Все затихло кругом, но мечтой овладев,
Сквозь болезненно чуткую дрему
Повторялся в душе отзвучавший напев,
Навевая печали истому.
И томилась душа, тосковала она,
И рвалась на свободу, как птица,
Как затворник, когда сквозь решетку окна
Засияет во мраке денница.
И невольно все то, что казалось мертво,
Что в душе замирало, хладея —
Встрепенулось, как будто коснулись его
Всемогущим жезлом чародея.
Вдохновенная песнь пронеслась надо мной.
Столько было в ней мощи и страсти,
И страданий земных и любви неземной,
Торжествующей силы и власти,
Так казалась мне жизнь хороша и полна,
Так сливалось с восторгом страданье —
Что невольно в душе пробуждала она
Неотступное смерти желанье.
Стелются волны от дыма кадильнаго,
Сердца, любовью святою обильнаго—
Стихло биение… Вечный покой!
Звукам внимая напева печальнаго,
Люди сошлись у одра погребальнаго
Тесною дружной толпой.
С бледнаго лика, отныне безмолвнаго,
Невыразимым спокойствием полнаго—
Многие взоров не сводят с тоской
Вечный покой!
Помыслы чистые, к благу стремления,
Творчества тайна, огонь вдохновения—
Все притаилось за бледным челом.
Там зарождались—теперь отзвучавшия
Песни простыя, нам в душу запавшия,
Песнь о грядущем и песнь о былом.
Бледным сияньем свечей озаренныя,
Чуждыя горю с земною тоской.
Стелются волны от дыма кадильнаго,
Веет безмолвьем покоя могильнаго,
Вечная память! Вечный покой!
Когда посеяно зерно
Добра, и правды, и свободы —
Придет пора: и даст оно
Благие всходы.
Когда от дольней суеты
Стремится дух в обитель света —
Влечет к святыне красоты
Мечту поэта.
Когда сильней порывы бурь,
Когда кругом бушует вьюга —
Нам грезятся: небес лазурь
И зелень луга.
Когда упасть готовы мы,
Как срезанный на ниве колос —
Нам часто слышится из тьмы
Призывный голос.
И вновь — герои, не рабы —
Мы поднимаемся из праха,
Для жизни новой, для борьбы,
Не зная страха.
Пусть говорят: пророков нет
И к пониманью сердце глухо —
Над миром злобы и сует
Есть царство духа!
Есть царство света и добра;
Над ложью призрачной и бледной
Оно блеснет — придет пора —
Зарей победной!
Пасть борцом на поле битвы —
Лишь избранникам дано,
Им — народные молитвы,
Им бессмертье суждено.
Пасть геройски под ударом,
Пасть с оружием в руках,
Знать, что отдал жизнь недаром.
И не знать, что значит страх.
Отдаваться всей душою
Упоению борьбы,
Не склоняясь пред судьбою,
Как трусливые рабы.
Всех примером увлекая,
Жить и биться до конца —
Как завидна смерть такая,
Смерть героя и борца!
Но бывает смерть иная:
Это — жизнь среди болот,
Это — тина роковая
И покой стоячих вод.
Где пигмеи так велики,
Где сплотилась их семья,
Где, увы! лягушек крики
Заглушают соловья…
Где вокруг царит всецело
Непробудный, тяжкий сон,
Где живет одно лишь тело,
Дух же — смерти обречен.
Свежо, вечереет… Зарею огнистой
Подернулся запад, с зеленых лугов
На миг потянуло прохладой душистой
И слышится звонкая песня косцов.
С балкона усадьбы старинной, белея,
Виднеется кленов сребристых аллея;
И вот замелькали вдали огоньки,
В водах отражаясь широкой реки.
О, миг упоенья, восторга и муки!
Сжимая ее трепетавшие руки,
В потоке бессвязных, восторженных слов
Излил он пред нею: надежды, любовь,
Всей жизни великие чудные цели…
А в роще неслись соловьиные трели,
Ложилася гуще вечерняя тень
И тихо склонялась над ними сирень.
Весна миновала, увяли сирени,
Сгустилися в сердце вечерние тени,
И прежде, чем с кленов опали листы —
Навек отлетели о счастьи мечты…
1886 г.
В тишине темно-синей —
Бледный месяца рог,
И серебряный иней —
У окраин дорог.
Снеговая поляна,
Глубь ветвистых аллей —
В легкой ризе тумана
С каждым мигом — светлей.
С каждым мигом — властнее
В сердце жажда чудес,
И манит все сильнее
Очарованный лес.
Блещет искрами льдинок
Стройных елей наряд;
Много дивных тропинок
В путь — дорогу манят.
Но сомненье обемлет
Душу мраком своим,
Сердце вещее внемлет
Голосам неземным.
Ты, неведомый странник,
Ты пришелец, вернись!
Мира жалкого данник,
Что тебе эта высь?
Этот край заповедный?
Эта дивная тишь?
Тщетно, робкий и бледный,
На распутье стоишь!
Тщетно жаждешь ты чуда,
Откровения ждешь!
Ты дороги отсюда
Никогда не найдешь!
Темные своды пещеры,
Темно-лазурный родник!
Символ спасительный веры —
Кроткий Владычицы лик.
Мрачным иду переходом,
Давит суровый гранит,
Душно под каменным сводом,
Ужас меня леденит.
К свету и солнцу — скорее!
К тверди небес голубой!
Там, в глубине галереи,
Слышу шаги за собой…
Грезы ли смутной виденье
Взоры смущает и слух,
Мстит ли за это вторженье
Горный разгневанный дух?
Нет, из волшебной пещеры
Дух непокорный исчез,
Людям лишь запахом серы
Мстит изгоняемый бес.
Разве бесенок порою,
Тайно забравшийся в грот —
Тешась лукавой игрою,
Камнем в прохожих швырнет.
Духи подверглись изгнанью;
Нынче, впуская «господ»,
Сторож посильною данью
Их облагает за вход.
Любовь — мечта и мы ее не знаем,
Она — мираж, видение, туман;
То, что мы все любовью называем —
Лишь тень любви, один самообман.
Любовью мы считаем увлеченье,
Каприз ума, фантазии игру;
Но час придет, а с ним и убежденье,
Что золотом мы звали мишуру.
Но есть любовь. В созданиях поэта
Она горит немеркнущей звездой,
С любовью льет и солнце волны света,
Что целый мир животворят собой.
С любовью льет цветок благоуханье,
Как фимиам, к стемневшим небесам;
И шум лесов, и светлых вод журчанье,
Стремящихся к прибрежным тростникам,
И птички песнь с зарею золотистой —
В природе все любовию полно, —
Но той любви, возвышенной и чистой,
Здесь на земле узнать нам не дано.
Все отцветет и все кругом увянет,
Глухая ночь идет на смену дню,
Но пусть меня грядущее обманет —
Былому я вовек не изменю.
Оно ушло — быть может слишком скоро,
Ушло как все, чем жизнь была красна,
Но все же я не шлю ему укора,
В моей душе царит печаль одна.
Там иногда, благоуханным летом,
Во мгле ночей мы видим темный лес,
Как серебром, залитый лунным светом,
Струящимся с безоблачных небес.
И блещет он, в серебряном уборе
Красуяся, но вот проходит миг —
И лунный свет, дробясь в далеком море,
К волнам его ласкаяся приник.
Игрой лучей небрежно прихотливой
Прибрежных волн теперь коснулся он,
А темный лес по-прежнему тоскливо
Стоит, во мглу и сумрак погружен.
Змеится лентою дорога;
Направо — моря синева,
Налево яркая листва
Вдоль каменистого отрога
Повисла цепкою лозой,
И камни к камням, словно братья,
Простерли дружески обятья.
И тут же светлою слезой
Из-под скалы вода сочится
И струйкою звенящей мчится.
Там кипарисы вознеслись
Челом в сияющую высь,
И лавр зелено-золотистый,
Каштан цветущий и ветвистый —
Лишь оттеняют их красу.
Береговую полосу
Они хранят, как стражи моря —
Вечно-зеленый мавзолей,
Внимая дивной песне горя,
Когда прибой бушует злей,
Внимая радостным напевам,
Когда под солнечным пригревом
Играют волны, и светло
Сверкают пеною жемчужной,
И все кругом в природе южной —
Все, кроме камня — расцвело.
Любовь—мечта и мы ея не знаем,
Она—мираж, видение, туман;
То, что мы все любовью называем—
Лишь тень любви, один самообман.
Любовью мы считаем увлеченье,
Каприз ума, фантазии игру;
Но час придет, а с ним и убежденье,
Что золотом мы звали мишуру.
Но есть любовь. В созданиях поэта
Она горит немеркнущей звездой,
С любовью льет и солнце волны света,
Что целый мир животворят собой.
С любовью льет цветок благоуханье,
Как фимиам, к стемневшим небесам;
И шум лесов, и светлых вод журчанье,
Стремящихся к прибрежным тростникам,
И птички песнь с зарею золотистой—
В природе все любовию полно,—
Но той любви, возвышенной и чистой,
Здесь на земле узнать нам не дано.
Вверх тропинками тенистыми
В гору медленно идем;
Пахнет соснами смолистыми,
Освеженными дождем.
Капли искрятся прозрачные,
И акации стоят
Все в цвету, как новобрачные,
Разливая аромат.
Величавые, спокойные,
Потянулись с двух сторон
Кипарисы дивно стройные,
Вознесясь, как ряд колонн.
Вся расцвечена узорами
Яркой зелени канва;
Ниже — моря синева
Развернулась перед взорами.
Из воды у берегов
Выступают кручи смелые —
Одалара скалы белые,
Словно группа жемчугов.
Ропот моря обольстительный —
Грозно плещущий прибой,
Купол неба голубой,
Отблеск солнца ослепительный,
Вашу светлую красу,
Как мечту благоуханную,
Я с собой в страну туманную
В сердце свято унесу.
Когда в ночи глухой и душной
Гром отдаленный рокотал,
И в страхе путник малодушный
Перед бедою трепетал;
Когда, казалось, без возврата
Угас в былом свободы свет,—
В защиту страждушего брата
Ты вышел, юноша поэт.
Ты пел ему во мгле темницы,
Его страданьем ты страдал,
Но первого луча денницы
Твой скорбный взор не увидал.
Ты не видал реки разлива,
Прорвавшихся весенних вод,
Когда, свободна и бурлива,
Волна ломает зимний лед.
Не слышал ты, как буря с плеском
Неслась чрез горы и леса,
И новых зорь багряным блеском
Вдруг запылали небеса!
Пусть тучи снова набежали,—
Для тьмы ночной возврата нет,
Разбиты старые скрижали,
Да сгинет тьма! Да будет свет!
Двойною жизнью я живу,
Одна из них — печаль и радость,
Разгар борьбы, победы сладость
И грезы счастья наяву.
Другая — сон, покой забвенья,
Невозмутимый мирный сон, —
Увы, чем дольше длится он,
Тем тяжелее пробужденье.
Порывы смелые и пыл —
Он все оковывает дремой,
И воли нет и нету сил
Бороться с тяжкою истомой.
Так витязь спит на дне морском,
Над ним шумят, смыкаясь, волны,
Но иногда, тревоги полный,
Он смутно грезит о былом.
Он рвется в бой, он слышит ясно
Полузабытые слова…
Но миг прошел, — и безучастно
Опять поникла голова.
В душе смолкает вещий голос,
Нет воли двинуться вперед,
И все, что смутно в нем боролось —
Навеки может быть заснет.
Душой тревожною, как море,
Стремился он к волненью бурь;
Ему наскучили лазурь
И дня безоблачного зори.
Его сильней к себе влекли
Порывы бурь, седые шквалы,
И грозным призраком вдали
Черневшие в тумане скалы.
И чем бывал сильнее гром,
Чем ярче — молнии зигзаги —
Тем больше силы и отваги
Он в сердце чувствовал своем.
Но дни текли и в ежечасной
Борьбе он духом изнемог,
И в гавань утлый свой челнок
Ввести старается напрасно.
Волна шумит, волна ревет,
Сверкая пеною седою,
И неминучею бедою
Ему грозит водоворот.
Напрасно ждет себе спасенья
Волной кидаемый пловец:
Не для него успокоенье,
Он жаждал вечных бурь волненья
И в буре встретит он конец.
Ярче — зелень, дни — короче,
Лист виднеется сухой,
И во тьме безлунной ночи —
Близость осени глухой.
На заре в тумане влажном
Блещет моря полоса
И шумят о чем-то важном
И таинственном леса.
Не похож на вешний лепет
Однозвучный этот шум,
В нем — суровой силы трепет,
Отголоски зрелых дум.
Лето близится к исходу
И среди ненастной мглы
Грудью встретят непогоду
Величавые стволы.
Пусть развеет ураганом
Густолиственный убор —
Под грозою и туманом
Устоит дремучий бор.
И о том, прощаясь летом,
Тихо шепчется листва,
Но ловлю я в шуме этом
Сожаления слова.
И в душе, перед разлукой
С ярким светом и теплом,
Ощущаю с тайной мукой
Сожаленье о былом.
С благоговением, как бы под сводом храма,
Безмолвно мы прошли покоев длинный ряд;
Порою кое-где поблескивала рама,
Созданья гения приковывали взгляд.
Но как паломники, спешащие к святыне,
Шли дальше мы туда, к единственной картине.
И ты предстала нам грядущей в облаках —
С Христом, Божественным Младенцем на руках,
У ног маститый Сикст и юная Варвара,
А ниже — ангелов задумчивых чета
С очами полными молитвенного жара,
Казалось мне, что их невинные уста
Поют хвалу Тебе, Святая Красота,
Чей образ девственный, божественно прекрасный
И в кротости своей невыразимо ясный,
Меж небом и землей — единое звено
И связь их лишь Тебе восстановить дано.
Из осенних мелодий.
(Мотив Теннисона).
Сегодня, после дней холодных и ненастных,
Победно разогнав гряду тяжелых туч,
Приветом летних дней, безоблачных и ясных.
Опять среди небес сияет солнца луч.
Листва ласкает взор богатою окраской,
И позабыв туман и стужу и дожди,
Что кажутся теперь несбыточною сказкой —
Невольно ждешь тепла и света впереди.
Сегодня, после дней печальных ожиданья,
Тревоги за тебя и ежечасных мук,
Читаю я слова заветнаго посланья
И отдыхаю вновь душою, милый друг.
Теперь недавний страх мне кажется ничтожным.
В душе, как в небесах, становится ясней,
И снова счастие является возможным
И верю я опять возврату светлых дней.
Минуты светлые — подобны сновиденью;
Едва наставшие — они уж пронеслись
Волшебной грезою, неуловимой тенью,
И власти нет такой, что бы сказать мгновенью:
Остановись!
Когда исполненным заветное желанье
Свое увидеть нам порою суждено —
Невольно даже тут рождается сознанье,
Что счастия уж нет, и лишь в воспоминанье
Живет оно.
Порой слова любви еще не отзвучали,
А сожаление идет навстречу им,
И радости любви сменяет тень печали,
При мысли, что они наполовину стали
Пережитым.
И все же, как дитя — конца любимой сказки,
Мы жадно счастия отравленного ждем,
И, бессознательно спешащие к развязке,
Воспоминанием о мимолетной ласке
Живем.
Не плачь, мой друг, о счастьи отлетевшем,
Его, увы, слезами не вернуть!
Оно огням подобно догоревшим,
Тебя на миг, на кроткий миг согревшим —
Прости… забудь…
Забудь о том, как счастие нежданно
Тебя своим коснулося лучом,
И вместо мглы, холодной и туманной,
Повеяло весной благоуханной,
Пахнуло вновь и светом и теплом.
Забудь о том, как жизнь тебе предстала
В красе цветов и звуков и лучей,
Во всей красе былого идеала, —
И сердце вновь собой очаровала
Гармония и взоров и речей.
Забудь, каким страданьем и тоскою
Полна теперь измученная грудь,
Какой пришлось платить тебе ценою
За счастья миг, у жизни взятой с бою!
Забудь, забудь!