Отрывок
«Кто ты, Надменный, что грязнить дерзаешь
Лишь гениям цветущие цветы,
Покуда ты как месяц убываешь?
Не тронь священно-легкие листы,
Что для немногих, дом чей — область славы,
Растут в Раю: из безымянных ты». —
«О, я ношу их только для забавы,
Фальшива этих листьев красота,
В росе цветов — дыхание отравы,
Я плачу, скорбь моя необычайна,
И я успокоенья не ищу;
Коли нашел, нашел его случайно.
Я плачу, изумляюсь и ропщу,
Дивясь, что тот, кто властвует толпою,
Кто вождь ее влечений и судеб,
Не свет, не солнце над самим собою,
Но темен, холоден и слеп.
Тяжела голова у меня, и все тело устало,
И не жизнь меня движет, хоть движется тело мое.
Затрепетала в небе тьма ночная,
Сменилась бледной полумглой:
То — скорбная, туманная, больная,
Взошла луна над смутною землей,
Дрожит, скользит, сквозь тучи свет роняя.
Так иногда в тревожный час ночной
Встает с постели женщина больная
И горько плачет, бледный лик склоняя,
Исполнена печали неземной.
Межь ветвей оголенных суровые ветры качаются,
Похоронный напев замирает над ропотом струй,
И холодные черви, холодные черви цепляются
За лицо, где горел, так недавно горел поцелуй.
Меж ветвей оголенных суровые ветры качаются,
Похоронный напев замирает над ропотом струй,
И холодные черви, холодные черви цепляются
За лицо, где горел, так недавно горел поцелуй.
Скажи мне, светлая звезда,
Куда твой путь? Скажи, когда
Смежишь ты в черной бездне ночи
Свои сверкающие очи?
Скажи мне, бледная луна,
Зачем скитаться ты должна
В пустыне неба бесприютной,
Стремясь найти покой минутный?
Мне в грудь упал твой нежный влажный взгляд;
Твои слова в ней растравляют яд;
Единственный тревожишь ты покой,
Что был мне дан в удел моей тоской.
Суровым долгом скован, я б сумел
Перенести печальный мой удел:
Моя душа в оковах, но она
Жива, хоть гнетом их поражена.
Когда я Осенью блуждаю
И вижу мертвых листьев цвет,
Когда я на Весну взираю,
Я чувствую, чего-то нет.
Снега Зимы блестящей, где вы?
И где вы, Летние напевы?
Отрывок
В сердце сердца его я, как дух, обитал,
С ним, как с ветром родным, я цветком трепетал.
Я подслушал слова, что шептал он в тиши,
Я проник в тайники этой светлой души.
Даже то, что в словах он сказать не успел,
Лучшей частью души я подслушать умел.
И природу, и мир я сумел полюбить
Той любовью, что он, только он, мог любить.
В сердце сердца его сладкозвучный родник
Смерть всюду, всегда, неизменно. Неразлучна с ней жизнь золотая.
Смертью дышит небесная твердь
И все, что живет, что трепещет, на заре расцветая.
И в нас приютилася смерть.
Сперва умирают восторги, а потом опасенья, надежды, —
И уж не на что больше смотреть;
И прах наклоняется к праху, закрываются вежды, —
И мы, мы должны умереть.
Свет невзошедший солнца золотого,
Ты встанешь и разгонишь нашу тьму.
Когда туманов дымная основа,
Что встала смертью блеску твоему,
Растает пред звездою этой нежной,
Зовущею тебя из мглы безбрежной.
При созидании Земли,
Там в Небесах, вдали, вдали,
Божественное порожденье,
Средь нежных звуков, Наслажденье,
В мелодии безумных чар,
Возникло, как над влагой пар,
Что нежно вьется вдоль излучин,
Меж сосен, чей напев так звучен,
Над зеркалом лесных озер,
Откуда он плывет в простор;
Рим пал, под ясным ликом небосвода
Неразличимой глыбой он лежит:
Не умирает лишь одна Природа.
Разсказ о двух влюбленных существах,
Что, нежно встретясь, умерли в печали,
И об одном, чьи помыслы лишь знали
Проклятие для них, вражду, и страх.
И вы не почерпнули знанья
В безхитростных словах того повествованья?
И вы не видите, что некая звезда,
Пока вы холодны, не меркнет над пустыней,
Для тех, кто чист душой, сверкает в бездне синей?
Рассказ о двух влюбленных существах,
Что, нежно встретясь, умерли в печали,
И об одном, чьи помыслы лишь знали
Проклятие для них, вражду, и страх.
И вы не почерпнули знанья
В бесхитростных словах того повествованья?
И вы не видите, что некая звезда,
Пока вы холодны, не меркнет над пустыней,
Для тех, кто чист душой, сверкает в бездне синей?
Отрывок
Он бродит без конца, как сон, как привиденье,
Сквозь чащу смутную ума,
Путями странными, во мгле уединенья,
Где бьется океан, где нет границ, где тьма.
И я ушел к пустыням смутным сна:
Безвестный мир, он глух и неогляден,
Жизнь этого навек окружена
Безмерностью его глубоких впадин.
Приди, пробудитель океана души,
Зефир, уходящий так бесследно в пещеру,
Ты, незримый для мысли! Тиховейный, спеши!
Отрывок.
Не будет ли сегодняшняго дня?
Зачем гляжу я в мрак того, что будет?
Вчера и завтра—то же для меня,
И новых снов день новый не пробудит.
Цветов немного на твоем пути;
Вернись же в холод сумрачнаго дома,
Ты прочь бежал, ты должен вновь придти.
Страдай, страдай, лишь боль тебе знакома.
Отрывок
Не будет ли сегодняшнего дня?
Зачем гляжу я в мрак того, что будет?
Вчера и завтра — то же для меня,
И новых снов день новый не пробудит.
Цветов немного на твоем пути;
Вернись же в холод сумрачного дома,
Ты прочь бежал, ты должен вновь прийти,
Страдай, страдай, лишь боль тебе знакома.
Отрывок.
Как сладостно читать безсмертныя созданья
Могучих гениев—и слушать в тот же час,
Как музыка звучит: чуть упадет вниманье,
В тот смутный перерыв, что застигает нас,
Врывается волной блаженное рыданье.
Отрывок
Как сладостно читать бессмертные созданья
Могучих гениев — и слушать в тот же час,
Как музыка звучит: чуть упадет вниманье,
В тот смутный перерыв, что застигает нас,
Врывается волной блаженное рыданье.
О, ветер, плачущий уныло,
О, вестник тучи грозовой;
Пещера, мрачная могила,
Где слышен бури скорбный вой;
Ты, вечно-трепетное море,
Ты, сосен вековых семья, —
Оплачьте мировое горе,
Тоску земного бытия!
Незримое Последствие следит,
И видит каждый вход твой, каждый выход,
Оно висит над сном твоим преступным,
В глубокой мгле души разоблачает
Твои новорожденные деянья,
И мысли, что страшнее этих дел.
Тоскует птичка одиноко
Средь чащи елей и берез;
Кругом, куда ни глянет око,
Холодный снег поля занес.
На зимних ветках помертвелых
Нет ни единого листка;
Среди полян печальных, белых —
Ни птиц, ни травки, ни цветка.
Он пришел Ненавистником, сел над канавой,
Взял разбитую лютню, и скошенным ртом
Песню пел, — и не пел, — крик бросал он гнусавый
Против женщины, бывшей скотом.
Священная Богиня, Мать Земля,
Богам и людям давшая рожденье,
Вскормившая зверей, листы, растенья,
Склонись ко мне, моей мольбе внемля,
Низлей свое влиянье на равнину,
На собственное чадо, Прозерпину.
Ты нежишь неподросшие цветы,
Питая их вечернею росою,
Пока они, дыханьем и красою,
собирающей цветы
на равнине Энны
Священная Богиня, Мать Земля,
Богам и людям давшая рожденье,
Вскормившая зверей, листы, растенья,
Склонись ко мне, моей мольбе внемля,
Низлей свое влиянье на равнину,
На собственное чадо, Прозерпину.
Ты нежишь неподросшие цветы,
Родной очаг, приют надежд и восхищений,
Для Памяти больной последнее из них
Соделалось больней всех прошлых огорчений,
Всех слез невспоминаемых твоих.
которая кончила свою жизнь самоубийством
Дрожал ее голос, когда мы прощались,
Но я не видел, что это — душа
Дрожит в ней и меркнет, и так мы расстались,
И я простился, небрежно, спеша.
Горе! Ты плачешь, плачешь — губя.
Мир этот слишком велик для тебя.
который пожелал, чтоб над его могилой написали
«Здесь тот, чье имя — надпись на воде».
Но, прежде чем успело дуновенье
Стереть слова, — страшася убиенья,
Смерть, убивая раньше все везде,
Здесь, как зима, бессмертие даруя,
Подула сквозь теченья, и поток,
От смертного застывши поцелуя,
Кристальностью возник блестящих строк,
И Адонаис умереть не мог.
Отрывок
Иди за мною в глубь лесную,
Туда где сумрак голубой,
Тебя я нежно поцелую,
И мы смешаемся с тобой.
Фиалка ветру там вверяет
Свои душистые мечты,
Вздыхает, — как ей быть, не знает,
С такой четой, как я и ты.
Иди за мною в глубь лесную,
Туда, где сумрак голубой,
Тебя я нежно поцелую,
И мы смешаемся с тобой.
Фиалка ветру там вверяет
Свои душистые мечты,
Вздыхает, — как ей быть, не знает,
С такой четой, как я и ты.
Из моря смотрит островок,
Его зеленые уклоны
Украсил трав густых венок,
Фиалки, анемоны.
Над ним сплетаются листы,
Вокруг него чуть плещут волны.
Деревья грустны, как мечты,
Как статуи, безмолвны.