Хотел бы в единое слово
Я слить мою грусть и печаль
И бросить то слово на ветер,
Чтоб ветер унес его вдаль.
И пусть бы то слово печали
По ветру к тебе донеслось,
И пусть бы всегда и повсюду
Оно тебе в сердце лилось!
Холодной полночью глухой
Бродил я в лесу со своей тоской;
Деревья тряс, чтоб они не спали, —
Они головой с состраданьем качали.
Если ты имеешь много,
Так тебе еще дадут,
Если мало, — так и это
Очень малое возьмут.
Если-ж нищий ты, — в могилу
Полезай и жизнь забудь: —
Жить лишь тот имеет право,
Кто имеет что нибудь.
Философский камень, дружбу и любовь
Часто прославляли, славить будут вновь;
Я и сам их славил и искал везде,
Но, — увы! — не мог их сыскать нигде.
Фиалки синих-синих глаз,
И розы щек ее как атлас,
И лилии рук и посейчас
Цветут, но сердце — вот оно
Увяло, высохло давно.
Фиалки глазок голубыя,
И щечек розы молодыя,
И ручек лилии живыя,—
Цветет роскошно весь букет,
Цветет и радостно блистает,
И только в сердце блеска нет:
Цветок любви не расцветает.
Фиалки глазок голубые,
И щечек розы молодые,
И ручек лилии живые, —
Цветет роскошно весь букет,
Цветет и радостно блистает,
И только в сердце блеска нет:
Цветок любви не расцветает.
Утром я встаю, гадаю:
Можно ль нынче ждать?
Вечером томлюсь, вздыхаю:
Не пришла опять!
Сна не шлет душе усталой
Долгой ночи тень;
Грезя, полусонный, вялый,
Я брожу весь день.
Утром шлю тебе фиалки,
В роще сорванные рано;
Для тебя срываю розы
В час вечернего тумана.
Знаешь, что хочу сказать я
Аллегорией цветною?
Оставайся днем мне верной
И люби порой ночною.
Моя милая хозяйка,
Моя добрая супруга
Приготовила мне завтрак —
Теплый кофе, белых сливок.
И сама мне наливает
С шуткой, лаской, милым смехом;
Ни одни уста на свете
Не смеются так прелестно!
* * *
Утром, встав, я вопрошаю: —
Встречу ль ту, что мне мила?
Грустным вечером вздыхаю: —
И сегодня не пришла.
Ночью долго, истомленный,
Я тоскую и не сплю,
Днем влюбленный, полусонный,
Все мечтаю, все люблю.
У тебя есть алмазы и жемчуг,
Все, что̀ люди привыкли искать,
Да еще есть прелестные глазки —
Милый друг! Чего больше желать?
Я на эти прелестные глазки
Выслал целую стройную рать
Звучных песен из жаркаго сердца —
Милый друг! Чего больше желать?
У моря сижу на утесе крутом,
Мечтами и думами полный;
Лишь ветер, да тучи, да чайки кругом,
Кочуют, пенятся волны.
Знавал друзей я и ласковых дев, —
Их ныне припомнить хочу я.
Куда вы сокрылись? Лишь ветер, да рев,
Да пенятся волны, кочуя.
На уснувшую Зюлейму
Льются слезы, слезы муки,
И поток их орошает
Беломраморные руки.
На уснувшую Зюлейму
Кровь моя по капле льется;
И во сне Зюлейма стонет,
И ее сердечко бьется.
Солнца, счастья шел искать…
Наг и плох вернулся вспять,
И белье и упованья
Истаскал в своем скитаньи.
Скуден силой, худ лицом…
Но — утешься! близок дом.
Как у матери любимой,
Сладко спать в земле родимой.
У кого в груди есть сердце,
Сердце, где живет любовь,
Тот — сражен наполовину
И, как я, не встанет вновь.
Я лежу в цепях и узах,
А умру я — в тот же миг,
Опасаясь обличений,
Люди вырвут мне язык.
У кого в груди есть сердце,
А в том сердце есть любовь,
Тот уж связан… Неподвижно
Я лежу — не встать мне вновь.
Мой язык, когда умру я,
Тотчас вырвут, может быть,
Из боязни, что воскреснув,
Стану вновь я говорить.
Узы дружбы, пыл сердечный,
Философский камень вечный —
Я их славил, как и вы,
Но сыскать не мог, увы!
Ужь слишком отрывочна жизнь и вселенная, —
К профессору немцу пойду непременно я.
Верно ее не оставит он так,
Системы придумает, даст им названия…
Шлафрок надевши и старый колпак,
Он штопает дырки всего мироздания.
Уж слишком отрывочна жизнь и вселенная;
К профессору немцу пойду непременно я;
Верно ее не оставит он так:
Системы придумает, даст им названия…
Шлафрок надевши и спальный колпак,
Он штопает дырки всего мироздания.
Ужели в моих побледневших чертах
Прочесть не могла ты страданья?
Ты хочешь, чтоб гордыя эти уста
Унизило слово признанья.
Нет, горды уста эти, могут они
Шутить лишь, лобзать и смеяться;
Насмешлива речь их — а сердце в груди
Готово от мук разорваться.
Ты ужь враг мой? И сверх злобы,
Награждаешь клеветой?
О, дитя мое, как дурно
Ты обходишься со мной!
Губки! Вы неблагодарны!
Как могли вы клеветать
На того, кто так привык вас
Крепко, жарко целовать!
Ты уж враг мой? И сверх злобы,
Награждаешь клеветой?
О, дитя мое, как дурно
Ты обходишься со мной!
Губки! Вы неблагодарны!
Как могли вы клеветать
На того, кто так привык вас
Крепко, жарко целовать!
Ты причаль, моя рыбачка,
Легкий к берегу челнок, —
Подойди и дай мне руку,
Сядь со мною на песок.
Мне на грудь склони головку
И не бойся так меня…
Ведь без страха ты вверяешь
Морю дикому себя.
Ты прекрасная хозяйка.
В доме стройно все идет,
Все в порядке — кухня, погреб,
И возделан огород.
А в саду твоем расчищен
Всюду каждый уголок,
И идет солома даже
При твоем хозяйстве впрок.
Ты помнишь — обнявшися нежно,
Неслися мы в лодке вдвоем,
Тиха была ночь, и безбрежно
Раскинулось море кругом.
И остров, как призрак прекрасный,
В сиянии лунном мерцал,
И пел чей-то голос там страстный,
И пеньем туман разгонял,
И слал нам любви обещанья,
На остров манил за собой, —
Ты не любишь меня, ты не любишь меня —
Мне от этого мало кручины:
Посмотрю я в лицо дорогое твое —
И счастливей, чем все властелины.
«Ненавижу тебя, ненавижу тебя»,
Говорит мне твой ротик — пустое!
Протяни мне его для лобзания ты,
Я утешусь, дитя дорогое!
Ты мне долго верной оставалась,
На меня совсем ты издержалась,
Пролила ты много утешенья
На мои невзгоды и мученья.
Ты меня поила и кормила,
И в займы мне денег одолжила,
И белья мне подарила много,
И достала паспорт на дорогу.
Ты мне долго верной оставалась
И всегда защитой мне являлась.
Пролила ты много утешенья
На мои невзгоды и мученья.
Ты меня поила и кормила,
И не раз мне денег ты ссудила,
И бельем снабжала понемногу,
И дала мне паспорт на дорогу.
Ты мне долго верна оставалась,
Помогала мне в горе, в нужде.
За меня горячо заступалась;
Где могла — хлопотала везде.
Ты кормила меня и поила;
Шел к тебе и за деньгами я;
И паспортом меня ты снабдила,
И дала на дорогу белья.
Меня ты, крошка, не конфузь
Поклонами на променаде;
Вот дома, там я не боюсь, —
С тобой мы там поладим.
Ты, как цветок весенний,
Чиста, нежна, хороша.
Гляжу на тебя — и печалью
Во мне смутилась душа.
С молитвой тебе на головку
Я б руки возложил,
Чтоб Бог тебя вечно прекрасной,
Нежной и чистой хранил.
Ты — как цветок весенний —
Чиста, нежна, мила;
Любуюсь я, но на сердце
Скорбная тень легла.
Скрестить мне хочется руки
С молитвой над тобой:
Боже, храни ее чистой,
И нежной, и святой.
Ты, как цветок благоуханный,
Чиста, прекрасна и кротка;
Смотрю я на тебя — и в сердце
Мое прокралася тоска.
И на твою головку руки
Я в этот миг бы возложил,
Молясь, чтоб чистой и прекрасной,
И кроткой Бог тебя хранил.
Ты знаешь, что живу я,
И спишь спокойным сном!
Мой старый гнев проснется,
И я сломлю мой ярем.
Ты знаешь — в старой песне:
Однажды в час ночной
Подругу юноша мертвый
В могилу взял с собой?