Самоубийц хоронят
Меж четырех дорог;
Растет цветок там синий,
Проклятых душ цветок.
Я плакал мертвой ночью
Меж четырех дорог;
В лучах луны кивал мне
Проклятых душ цветок.
Самоубийц хоронят
В скрещенье двух дорог;
Цветок растет там синий,
Тоски предсмертной цветок.
В скрещенье дорог стоял я,
Безмолвен и одинок.
В сиянье лунном качался
Тоски предсмертной цветок.
О милая девочка! быстро
Челнок твой направь ты ко мне;
Сядь рядом со мною, и тихо
Беседовать будем во тьме.
И к сердцу страдальца ты крепче
Головку младую прижми —
Ведь морю себя ты вверяешь
И в бурю и в ясные дни.
А сердце мое то же море —
Бушует оно и кипит.
И много сокровищ бесценных
На дне своем ясном хранит.
Прекрасная рыбачка,
Причаль свою ладью,
Приди и сядь со мною,
Дай руку мне свою.
Не бойся и головкой
Склонись на сердце мне.
Ты ж на́ море беспечно
Вверяешься волне.
Что море — мое сердце,
То тихо, то кипит,
И светлых в нем немало
Жемчужинок лежит.
Руки чмокать, шаркать ловко,
Гнуть колена со сноровкой —
Гаерства ничтожный бред;
Верь, дитя, здесь сердца нет.
Руками сильными на двери царства духов
Железные запоры я сломал,
Там книга есть любви; я семь печатей
Таинственных с нее сорвал.
И то, что я узрел в ее словах бессмертных,
То в этой песне, друг, душа твоя найдет.
Смерть унесет меня, мое исчезнет имя —
Но эта песнь моя во веки не умрет.
Роща вся в цветы и зелень,
Как невеста, убрана,
И смеется солнце с неба:
«Здравствуй, юная весна!»
Соловей, и ты запел уж
Песни нежные свои,
Песни полные рыданий,
Песни звонкие любви!
Розы щечек, чудных глазок
Голубые васильки,
Белоснежные лилеи
Нежной, маленькой руки —
О, они цветут так пышно с каждым днем,
Сердце ж… сердце спит, как прежде, мертвым сном.
Речная лилея, головку
Поднявши на небо, глядит;
А месяц влюбленный лучами
Уныло ее серебрит…
И вот она снова поникла
Стыдливо, к лазурным водам;
Но месяц — все бледный и томный
Как призрак, — сияет и там…
Рекомендую, друг, тебе я книгу эту;
Читай ее, дивясь поэту,
Но ежели ее успеешь ты понять,
То и тебя черт может взять.
Редко понят я был вами,
Понимал вас редко я;
Лишь при встрече в грязной луже
Вдруг вы поняли меня.
Ребенок с ротиком пурпурным,
Со взором, полным красоты,
Мой милый, ласковый ребенок,
Как от меня далеко ты.
А нынче долог зимний вечер!
Лечу к тебе мечтой своей,
Сижу с тобой, с тобой болтаю
В уютной комнатке твоей!
И к белым ручкам припадают
Уста влюбленные мои,
И оросить спешу слезами
Я ручки белые твои!
Не враны питали Илью,
А вранами сам он питался —
Так истинный свет я пролью
На факт, что нам чудом казался.
Взамен голубей молодых
Воро́н кушал старец в пустыне,
Так точно, как с верою их
Мы кушали сами в Берлине.
От уста твоих—прощай—я оторвался,
Из нежных рук я вырвался твоих.
Охотно б я денек еще остался,
Но почтальйонь ведет ужь кляч своих.
Вот жизнь, дитя!… Встречаться и прощаться,
Прощался,—грустить и горевать…
Как?.. и с тобой мне надобно разстаться?
И ты меня не можешь удержать.
Рано утром я гадаю:
Будешь ты иль нет?
Грустно голову склоняю
Вечером в ответ.
Ночью, слабый, изнуренный,
Я не сплю с тоской,
И в дремоте, полусонный,
Грежу день-деньской.
Разлучен я с милой был,
С той поры и смех забыл;
И меня плохой остряк
Насмешить не мог никак.
Лишь ее я потерял —
И слезам отставку дал;
В сердце горе, в сердце мрак, —
Не заплакать мне никак.
Разлуку я выносил с трудом,
Теперь живу от тебя через дом;
Вот то-то будет благодать —
Твоим соседом близким стать!
Раз в лесу, при лунном свете,
Видел я, как эльфы мчались;
Колокольчики с рожками
Всюду звонко раздавались.
Кони белые сквозь воздух,
Словно лебеди, летели
И оленьими рогами,
Золочеными, блестели.
И с улыбкой королева
Мне кивнула головою…
Что же будет? Вновь влюблюсь я
Или смерть придет за мною?
Радость — резвая гризетка —
Посидит на месте редко…
Раз-другой поцеловала —
И, гляди, уж убежала!
А старуха Горе дружно
Приласкает, приголубит:
Торопиться ей не нужно —
Посидеть с работой любит.
Пышно липа цвела; заливался в кустах соловей;
Солнце смехом приветным смеялось;
Ты, целуя меня, обнимала рукою своей,
Полной грудью ко мне прижималась.
Но опали листы, глухо ворон в лесу прокричал,
Солнце мертвенным взором смотрело,
И друг другу «прости» без волнения каждый сказал,
И превежливо мне ты присела.
Путь мой мгла ночная метит,
Сумрак стелется вокруг
С той поры, как мне не светит
Свет очей твоих, мой друг.
Золотые, закатились
Звезды прелести живой,
Бездны темные раскрылись, —
Ночь, прими меня, я твой!
Пусть себе метель кружится,
Град стучит и буря злится,
Снегом пусть окно заносит —
Сердце ничего не просит;
В нем теперь заключены
Милой лик и блеск весны.
Пусть роза пахнет, — разве ощущает
Она свой аромат? И соловей —
Сам чувствует ли он, что́ в нас рождает
Звучаньем песни сладостной своей?
Не знаю я. Но часто правда злая
Мешает нам! Пусть розу с соловьем
Обманывают чувства, — ложь такая
Нам кажется уместной кое в чем.
Пусть на землю снег валится,
Вьюга бешеная злится
И стучится у окна!
Сердца бури не пугают:
В нем живут и расцветают
Образ милой и весна!
Пусть на землю снег валится,
Вьюга бешенная злится
И стучится у окна!
Сердца бури не пугают:
В нем живут и расцветают
Образ милой и весна.
Пусть на землю снег валится,
Вихрь крутит и буря злится,
Пусть стучит ко мне в окно…
Нужды нет… мне все равно:
Образ милой надо мною
Веет тихою весною…
Пусть буря за окном рыдает,
И дождь несет, и снег вздымает,
И с воплем ставнями стучит, —
Она меня не устрашит:
В душе всегда ношу весну я, —
Твой образ там царит ликуя.
Пусты улицы все, ночь тиха и светла.
В зтом доме моя дорогая жила.
Уж давно ею город покинут, но дом,
Как и прежде, стоит все на месте одном.
И стоит перед ним человек; и вперил
Взоры он в вышину: руки он заломил,
Полон страшной тоски… И, о ужас! кого
При луне я увидел? Себя самого!
Бледный призрак, двойник мой печальный! Зачем
Подражать ты пришел злым мучениям тем,
Что̀ так много ночей грудь терзали мою
На тех самых местах, где теперь я стою?..
Как пеликан, тебя питал
Я кровью собственной охотно,
Ты ж в благодарность поднесла
Полынь и желчь мне беззаботно.
И вовсе не желая зла:
Минутной прихоти послушна,
К несчастью, ты была всегда
Беспамятна и равнодушна.
Прощай! Не замечаешь ты,
Что плачу я, что в сердце злоба…
Ах, дурочка! Дай бог тебе
Жить ветрено, шутя, до гроба.
Протянулось надо мною
Небо, точно старец хилый —
Красноглазый, с бородою
Поседелых туч, унылый.
Только он на землю глянет —
Цвет весенний отцветает,
Даже песня в сердце вянет,
Даже радость умирает.
Прорывается звуками песни
Все, что мыслю и чувствую я.
Ах, Амур, бог-малютка, я знаю,
Это все ведь работа твоя!
Да, в театре души моей нынче
Ты великим маэстро живешь;
Что почувствую я, что помыслю,
Ты на музыку тотчас кладешь.
Проносится тихо над миром весна:
Цветы и деревья цветут;
По небу, проснувшись от долгого сна,
Пурпурные тучки плывут;
И в ветвях кудрявых средь ночи немой
Роскошно поют соловьи;
И нежится стадо в траве луговой;
И звонко сбегают струи́; —
А мне уж не петь и не видеть земли:
Я в душном гробу погребен, —
И чудится песня мне в звонкой дали,
И странный мне грезится сон…
Притворными любовными речами
Тебя увлечь сумев искусно, я
Опутался своими же сетями,
Серьезной стала шуточка моя.
И ежели — мне должная награда! —
Меня, шутя, прогонишь ты — боюсь,
Что явятся за мною силы ада,
И я тогда серьезно застрелюсь.
Приснилась сегодня мне царская дочь:
На бледных щеках ее слезы горели;
Мы с нею обнявшись под липой сидели, —
А нам улыбалася майская ночь…
И я говорил ей: не надо мне трона,
Я скиптра отца твоего не хочу:
Мне будет тяжка золотая корона, —
Лишь ты для меня!.. я с тобой улечу!..
О, нет, не надейся, мой рыцарь любимый!
Не жить нам с тобой, — я давно умерла
И в по́лночь к тебе лишь тропою незримой
Из гроба воздушною тенью пришла…
При первой же встрече по голосу, взглядам,
Что я тебе нравлюсь, я понял как раз;
И если бы матери не было рядом,
Поцеловались бы мы тотчас.
И завтра уеду я вновь спозаранку
И вдаль помчусь во весь опор.
И только в окошко увидя белянку,
Пошлю ей приветный, прощальный взор.