Взыскан я улыбкой бога, —
Мне ль уйти теперь в молчанье,
Мне, который пел так много
В дни несчастий о страданье?
Мне юнцы в стишонках скверных
Подражали безотрадно,
Боль страданий непомерных
Умножая беспощадно.
Соловьиный хор прекрасный,
Что в душе ношу всегда я,
Лейся буйно, громогласно,
Всех восторгом заражая!
Ты быстро шла, но предо мною
Вдруг оглянулася назад…
Как будто спрашивали гордо
Уста открытые и взгляд…
К чему ловить мне было белый,
По ветру бившийся покров?
А эти маленькие ножки…
К чему искал я их следов?
Теперь исчезла эта гордость,
И стала ты тиха, ясна —
Так возмутительно покорна
И так убийственно скучна!
Будто в самом деле ты так рассердилась?
Будто совершенно ты переменилась?
Целому я свету жаловаться буду,
Что со мной ты, друг мой, обошлась так худо....
Миленькие губки! Можно ль, чтобы вы стали
Так неблагодарны, чтоб о том сказали
Вы дурное слово, кто, в любви прекрасной,
Вас во дни былые целовал так страстно[?]
Твоя душа пылка, горда —
Прекрасно это, да,
Но трезвый взгляд на вещи все же
Твоей горячности дороже.
Наш враг дерется не за свет
И не за правду — нет!
Но у него есть пушки, ружья
И много вообще оружья.
Бери ружье свое, стрелок,
Спокойно вверх курок,
Стреляй — и если враг валится,
Пусть дух твой бодро веселится.
Гаснет летний вечер; тенью
Лес и нивы одевает;
Воздух свеж, душист. В лазури
Месяц золотом играет.
Стрекоза в ручье запела,
По воде кружась зеркальной;
Всюду тихо… Путник слышит
Всплеск воды и вздох печальный.
Там, в ручье, одна: купаясь,
Эльфа нежится нагая, —
И грустна, и так прекрасна,
Лунным светом облитая…
Обятый туманными снами,
Глядел я на милый портрет,
И мне показалось: я вижу
В нем жизни таинственный след…
Как-будто печальной улыбкой
Раскрылись немыя уста,
И жемчугом слез оросилась
Любимых очей красота.
И сам я невольно заплакал —
Заплакал, грустя и любя…
Ах, страшно поверить!.. Неужто
Я точно утратил тебя?
О, не клянись, целуй меня!
Не верю женским клятвам я.
Мне сладостны твои признанья,
Но слаще — пылкия лобзанья;
Они мои, я верю им,
А слово — только пар и дым.
Клянись, о, милая моя!
Тебе на слово верю я.
Когда к груди твоей прильну я,
Блаженству верю своему я,
Что будешь вечно ты моя,
И даже дольше — верю я.
Вчера меня ласкало счастье,
А уж сегодня нет его!
Мне привязать не удавалось
К себе надолго никого.
В мои обятья любопытство
Толкало женщин много раз,
Но, заглянув мне в сердце глубже,
Спешили прочь они сейчас.
Одна в молчаньи уходила,
Другая — весело смеясь.
И только ты, меня бросая,
Слезами горько залилась!
Пышно липа цвела; заливался в кустах соловей;
Солнце смехом приветным смеялось;
Ты, целуя меня, обнимала рукою своей,
Полной грудью ко мне прижималась.
Но опали листы, глухо ворон в лесу прокричал,
Солнце мертвенным взором смотрело,
И друг другу «прости» без волнения каждый сказал,
И превежливо мне ты присела.
У кого в груди есть сердце,
А в том сердце есть любовь,
Тот уж связан… Неподвижно
Я лежу — не встать мне вновь.
Мой язык, когда умру я,
Тотчас вырвут, может быть,
Из боязни, что воскреснув,
Стану вновь я говорить.
Мне придется гнить в могиле;
Молча, я сойду во тьму
И людей, меня терзавших,
Уж не выдам никому.
Ты вся в жемчугах и алмазах!
Богатство — венец красоты!
При этом — чудесные глазки…
Ужель недовольна все ты?
На эти чудесные глазки
Я рифмы сплетал как цветы,
И вышли — бессмертные песни…
Ужель недовольна все ты?
Ах! эти чудесные глазки
Огнем роковым налиты́…
От них я совсем погибаю…
Ужель недовольна все ты?
Солнца, счастья шел искать…
Наг и плох вернулся вспять,
И белье и упованья
Истаскал в своем скитаньи.
Скуден силой, худ лицом…
Но — утешься! близок дом.
Как у матери любимой,
Сладко спать в земле родимой.
А иной в пути стал хром —
Не вернется в отчий дом,
Плачет в горе безутешном…
Боже! Смилуйся над грешным!
Земля оделась вся в роскошные цветы,
Зеленый лес вверху соплел свои листы
Победной аркою; пернатый хор гремит,
Песнь встречи радостной из уст его летит.
Примчалась чудная красавица-весна;
Глаза ее блестят, вся кровь огнем полна;
Ее вам нужно бы на свадьбу пригласит —
Там, где цветет любовь, приятно ей гостит.
Был старый король… (эту песню
Я, други, слыхал встарину)
Седой, и с остылой душою,
Он взял молодую жену.
Был паж с голубыми глазами,
Исполнен отваги и сил;
Он шелковый шлейф королевы,
Прекрасной и юной носил.
Докончить ли старую песню?
Звучит так уныло она…
Друг друга они полюбили,
И смерть им была суждена.
Из края в край твой путь лежит;
Идешь ты — рад не рад.
По ветру нежный зов звучит —
И ты взглянул назад.
Твоя любовь в стране родной;
Манит, зовет она:
«Вернись домой! побудь со мной!
Ты радость мне одна».
Но путь ведет все в даль и тьму —
И остановки нет…
Что так любил — навек к тому
Запал возвратный след.
Будто в самом деле ты так разсердилась?
Будто совершенно ты переменилась?
Целому я свету жаловаться буду,
Что со мной ты, друг мой, обошлась так худо…
Миленькия губки! Можно ль, чтоб вы стали
Так неблагодарны, чтоб о том сказали
Вы дурное слово, кто, в любви прекрасной,
Вас во дни былые цаловал так страстно.
Когда в Оттензене я был,
Могилу Клопштока я посетил.
Нарядные люди шли вереницей
И возлагали цветы на гробницу,
И все глядели друг другу в глаза,
Как будто вершились тут чудеса.
А я над святыней, безмолвен и тих,
Тоскуя, один стоял среди них,
Прикованный сердцем к могиле той,
Где спал немецкий певец святой.
И днем, и ночью (я имел на то причины)
Осмеивались мной и дамы, и мужчины;
Не мало глупостей я в жизни натворил,
Но действуя умно, сильней себе вредил.
Девица зачала и родила. Ну, что же?
Об этом горевать и слезы лить негоже.
Кто не был дураком хоть раз за весь свой век,
Тот не был никогда и умный человек.
Страсть сказала богу песен,
Что потребует залога
Прежде, чем ему отдаться, —
Жить так трудно и убого.
Отвечал ей бог со смехом:
«Изменилось все на свете.
Говоришь как ростовщик ты,
Должников ловящий в сети.
Хочешь, дам тебе я лиру —
Правда, лиру золотую.
Под залог ее красотка,
Сколько дашь ты поцелуев?»
Никак позабыть не могу я,
Как прежде, мой друг дорогой,
Владел я тобой нераздельно
И телом владел, и душой.
Ах, телом твоим и поныне
Желал бы владеть я в тиши,
А душу зарой ты хоть в землю —
И так во мне много души.
Ее пополам я разрежу,
В тебя половину вдохну —
Тогда мы единое тело
И душу составим одну.