Бог весть, где она сокрылась,
Сумасбродная моя!
С сердцем рыскал, в дождь и слякоть,
Всюду по́ городу я.
Все трактиры я обегал
За беглянкою моей
И расспрашивал напрасно
Грубых кельнеров о ней.
Китти, Китти умирает!
Уж глаза ея мутятся…
Но еще пред смертью должен
Я, несчастный, с ней разстаться.
Китти, Китти умирает!
Что могила неизбежна —
Ей не тайна; но о ближних
Все она печется нежно.
Ночь сошла на берег моря,
Берег весь безмолвья полн.
Месяц выглянул из тучи,
Шепот слышится из волн:
«Человек — влюблен он что ли,
Потерял он что ли ум?
Он и мрачен, он и светел,
Вместе ясен и угрюм…»
Не верую я в Небо,
Ни в Новый, ни в Ветхий Завет.
Я только в глаза твои верю,
В них мой небесный свет.
Не верю я в господа бога,
Ни в Ветхий, ни в Новый завет.
Я в сердце твое лишь верю,
Иного бога нет.
Соловьи поют без правил,
По свободному желанью;
Ты охотнее внимаешь
Канареек щебетанью.
Этих кротких желтых птичек
Кормишь в клетке ты; смотрю я,
Как они клюют твой пальчик,
Верно сахар в ручке чуя.
Ночи теплый мрак гвоздики
Благовонием поят;
Точно рой златистых пчелок,
Звезды на небе блестят.
В белом домике, сквозь зелень
Вижу, гаснет огонек;
Слышу стук стеклянной двери,
Слышу милый голосок…
Скучно мне! И взор кидаю
Я на прошлое с тоской;
Лучше мир был! И дружнее
Жили люди меж собой…
А теперь… несносно, вяло,
Словно вымер целый свет.
В небесах не стало Бога,
Но и черта больше нет.
Китти, Китти умирает!
Уж глаза ее мутятся…
Но еще пред смертью должен
Я, несчастный, с ней расстаться.
Китти, Китти умирает!
Что могила неизбежна —
Ей не тайна; но о ближних
Все она печется нежно.
Не страшись, души отрада,
Безопасно здесь, поверь;
Не страшись, что нас украдут, —
На замок я запер дверь.
Как ни дует ветер яро,
Дом сломать не хватит сил;
Я, чтоб не было пожара,
Нашу лампу подушил.
Месяц взошел, обливает
Светом трепещущим волны;
Милую нежно я обнял.
Сладко сердца наши полны.
В милых обятьях лежу я
На берегу безмятежно.
— Что́ ты все слушаешь ветер,
С дрожью в руке белоснежной?
Лодка мчится… В отдаленьи,
Блеском вечера облит,
Как туманное виденье,
Город с башнями стоит.
Ветер плачущий курчавит
Поседевший водный путь,
Мерным взмахом кормчий правит,
Мерным вздохом дышит грудь,
И последний луч роняет
Солнце грустно из-за скал,
День в темную ночь влюблен,
В зиму весна влюблена,
Жизнь — в смерть…
А ты?.. Ты в меня!
Ты любишь меня… Уж тебя
Обемлет страшная тень.
Ты вянешь, мой нежный, цветок,
И кровью исходит душа твоя…
Мотылек влюбился в розу
И порхает все над ней,
А над ним блестит, порхает
Солнца луч в красе своей.
А в кого влюбилась роза?
Кто в мечтах ее всегда?
Соловей ли сладкозвучный?
Иль вечерняя звезда?
Что мне в том, не знаю право!
Всех люблю сердечно я:
Вынести лотос не может
Пышнаго солнца, — больной
Клонит головку, и в грезах
Ждет он прохлады ночной.
Ночью его пробуждает
Месяц лучом золотым;
Лотос к нему повернулся
Личиком нежным своим.
Сладко пел в этот солнечный день соловей,
Ароматная липа дремала.
Ты меня обняла нежной ручкой своей
И без счета, любя, целовала.
Резко ворон кричит… Сад поблек и опал,
Солнце смотрит сквозь тучи несмело…
И тебе равнодушно «прости» я сказал,
И в ответ ты мне светски присела.
Ты причаль, моя рыбачка,
Легкий к берегу челнок, —
Подойди и дай мне руку,
Сядь со мною на песок.
Мне на грудь склони головку
И не бойся так меня…
Ведь без страха ты вверяешь
Морю дикому себя.
Как ты можешь спать спокойно,
Зная ведь, что я живу?
Старый гнев мой вновь проснется.
Иго я свое порву.
Знаешь песню — как к подруге
Мертвый юноша пришел
И ее к себе в могилу
В полночь силою увел?
С полным правом, ангел мой,
Можешь ты сказать: «Довольно.
Он действительно плохой,
Даже мне он сделал больно.
Даже мне, хоть никогда
В зле его не упрекала
И от клеветы всегда
Горячо так защищала.
Ты прекрасная хозяйка.
В доме стройно все идет,
Все в порядке — кухня, погреб,
И возделан огород.
А в саду твоем расчищен
Всюду каждый уголок,
И идет солома даже
При твоем хозяйстве впрок.
Образ сфинкса наделен
Всеми женскими чертами,
Лишь придаток для него —
Тело львиное с когтями.
Смерть и сумрак! В этом, сфинкс, —
Вся загадка роковая,
И труднейшей не решал
Иокасты сын и Лайя.
У кого в груди есть сердце,
Сердце, где живет любовь,
Тот — сражен наполовину
И, как я, не встанет вновь.
Я лежу в цепях и узах,
А умру я — в тот же миг,
Опасаясь обличений,
Люди вырвут мне язык.
Моя милая хозяйка,
Моя добрая супруга
Приготовила мне завтрак —
Теплый кофе, белых сливок.
И сама мне наливает
С шуткой, лаской, милым смехом;
Ни одни уста на свете
Не смеются так прелестно!
И в повседневных грезах,
В бессоннице неизменной
Твой в сердце не умолкает
Смех, для меня бесценный.
Помнишь, как в Монморанси
Верхом на осла ты села
И вдруг, не удержавшись,
В чертополох слетела?
Никак я забыть не умею,
Ревнивой тоскою томим,
Что ты была прежде моею —
Душою и телом своим.
То тело — уста и ланиты —
Поныне мне жизни милей;
А душу свою схорони ты;
Довольно с меня и моей.
Стоял я, к мачте прислонясь,
Следя валы глазами.
Прости, родимая страна!
Мой челн под парусами!
Вот милый дом на берегу,
На стеклах отсвет солнца;
Гляжу я долго, но никто
Не машет из оконца.