Лучезарен губительной молнии блеск,
В час, когда разразится на небе гроза,
Когда слышен морской оглушительный плеск
И вулкана горят огневые глаза,
И, Зимы потрясая незыблемый трон,
На рожке заиграет Тифон.
Вспышка молнии в туче одной задрожит, —
Озаряются сотни морских островов;
Сотрясется земля, — город в прахе лежит,
То был веселый день, спокойный, ясный,
Конец Июня — в солнечных лучах;
На севере, в глуби небес бесстрастной,
Свет серебрился в белых облаках;
От горизонта тянется их млечность,
А там, за ними, — точно бесконечность.
Под солнцем радость жизни глубока,
Ликуют травы, камыши и нивы,
Блистает полноводная река,
«Ты слышал, Азиола не кричала?
Мне кажется, она вот в этой стороне», —
Сказала Мэри мне,
Когда сидели мы безмолвно и устало
В беззвездных сумерках, не зажигая свеч,
И я, боящийся докучных лишних встреч,
Спросил: «Кто Азиола эта?»
Как я возликовал, узнав из слов ответа,
Что нет и тени в ней людского существа;
Испуг мой Мэри увидала
То был веселый день, спокойный, ясный,
Конец Июня—в солнечных лучах;
На севере, в глуби небес безстрастной,
Свет серебрился в белых облаках;
От горизонта тянется их млечность,
А там, за ними—точно безконечность.
Под солнцем радость жизни глубока,
Ликуют травы, камыши, и нивы,
Потухло солнце, ласточки уснули,
Летучей мыши виден быстрый взмах,
Деревья в полумраке потонули,
Вздыхает вечер в дремлющих кустах,
И зыбь реки, волнуяся красиво,
Расходится и грезит молчаливо.
И нет росы, трава суха кругом,
Туманов нет среди ветвей сплетенных;
Колеблемы чуть слышным ветерком,
Средь запустенья города немого,
Что колыбелью был, а ныне склеп,
Людей угасших сказанное слово,
Обломок от крушения судеб, —
Восстала Башня Голода, виденьем.
Под ней тюрьма, чудовищный вертеп,
Там мука сочеталась с преступленьем,
Кто там живет, кошмары их полны
Умолкли музыки божественные звуки,
Пленив меня на миг своим небесным сном.
Вослед моей мечте я простираю руки, —
Пусть льется песня вновь серебряным дождем:
Как выжженная степь ждет ливня и прохлады,
Я страстно звуков жду, исполненных отрады!
О, гений музыки! Растет тоски волна!
Пошли созвучий мне живое сочетанье:
Я светлый кубок твой не осушил до дна,
К Джэн
Как луны безмятежной
Яркий свет побеждает безжизненных звезд трепетанье,
Все сильней, и сильнее горит,
Так твой голос поющий, твой голос чарующе-нежный
Этим струнам бездушным дал жизнь, — и твое в них дыханье
Так светло говорит.
Звезды ласково блещут,
Нынче дремлет за гранью далекой луна золотая,
Мы точно облака вокруг луны полночной.
О, как они спешат, горят, дрожат всегда,
Пронзают темноту! — но гаснет свет непрочный,
Их поглотила ночь, и нет от них следа.
Как позабытые мы арфы: лад их струнный
Расстроен и дает изменчивый ответ.
На ровный вздох ветров, при той же ласке лунной,
Вторичных трепетов, таких, как первых, нет.
К Джен
Как луны безмятежной
Яркий свет побеждает безжизненных звезд трепетанье,
Все сильней и сильнее горит,
Так твой голос поющий, твой голос чарующе-нежный
Этим струнам бездушным дал жизнь, — и твое в них дыханье
Так светло говорит.
Звезды ласково блещут,
Нынче дремлет за гранью далекой луна золотая,
Быстрей, чем светлый праздник мая,
Быстрей, чем радость молодая,
Быстрей, чем ночь, от ласк немая,
Ты промелькнула тенью сна:
Как сад без листьев, обнаженный,
Как мрак ночной с тоской бессонной,
Как ум, печалью пораженный,
Моя душа одна, одна.
Пусть Лето ласточкой вернется,
Хамелеону — свет с простором;
Поэту — слава и любовь:
Когда б поэт тревожным взором
Их видел всюду вновь и вновь,
С такой же легкостью встречая,
Как видит свет хамелеон,
Тогда б он не был, угасая,
Так поминутно изменен.
Поэт среди толпы холодной
Пьет воздух, свет хамелеон;
Славу и любовь — поэт.
Если б находил их он
В сем обширном мире бед,
Не была ли б всякий час
Краска у него не та, —
Как хамелеон цвета
Сменит, свету напоказ,
В сутки двадцать раз?
Они умрут - и мертвым нет возврата.
К могиле их открытой Скорбь идет,
Седая, слабым голосом зовет
То друга, то любовника, то брата;
Напрасен плач, напрасен стон,
Они ушли — и нет для них возврата,
От них остался только ряд имен.
Как тяжела родных сердец утрата!
Кого ни власть, ни тяжесть долгих дней,
Ни суеверье, ни обычай властный
Не ослепили силою своей,
И кто скорбел, что человек несчастный
Своим же малодушьем пригнетен,
Тот вечно ждал его освобожденья,
Он в темный век увидел яркий сон,
Ко мне направил светлое хотенье,
Зовет, чтоб я восстал, как вестник пробужденья.
(Мисс Стэси)
Ты нежна, и кто нежней
Между Нимф земли и моря;
В легкой стройности своей
Ты как дух в земном уборе;
Все в тебе живет, горит,
Рдеет, млеет, говорит.
Взор — двузвездная Планета,
Взглянешь — в мудром нет ума;
Строки
Повстречались не так, как прощались,
То, что в нас, непостижно другим,
Мы свободно с тобой расставались,
Но сомнением дух наш томим.
Вот, мы скованы мигом одним.
Этот миг отошел безвозвратно,
Как напев, что весной промелькнул,
Как цветок, что расцвел ароматно,
Идя медлительной стопой,
Собрались месяцы толпой
И плачут: «Умер старый год,
Увы, он, холоден, как лед, —
Лежит в гробу декабрьской тьмы,
Одетый саваном зимы;
Ему в полночный час метель
Постлала снежную постель».
Мгновений светлых хоровод
Слишком часто заветное слово людьми осквернялось,
Я его не хочу повторять,
Слишком часто заветное чувство презреньем встречалось,
Ты его не должна презирать.
И слова состраданья, что с уст твоих нежных сорвались,
Никому я отдать не хочу,
И за счастье надежд, что с отчаяньем горьким смешались,
Я всей жизнью своей заплачу.
Нет того в моем сердце, что́ в мире любовью зовется,
Ты нежна, и кто нежней
Между Нимф земли и моря;
В легкой стройности своей
Ты как дух в земном уборе;
Все в тебе живет, горит,
Рдеет, млеет, говорит.
Взор — двузвездная Планета,
Взглянешь — в мудром нет ума;
В нем — с огнем и с лаской света
Повстречались не так, как прощались,
То, что в нас, непостижно другим,
Мы свободно с тобой расставались,
Но сомнением дух наш томим.
Вот, мы скованы мигом одним.
Этот миг отошел безвозвратно,
Как напев, что весной промелькнул,
Как цветок, что расцвел ароматно,
И как луч, что на влаге сверкнул
Похоронная песнь
Лик солнца бледнеет, и ветер свежеет,
Листы облетают, цветы доцветают,
И год
Лежит в облетевших листах, помертвевших,
Как лед.
Идите, месяцы, вздыхая,
Толпой от Ноября до Мая,
Печальный траур надевая;
Несите гроб, в котором ждет
Роскошной неги, Снов лучистых
Раскрыты светлые врата,
Здесь в переливах золотистых
Сойдутся Мощь и Красота.
Они приникнут к изголовью.
Зажгите, звезды, все огни,
И ты, о, Ночь, своей любовью
Слиянье страсти осени.
Еще природа не вверяла
Пред троном Вечного Судьи
Склонялся Ангел златокрылый:
Как бы в безумном забытьи
Со странною глядел он силой;
И кровью Дьявольскою он
Был в тесной схватке обагрен.
Отец и Сын теперь узнали,
Что в мире битва началась.
Настал великий день и час,
Пред троном Вечнаго Судьи
Склонялся Ангел златокрылый:
Как бы в безумном забытьи
Со странною глядел он силой;
И кровью Дьявольскою он
Был в тесной схватке обагрен.
Отец и Сын теперь узнали,
Что в мире битва началась.
Настал великий день и час,