Ты влюблен, о, друг мой милый,
Полон новых ты скорбей;
В голове — туман и сумрак,
В сердце — с каждым днем светлей!
Ты влюблен, о, друг мой милый,
Что ж ты мне твердишь, все «нет»,
Я ведь вижу: пламя сердца
Так и блещет сквозь жилет!
Нет, ни одна на свете дева
Мной не была соблазнена,
И ни одной я женщины не тронул,
Когда я знал, что замужем она.
О, будь не так, мое бы имя надо
Из книги жизни вычеркнуть навек,
И наплевать в лицо мне право
Имел бы каждый человек.
На бледном лице ты моем
Читаешь страданья любви,
Но нищенских слов и признаний
Из уст моих гордых не жди.
Уста мои горды безмерно; оне
Одно лишь умеют: шутить, целовать,
И часто смеются и дерзко и зло,
Когда я от горя готов умирать.
Эти ручки, нежныя, как лилии,
Я хотел бы вечно целовать
И прижать их крепко к сердцу бедному,
И тихонько зарыдать!
Эти глазки, как фиалки, синие
Предо мною день и ночь стоят,—
О, зачем так странно, так загадочно
На меня они глядят?
На глазки возлюбленной моей
Создал я чудо-канцоны;
На ротик, что так хорош у ней,
Создал живые терцины;
На щечки, что свежих роз свежей,
Создал роскошные стансы.
Как жаль, что у милой сердечка нет, —
Не то я славный сложил бы сонет.
Эти ручки, нежные, как лилии,
Я хотел бы вечно целовать
И прижать их крепко к сердцу бедному,
И тихонько зарыдать!
Эти глазки, как фиалки, синие
Предо мною день и ночь стоят, —
О, зачем так странно, так загадочно
На меня они глядят?
* * *
На перекрестке зарывают
Самоубийц, — где крест дорог.
Цвет осужденных там восходит,
Дрожащий синенький цветок.
На перекрестке, там стоял я,
Холодный месяц чуть блистал,
Под ним, во мраке, тихо, тихо,
Цвет осужденных трепетал.
В цветок лилеи белоснежной
Душой хочу я погрузиться —
Оттуда звуки песни нежной
Тогда в честь милой будут литься
И станут млеть, дрожать те звуки,
Как сладко-жгучее лобзанье,
Что мне она, сжимая руки,
Дала в блаженный миг свиданья.
Когда в глаза твои смотрю я,
Тоску, страданье прочь гоню я;
Когда целую ротик твой,
Совсем здоров я, ангел мой.
Когда на грудь твою склоняюсь,
Небесным счастьем наслаждаюсь,
Когда-ж «люблю» ты скажешь мне,
Я горько плачу в тишине.
Из слез моих пышные розы родятся,
Цветут и струят аромат,
Из стонов моих соловьиные хоры
Родятся и громко звенят.
Дитя! Полюби меня только, — все розы
Тебе я тогда подарю
И песню тебе соловьем сладкозвучным
Под окнами громко спою!
Дорогою старой плетусь я опять,
По улице — старой знакомой,
И вновь мимо дома желанной иду,
Пустого, забытаго дома.
И кажутся улицы тесными мне,
Несносна мне здесь мостовая,
Валятся как будто дома на меня;
Иду я, все шаг ускоряя.
Как цветы разцветают желанья —
Лишь затем, чтоб потом отцвести,
И опят разцветают и блекнут
И так будет до гроба идти.
Это мне отравляет веселье,
Отравляет любовь мне давно…
Как умно мое сердце, что кровью,
Наконец, истекает оно!
Тебя люблю я, — неизбезжна
Разлука наша, — не сердись!
Цветущий образ твой и нежный
И мой печальный — не сошлись!
Да, от любви к тебе я вяну,
Я тощ и бледен стал, — вглядись!
Тебе я вскоре гадок стану, —
Я удаляюсь, — не сердись!
Из слез моих пышныя розы родятся,
Цветут и струят аромат,
Из стонов моих соловьиные хоры
Родятся и громко звенят.
Дитя! Полюби меня только,—все розы
Тебе я тогда подарю
И песню тебе соловьем сладкозвучным
Под окнами громко спою!
На черных ветрилах летит мой корабль
По дикой морской волне.
Ты знаешь, как мне грустно сейчас, —
И досаждаешь мне.
Ты вероломным сердцем своим
Коварнее ветра вдвойне.
На черных ветрилах летит мой корабль
По дикой морской волне.
В почтовой карете вдвоем мы
Несемся сквозь сумрак ночной,
Ласкались друг к другу мы нежно,
Смеялся, шутил я с тобой.
И как же, дитя, мы дивились
С тобою, как день рассветал:
Меж нами — негаданный спутник —
Лукавый Амур восседал!
* * *
Твои белые лилии-пальцы
Я хотел бы опять целовать,
И к груди моей нежно прижать их,
И тихонько, беззвучно рыдать.
Твои ясные глазки-фиалки
Предо мною и ночью и днем,
И томлюсь я: какая загадка
В этом ласковом сне голубом?
Прорывается звуками песни
Все, что мыслю и чувствую я.
Ах, Амур, бог-малютка, я знаю,
Это все ведь работа твоя!
Да, в театре души моей нынче
Ты великим маэстро живешь;
Что почувствую я, что помыслю,
Ты на музыку тотчас кладешь.
Нас счастье, как девчонка тешит,
На месте долго не сидит:
Рукой нам волоса причешет,
Даст поцелуй —и улетит.
Несчастью, добренькой старушке,
Другое дело —спеху нет:
Она подсядет к вам, к подушке,
И ну, вязать —хоть на̀ сто лет.
Твой дивный образ, как во сне,
Давно уж грезится все мне, —
С улыбкой кроткой, неземной,
Но страшно бледный и больной.
И ротик только и алеет…
Но смерть на нем запечатлеет
Свой поцалуй, —и сумрак ночи
Затмит тогда святые очи…
С приходом чудных майских дней,
Когда все почки развернулись,
Проникла в сердце мне любовь
И чары все ее вернулись.
С приходом чудных майских дней,
Когда запели нежно птицы, —
И я все слезы и мечты
Поверг к ногам моей царицы.
Твой образ кроткий, неземной
Во сне витает надо мной;
Как тихий ангел, ты нежна,
Но как бледна, — о, как бледна!
Лишь ярок пурпур губ твоих, —
Смерть зацелует вскоре их.
Погаснет яркий блеск лучей,
Что льется из святых очей.
Певучая флейта со скрипкой…
И трубы звучат все слышней…
То милая с кроткой улыбкой
Танцует на свадьбе своей.
Звук резкий рожка, дребезжанье
Литавров — и тут же, меж них,
Так явственно слышны рыданья
И стон херувимов святых.
Тот мадонне шлет моленья,
А другой — Петру и Павлу.
Я же лишь твое прославлю,
Солнце, дивное явленье.
Дай любви, благоволенья,
Грей сияньем благосклонным,
Солнце всех девушек без исключенья,
Девушка всех милей под солнцем.
Глаза, что мной давно забыты,
Хотят меня опутать вновь,
Опять я околдован взглядом,
Где светит кроткая любовь.
Опять лобзанье этих губок
То время воскрешает мне,
Когда я днем был глуп безмерно,
А ночь блаженствовал вполне.