Да, ты, конечно, мой идеал, —
Ведь это же без счета
Божбой и обятьями я скреплял;
Но нынче мешает работа.
Вот завтра после двух часов
Приди, — я вновь, по чести,
Влюбленность доказать готов!
Потом пообедаем вместе.
И если билеты мы найдем,
То буду я
Сводить тебя в потом:
Дают —
Смесь обольщений и химер
Чертовского пошиба;
Музыку создал Мейербер
На текст нелепый Скриба.
Он уж снился мне когда-то,
Этот самый сон любви!..
Воздух, полный аромата…
Поцелуи… соловьи…
Так же месяц всплыл двурогий,
И белеет водопад…
Так же мраморные боги
Сторожат у входа в сад…
Ах! я знаю, как жестоко
Изменяют эти сны!
Как заносит снег глубоко
Поле, полное весны…
Как мы сами сон свой губим,
Забываем и клянем, —
Мы, которые так любим
И блаженством жизнь зовем!..
Дни, года, века ужасной пытки
Шаг за шаг, как серые улитки,
Все ползут — и вдол своей дороги
Далеко вытягивают роги.
Иногда, в пустыне безотрадной,
В темноте могильно непроглядной,
Яркий свет блеснет с волшебной силой,
Точно взгляд моей подруги милой.
Но, — увы! — одно, одно мгновенье —
И ушло блаженное виденье,
Вновь меня оставив для сознанья
Моего великого страданья!..
Вставай, мой паж! Седлай коня!
Садись, гони скорей
К дворцу Дункана короля —
И плети не жалей.
Зайди в конюшню там и жди
Как конюший придет —
Спроси: которую Дункан
Дочь замуж отдает?
«Брюнетку», — скажет, принеси
Скорей мне эту весть…
«Блондинку», — скажет, не спеши:
Еще тут дело есть.
Ступай тогда на рынок ты,
Купи веревку мне —
И шагом, молча, приезжай
Домой на скакуне.
Когда я ранним утром
Мимо окна прохожу,
Я радуюсь, малютка,
Когда на тебя гляжу.
Внимателен и долог
Твой взгляд из-под темных век:
Кто ты и чем ты болен,
Чужой, больной человек?
«Я — немецкий писатель,
Известен в немецкой стране;
Расскажут тебе о лучших —
Услышишь и обо мне.
А чем я болен, малютка,
Болеют в немецком краю;
Расскажут про худшие боли —
Услышишь и про мою».
Снежная изморозь, ветер,
Слякоть — как-быть октябрю…
Сел я от скуки к окошку,
В темень ночную смотрю.
Тусклый вдали огонечек
Видел во мраке сыром:
Это старушка из лавки
Тихо бредет с фонарем.
Верно мучицы купила,
Масла, яичек пяток:
Хочет большой своей дочке
Сдобный испечь пирожок.
Дочка же дома — уселась
В кресло, и дремлется ей…
Милое личико скрыли
Русыя волны кудрей.
В лодке я легкой катался
Быстрой рекой,
В лодке малютка сидела
Рядом со мной.
Струйки ласкали с игривой
Пеной корму,
Темным рулем шевелили,
Жались к нему.
Месяца луч отражался
В мрачной реке,
Теплая ручка лежала
В моей руке.
Тихо, в молчании плыли
Мы по волнам
Более слов говорили
Очи очам…
В волнах тревожному сердцу
Отзыв гудел,
И по реке чолн наш легкий
Быстро летел…
Мне снилось: печально светила луна,
И звезды печально светили;
В тот город, в котором осталась она,
Я мчался за многия мили.
Примчался и каменный дома порог
Так пламенно стал целовать я —
Те камни, что̀ милых касалися ног,
Касались краев ея платья…
Длинна, холодна была ночь; холодны
И камни немые порога…
В окне бледный образ при свете луны
Смотрел и печально, и строго.
Красотой и чистотой
Ты блистаешь неземной,
Быть всю жизнь твоим слугой —
Нет мне радости иной.
Кроток взор лучистый твой,
Словно месяц в час ночной;
Алых щечек пышный зной —
Розы раннею весной.
И жемчужной белизной
Блещет ротик дорогой!
Но алмаз чистейший твой —
Он сокрыт в душе живой.
Я любовию святой
Воспылал с минуты той,
Как увиделся с тобой,
Чудо-дева, ангел мой.
Ночью, с бешеной угрозой,
Кулаки сжимаю я,
Но бессильно на подушку
Падает рука моя.
Дух разбит, разбито тело,
Смерть над жертвою стоит.
И никто из ближних кровных
За меня не отомстит.
Ах, от них и получил я
Мой удар смертельный, он
Был предательски рукою
Этих кровных нанесен.
Им, как некогда Зигфри́да,
Удалось меня убить…
Злоба родственников знает,
Где героя уязвить.
Звезда упала в бездну
С лучистых горних высот!
Звезду любви узнал я, —
Она уж не взойдет.
Вот с яблони цвет спадает,
И крутится листьев рой, —
Их гонят дразнящие вихри
И тешатся этой игрой.
Кружа в заливе, лебедь
Тоскливо песнь поет,
Поет все тише, тише
И тонет в глуби вод.
О, как темно и тихо!
Распалась в прах звезда,
Развеяны ветром листья,
И лебедь умолк навсегда.
Не выносит лотос
Солнечных лучей,
И головкой никнет
Грустною своей.
Ждет в немом раздумьи,
С страстною мечтой,
Как наступит сумрак
Сладостный, ночной.
И влюбленный месяц,
Сквозь немую тьму,
Ласково направить
Бледный луч к нему.
Весь дрожа и млея,
Лотос, той порой,
К месяцу подемлет
Лик прелестный свой.
Раскрывает тихо
Нежные листки,
Плачет и вздыхает,
Полн любви тоски.
Бродил я под тенью деревьев,
Один со своею тоской,
И снова старая греза
Впилась мне в сердце змеей.
Певицы воздушные! Где вы
Подслушали песнь мою?
Заслышу ее и снова
Отраву смертельную пью.
«Гуляла девица и пела
Ту песню раз и не раз;
У ней мы подслушали песню,
Она осталась у нас».
Молчите, лукавые птицы!
Я знаю, хочется вам
Тоску мою похитить…
Да я-то ее не отдам!
Проносится тихо над миром весна:
Цветы и деревья цветут;
По небу, проснувшись от долгого сна,
Пурпурные тучки плывут;
И в ветвях кудрявых средь ночи немой
Роскошно поют соловьи;
И нежится стадо в траве луговой;
И звонко сбегают струи́; —
А мне уж не петь и не видеть земли:
Я в душном гробу погребен, —
И чудится песня мне в звонкой дали,
И странный мне грезится сон…
Отчего, скажи мне, милая,
Розы стали так бледны?
Отчего фиалки синия
Молчаливы и грустны?
Отчего поет так жалобно
Птичка с синей высоты?
Отчего могильным запахом
Веют пестрые цветы?
Отчего сердито, холодно
Смотрит солнце на поля?
Отчего пуста и сумрачна,
Как могила, вся земля?
Отчего, скажи мне, милая,
Сам печален, болен я?
Отчего меня ты кинула,
Ненаглядная моя?
Отчего так бледны розы?
О, скажи мне, отчего?
Отчего в траве фиалки
Не лепечут ничего?
Отчего поют все птички,
Болью сердце шевеля?
Отчего, полна цветами,
Трупом пахнет вся земля?
Отчего роса на солнце
Так печальна и мрачна?
Отчего, скажи, природа
Как могила убрана?
Отчего я сам так болен,
Что конца не вижу дня? —
Для чего, скажи мне, друг мой,
Ты покинула меня?
То счастье, что меня вчера еще лобзало,
Сегодня вдруг, пропало без следа…
Ах, небо верною любовью никогда
На долгий срок меня не наделяло!
В обятия мои уж не одну
Толкала любопытства сила;
Но каждая, взглянувши в глубину
Моей души, сейчас же уходила.
Одни ушли, насмешливо шутя,
Другие — вздрогнув от испуга,
И Китти, только ты, ты, покидая друга,
Рыдала, как дитя.
Опять мне приснилось: с тобою вдвоем
Сидим мы ночною порою
И в верности клятвы друг другу даем,
Под сению липы густою.
И длились у нас до мерцания дня
И клятвы, и смех, и лобзанья....
Ты больно тогда укусила меня,
Чтоб памятно было свиданье.
О милая, с дивной лазурью очей,
С улыбкой лукаво-прекрасной!
Я знаю, что клятвы в порядке вещей:
Кусаться-то было напрасно.
Мы долго и много друг друга любили,
Но в добром согласье и мире мы жили,
И часто мы в «Мужа с Женою» играли,
Но ссоры и драки совсем мы не знали.
И тешились вместе, и вместе смеялись,
И нежно ласкались, и все целовались,
И, в жмурки играя, из детской забавы,
Зашли мы далеко, в леса и дубравы…
И спрятаться так хорошо мы успели,
Что после друг друга найти не сумели.
Большая дорога — земной наш шар,
И странники мы на свете.
Торопимся словно бы на пожар,
Кто пеший, а кто и в карете.
Мы машем платком, повстречавшись в пути,
И мчимся, как от погони;
Мы рады б друг друга прижать к груди,
Но рвутся горячие кони.
Едва лишь тебя на скрещенье дорог
Успел, о принц, полюбить я,
Как снова трубит почтальона рожок —
Обоим трубит отбытье.