Моих страданий колыбель,
Покоя моего гробница,
Прекрасный город — вновь отсель
Мне уходить, с тобой проститься!
Прощай, святая почва та,
Где ходят ножки дорогия;
Прощайте, чудныя места,
Где встретил я ее впервые.
Ночью, над берегом дикого моря,
Юноша грустный стоит,
Полон сомнений, с тоскою на сердце,
Так он волнам говорит:
«О, разрешите мне жизни загадку,
Вечно тревожный и страшный вопрос!..
Сколько голов беспокойных томил он,
Сколько им муки принес!
Порою картины былаго
Встают из забытых могил
И кажут мне, как я когда-то
Вблизи тебя, милая, жил.
По улицам днем я скитался
Затерянный в грезах больных.
Бывало, все встречные смотрят:
Так был я печален и тих.
Порою картины былого
Встают из забытых могил
И кажут мне, как я когда-то
Вблизи тебя, милая, жил.
По улицам днем я скитался,
Затерянный в грезах больных.
Бывало, все встречные смотрят:
Так был я печален и тих.
Тишь и солнце! спят пучины,
Чуть волною шевеля;
Изумрудные морщины
Вкруг бегут от корабля.
В штиль о море не тревожась,
Спит, как мертвый, рулевой.
Весь в дегтю, у мачты сежась,
Мальчик чинит холст худой.
Во всяческих образах я
Всегда близ тебя, дорогая моя;
Но вечно я мучусь — и вечно
Ты это терзаешь меня бесконечно.
Когда на траве цветника
Беспечною ножкою ты мотылька
Раздавишь — не слышишь ты, что ли,
Как в это мгновенье я плачу от боли?
«Вспоминать о нем не надо!»
Не однажды говорила
Мне Эсфирь старуха. Эту
Фразу память сохранила.
Пусть о нем забудут люди,
Как о выходце из ада…
Он достоин был проклятья…
Вспоминать о нем не надо!
Через лес широкий, зеленью одетый,
Всадник без оглядки, бешено несется;
Громко в рог трубит он, громко распевает
И с веселым взором весело смеется.
Он закован в панцирь, крепкий как железо,
Но железа крепче дух его свободный.
То Рича́рд, что в свете прозван Львиным Сердцем,
Рыцарь знаменитый, воин благородный.
Дочь старшего кистера в церковь ввела
Меня через двери портала;
Малютка блондинка и ростом мала,
Косыночка с шейки упала.
Я видел за несколько пфеннигов пар
Лампады, кресты и гробницы
В соборе; но тут меня бросило в жар
При взгляде на щечки девицы.
В те дни, как светило мне счастье,
Я видел повсюду участье,
Друзья окружали толпой
И братски делили со мной
Обеды мои и монеты,
И все остальные предметы.
Я с счастем навеки простился,
Совсем кошелек истощился,
Померкнула радость моя —
Во сне я любезную видел
Унылой и робкой женой,
Нужда и болезнь изсушили
Безвременно стан молодой.
Несла на руках она сына,
Другого за ручку вела;
Бедняжка, убитая горем,
Она через силу брела.
Под тенью лип гуляет молодежь,
У каждого подруга под рукой…
Но отчего же, Боже, отчего ж
Лишь я брожу один с своею тоской?
Волнуюсь я, и грусть моя сильна,
Когда другой с возлюбленной идет…
И у меня подруга есть одна,
Но только далеко она живет.
Под тенью лип гуляет молодежь,
У каждаго подруга под рукой…
Но отчего же, Боже, отчего-ж
Лишь я брожу один с своею тоской?
Волнуюсь я, и грусть моя сильна,
Когда другой с возлюбленной идет…
И у меня подруга есть одна,
Но только далеко она живет.
Не знаю, что сталось со мною,—
Но грусть овладела душой:
Старинная сказка порою
Сжимает мне сердце тоской!
Прохладно… В долине темнеет…
И Рейн безмятежно течет…
На горной вершине алеет
Вечернего солнца заход;
Не радует вешнее солнце
Смущенную душу мою;
У старых развалин, под липой,
Один я печален стою.
Как ярко блестит под горою
Лазоревой гладью река!
Плывет по ней лодка; далеко
Разносится песнь рыбака.
Картины дней давно забытых
Выходят из своих могил
И мне показывают снова,
Как близ тебя я прежде жил.
Тогда я днем, в печальных грезах,
Бродил по переулкам всем,
И люди на меня дивились,
И был я сумрачен и нем.
Останься ты на дне глубоком моря,
Безумный сон,
Ты, часто так ночной порою
Неверным счастием терзавший душу мне,
И даже в светлый день, теперь грозящий
Мне, будто привидение морское,
Останься там на дне, навеки,
И брошу я к тебе на дно
Всю грусть мою и все грехи мои,
И с погремушками колпак дурацкий,
Бог весть, отчего так нежданно
Тоска мне всю душу щемит,
И в памяти так неустанно
Старинная песня звучит?..
Прохладой и сумраком веет;
День выждал вечерней поры;
Рейн катится тихо, и рдеет,
Вся в искрах, вершина горы.
У моря, пустынного моря полночного
Юноша грустный стоит.
В груди тревога, сомненьем полна голова,
И мрачно волнам говорит он:
«О! разрешите мне, волны,
Загадку жизни —
Древнюю, полную муки загадку!
Уж много мудрило над нею голов —
Голов в колпаках с иероглифами,
Забился в угол свой испуганно ханжа;
Тиран, который проклят целою страною,
Смутился в этот миг, от ужаса дрожа,
Пред именем Руссо, произнесенном мною.
Не смешивай с его ученьем, в наши дни
Безумств мечтателей, бушующих в тревоге;
Свободою Руссо не называй стряпни,
Которой потчуют все наши демагоги.
Останься в морской глубине ты,
Безумная греза,
Ты, некогда много ночей
Мне сердце лживым счастьем терзавшая,
А ныне, призраком в лоне морском,
Мне и средь белого дня угрожающая!
Останься ты в бездне на вечные веки!
И я заодно к тебе сброшу
Все мои скорби и все прегрешения,
И шапку безумства, звеневшую
С толпой безумною не стану
Я пляску дикую плясать
И золоченому болвану,
Поддавшись гнусному обману,
Не стану ладан воскурять.
Я не поверю рукожатьям
Мне яму роющих друзей;
Я не отдам себя обятьям
Надменных наглостью своей
Прелестниц… Шумной вереницей
У моря, пустыннаго моря полночнаго
Юноша грустный стоит.
В груди тревога, сомненьем полна голова,
И мрачно волнам говорит он:
«О! разрешите мне, волны,
Загадку жизни —
Древнюю, полную муки загадку!
Уж много мудрило над нею голов —
Голов в колпаках с иероглифами,
Раненый, больной, страдая
Летом в лучшую погоду,
Человека избегая,
В лес несу свою невзгоду.
Птички близ меня в долинах
Сострадательно смолкають,
Липы в сумрачных вершинах
Мне сочувственно вздыхают.
Над прибережьем ночь сереет,
Звезды маленькие тлеют,
Голосов протяжных звуки
Над водой встают и реют.
Там играет старый ветер,
Ветер северный, с волнами,
Раздувает тоны моря,
Как органными мехами.