Безбрежное море кругом
Лежало в вечернем мерцанье.
Вдвоем на утесе крутом
Сидели мы в грусном молчанье.
В туман облекались струи́,
И чайка над нами порхала.
Ты бледные руки свои
Слезами любви орошала.
Безмолвно колени склоня,
К рукам твоим тихо устами
Припал я, и с них ты меня
Поила своими слезами.
С того безотрадного дня
Я высох и сердце изныло…
Слезами своими меня,
Несчастная, ты отравила!
Замок с выси гор глядится
В Рейн, прозрачный, как стекло;
Лодка быстро вдаль стремится,
Утро ярко и тепло.
Тосковать душа устала,
На игру блестящих вод
Я гляжу; что в сердце спало,
Все проснулось и живет.
Лаской нежной, лаской жаркой
Вниз к себе поток манит;
Но я знаю: сверху яркий,
В глубине он ночь таит.
И у милой ярки глазки,
И она любовь дарит,
И она, даруя ласки,
Злой обман в душе таит.
Посмотри: во всем доспехе
Муж, готовый выйти в бой;
Он уж бредит об успехе,
Меч свой пробуя стальной.
Вдруг амуров рой крылатый
С толку сбил его совсем:
Кто расстегивает латы,
Кто с главы срывает шлем;
Кто с улыбкою лукавой.
Пальчик к губкам приложив,
Шепчет на ухо — и славы
Позабыт святой призыв.
Узнаешь ли в этой сцене,
Милый ангел мой, меня?
Век зовет, бойцы в арене,
А в твоих обятьях я!
В облаках лежит луна
Исполинским померанцем;
Золотая полоса
В сером море блещет глянцем.
Я один на берегу,
Где прибоя плеск седого,
Слышу много нежных слов,
Нежных слов со дна морского.
Слишком долго длится ночь,
Быть безмолвным сердцу трудно.
Никсы! Вас зову помочь
Пляской дружной, песней чудной.
К вам прильну я головой,
Вашим буду я всецело,
Нежьте до смерти меня,
Выцелуйте жизнь из тела.
Все светлее на востоке,
Тлеет солнце, разгораясь.
И кругом поплыли горы,
Над туманами качаясь.
Мне надеть бы скороходы,
Чтобы с ветром поравняться
И над этими горами
К дому милой резво мчаться,
Тихо полог отодвинуть
В изголовье у голубки,
Целовать тихонько лобик
И рубиновые губки.
И в ушко ее чуть слышно
Молвить: «Пусть тебе приснится
Сон, что мы друг друга любим
И что нам не разлучиться».
Брось свои иносказанья
И гипотезы святые!
На проклятые вопросы
Дай ответы нам прямые!
Отчего под ношей крестной,
Весь в крови, влачится правый?
Отчего везде бесчестный
Встречен почестью и славой?
Кто виной? Иль воле бога
На земле не все доступно?
Или он играет нами? —
Это подло и преступно!
Так мы спрашиваем жадно
Целый век, пока безмолвно
Не забьют нам рта землею…
Да ответ ли это, полно?
Мне снился пыл томлений и измен,
И резеда, и локоны, и встречи,
И уст сладчайших горестные речи,
И сумрачных напевов томный плен.
Поблекли сны, развеялись виденья,
И образ твой, любимая, поблек!
Осталось то, что воплотить я мог,
Давно когда-то, в звуки песнопенья
Осталась песнь! Лети же ей вослед,
Исчезнувшей давно, неуловимой,
Сыщи ее и передай любимой
И призрачной мой призрачный привет.
Твои глаза — сафиры; взгляд
Их ясен безмятежно…
О, трижды счастлив тот, кого
Они встречают нежно.
Но сердце у тебя — алмаз,
Который ярко блещет…
О, трижды счастлив тот, пред кем
Оно в груди трепещет.
Рубины у тебя уста;
Уст краше не видали…
О, трижды счастлив тот, кому
Они «люблю!» шептали.
О, если бы счастливец тот
Мне где-нибудь попался
В лесу — со счастием своим
Он тут бы распрощался.
Брось свои иносказанья
И гипотезы пустыя!
На проклятые вопросы
Дай ответы нам прямые!
Отчего под ношей крестной,
Весь в крови влачится правой?
Отчего везде безчестный
Встречен почестью и славой?
Кто виной? Иль силе правды
На земле не все доступно?
Иль она играет нами?
Это подло и преступно!
Так мы спрашиваем жадно
Целый век, пока безмолвно
Не забьют нам рта землею…
Да ответ ли это полно!
На горе высокий за̀мок,
За̀мок миленький построен;
В нем три барышни красотки —
Их любви я удостоен.
В воскресенье был я с Женни,
В понедельник Кет любила,
А во вторник Кунигунда
Чуть меня не задушила.
В среду в за̀мке бал давали
Эти барышни; толпами
К ним сезжалися соседи
В экипажах и верхами.
Но меня вы не позвали —
И сглупили! Все, конечно,
Тетки-кумушки смекнули
И хихикали сердечно.
Мне снился пыл неистовых измен,
И резеда, и локоны, и встречи,
И уст сладчайших горестные речи,
И сумрачных напевов томный плен.
Поблекли сны, развеялись виденья,
И образ твой, любимая, поблек!
Осталось то, что воплотить я мог,
Давно когда-то, в звуки песнопенья.
Осталась песнь! Лети же ей вослед,
Исчезнувшей давно, неуловимой,
Сыщи ее и передай любимой
И призрачной мой призрачный привет.
Отчего так бле́дны розы?
Так печально все вокруг.
И молчит в траве кузнечик,
Отчего мой милый друг?
Отчего напевы птичек
Грустно в воздухе звучат;
И от трав могильный запах
А не прежний аромат? —
Отчего так солнце тускло
И не греет луч его.
Отчего все стало в мире
Так уныло… так мертво́!
Отчего я сам так мрачен?
Отчего друг милый мой —
Отчего, мой друг прекрасный,
Расстаешься ты со мной!
Падает звездочка с неба,
С яркой своей высоты…
Долго ли, звездочка счастья,
В небе мне теплилась ты?
С яблони цвет облетает,
Падает лист за листом;
Буйно их ветер осенний
По полю носит кругом.
Лебедь запел свою песню…
Тихо прудом он плывет.
Песня все глуше и глуше…
С песней и сам он умрет.
Грустно, темно!.. Ни листочка
Нет уж на ветках нагих…
Вот и звезда золотая
Гаснет… и лебедь затих.
Трубят голубые гусары,
Везжают искать жилья.
Что ж! Если покинешь завтра,
Сегодня ты все же моя!
К плечам твоим белоснежным
Склонился я головой
И втайне могу подслушать
Сердечный умысел твой.
Что было! Дым коромыслом!
Шум бранный, горячие дни!
Ведь даже в твоем сердечке
Нашли квартиру они!
Трубят голубые гусары,
Им выступить надо чуть свет...
А я к тебе, дорогая,
Пришел и принес букет.
Дайте мне волшебных песен
Рой фантазий золотых!
Мне и мрачен, мне и тесен
Круг явлений мелочных.
Крики, стоны и проклятья,
Шум и жизни суета
Тяжко страждующие братья,
Холод, ложь и пустота, —
Налегли на душу тучей,
Гонят мысли, давят грудь
Хоть-бы раз, в мечте могучей
Освежиться, отдохнуть!
Я томлюсь, безсильем стражду,
В общей чаше бытия;
Раз хоть, собственную жажду
Утолить желала-б я!..
В часах песочных, вижу я,
Песку осталось мало…
Жена прекрасная моя,
Смерть ждать меня устала —
И хочет вырвать из твойх
Обятий беспощадно,
Из тела душу хочет взять,
Подстерегая жадно.
Смерть гонит душу, а душе
Покинуть жалко тело,
И, как блоха под ситом, вдруг
Бедняжка оробела.
Нет, смерти мне не одолеть,
Хоть корчусь, бьюсь на месте…
Муж и жена, душа и плоть,
Не могут жить век вместе.
Друг, откройся предо мною:
Ты не призрак ли какой,
Как выводит их порою
Мозг поэта огневой!..
Нет, не верю: этих щечек,
Этих глазок милый свет,
Этот ангельский роточек
Не создаст никак поэт.
Василиски и вампиры,
Конь крылат и змей зубаст,—
Вот мечты его кумиры,
Их творить поэт горазд.
Но тебя, твой стан эѳирный,
Сих ланит волшебный цвет,
Этот взор лукаво-смирный
Не создаст никак поэт.
Будь спокойна, нашей страсти
Свету я не выдаю,
Хоть восторженно и часто
Красоту хвалю твою.
Нет! Под лесом роз, глубоко,
От нескромности людской,
Скрыл я пламенную тайну,
Скрыл я тайный пламень свой.
Еслиб даже изменила
Нашей тайне, иногда,
Искра, вырвавшись наружу
Из под роз; что за беда!
Знаю я, что подозрений
Мы не вызовем людских.
Люди в пламень тот не верят,
Он — поэзия для них!
Этот мальчик, бледный с вида,
Больно трогает сердца,
Скорбь и тяжкая обида
Помрачили свет лица.
Ветерок к нему стремится —
Лоб горячий освежить;
Даже гордая девица
Хочет лаской подарить.
Он покинул город душный,
Чтоб в лесу найти приют,
Где листва шумит радушно,
Птицы весело поют.
Но конец приходит хорам,
Шелест радостный исчез,
Лишь унылый с грустным взором
Потихоньку входит в лес.
О, как быстро возникает
Из минутных чувств небрежных
Столько страсти безграничной
И привязанностей нежных.
С каждым днем все больше сердцем
К этой даме я склоняюсь,
И что я в нее влюбился,
Я уже не сомневаюсь.
Высока душой. Однако
Это лишь предположенье.
Но в ее красотах внешних
Я уверен, без сомненья.
Этот нос! Улыбка эта,
Раскрывающая губы!
Эта гордая осанка!
Эти бедра! Эти зубы!