душа твоя…
Оставь меня и люби
Бабочек резвых, веселых,
Играющих в солнечном блеске…
Оставь несчастье при мне!
Месяц взошел, обливает
Светом трепещущим волны;
Милую нежно я обнял.
Сладко сердца наши полны.
В милых обятьях лежу я
На берегу безмятежно.
— Что́ ты все слушаешь ветер,
С дрожью в руке белоснежной?
— Это не ветер, а пенье:
Девы поют водяныя.
Сестры мои, против воли
Скрытыя в волны морския.
Лодка мчится… В отдаленьи,
Блеском вечера облит,
Как туманное виденье,
Город с башнями стоит.
Ветер плачущий курчавит
Поседевший водный путь,
Мерным взмахом кормчий правит,
Мерным вздохом дышит грудь,
И последний луч роняет
Солнце грустно из-за скал,
И то место освещает,
Где я счастье потерял.
Сладко пел в этот солнечный день соловей,
Ароматная липа дремала.
Ты меня обняла нежной ручкой своей
И без счета, любя, целовала.
Резко ворон кричит… Сад поблек и опал,
Солнце смотрит сквозь тучи несмело…
И тебе равнодушно «прости» я сказал,
И в ответ ты мне светски присела.
Вынести лотос не может
Пышнаго солнца, — больной
Клонит головку, и в грезах
Ждет он прохлады ночной.
Ночью его пробуждает
Месяц лучом золотым;
Лотос к нему повернулся
Личиком нежным своим.
Рдея цветет он, сверкает, —
Взор в вышину устремлен, —
Пахнет и плачет, весь полон
Му̀кой любовною он…