О мысли люты!
Кончается мое
На свете бытие,
Преходит житие,
Пришли последние минуты,
Пришел ко мне тот час,
Который преселяет нас
Во мрачну бесконечность.
Отверста моему смятенну духу вечность:
Погаснут данные мне искры божества,
Потухнут мысли все и чувство вещества,
В ничто преобращусь навек из существа;
Престрашною судьбою
Расстанусь навсегда
Со светом и с собою,
Засну, и не проснуся никогда.
На то ль я, боже мой, произведен тобою,
Чтоб сей вкусил я страх
И претворился в прах?
Щедролюбивая и всемогуща сила
Нельзя, чтоб действие лютейшее сносила —
Восстану я опять.
Но, ах, возможно ли исчезнуть и восстать?
Когда есть бог, возможно,
А бог, конечно, есть, мы знаем то неложно.
Как ударил нас рок злой,
И растался я с тобой,
Я не знал, что мне зачать,
Только должен был стенать.
День и ночь себя крушил,
Часто горьки слезы лил,
И в напасти жизнь губя,
Часто был я вне себя;
Но прошли уж те часы,
Зрю опять твои красы,
Таж видна мне красота,
Только ты уже не та:
Ныне твой дражайшей взгляд
От меня бежит назад,
Только встретится со мной,
Чем я винен пред тобой,
Разве тем тебя гневил,
Что как жизнь свою любил,
Ахъ! И где б ты ни была,
Все в уме моемъжила,
Зрю суровости одни.
Приведи на мысль те дни,
Как любила ты меня,
И расталася стеня:
Вспомни злой разлуки час.
Как ты унеслась из глаз,
Я остался вне ума,
Ты то видела сама.
Покорилася вся мысль моя
Я по смерть уже твоя,
Вспламенилася холодна кровь,
Сердце чувствует любовь.
Как мой умь еще не стал быть столь страстень,
Как мой гордой дух не был подвластен,
Жизнь не мнила пременить
И не чаяла любить.Ты слыхал мою всегдашню речь:
Прежде реки будут течь
Ко источникам своим назад,
Нежель мя пленит чей взгляд.
Рекь вода так льется, как лилася,
А моя свобода отнялася,
Пременился уж весь мой нрав,
И желание забав.Уж лишилася на веки всех
Прежних я своих утех,
Без любови век, как сон течет
И веселья в жизни нет.
Я теперь прямую жизнь узнала,
Ах я все те лета потеряла,
Как не слытела сего в крови
И жила я без любви.
Баллада Его Императорскому Высочеству, Государю
Цесаревичу и Великому князю ПАВЛУ ПЕТРОВИЧУ,
Наследнику Всероссийскаго Престола, на день Его рождения
1768 года, Сентября 26 дня.Дай Боже, чтобы мы встречали,
Твоей содержанны рукой,
Вседневно щастье и покой;
Чтоб Россамь не было печали,
До самых отдаленныхь леть
Доколе простоит сей свет.Таланты в ПАВЛЕ примечали,
Из ада Фурии с тоской,
Скрываясь темною рекой:
А мы таланты зря молчали,
И блага тысячи примет:
И се разцвел сей райский цвет.Дни чаяние увенчали,
Ростет России крин какой,
И будет впредь нам плод такой.
Глас Россы к небу возомчали:
В державе Росской мрака нетъ;
Исполнен вышняго обет.
Полно взор ко мне метать,
Дарагая, боле;
Полно им меня прельщать,
Я и так в неволе.
Я взглянул лишь на тебя,
Не видал во мне себя
С самой той минуты.
Вы мне с перваго часа,
О прелестные глаза!
Стали всех миляе.Я влюбившися в тебя,
Свет мой, лишь страдаю,
Вольность вечно погубя,
Льщусь и унываю.
Я вздыхаю по тебе,
Ты ж не думаешь о мне,
Жар мой презирая,
Видя то кипит вся кровь,
О безплодная любовь!
Что тебя есть зляе? Я не властен уж в себе,
Ты владеешь мною,
Ты одна покой даешь,
Отнят он тобою.
Сжалься, свет мой, надо мной,
Возврати драгой покой,
Что взяла скорбь злая,
И во мзду моей любви,
Ахъ! почувствуй жар в крови
Ты ко мне драгая.
Проходи скоро светлый день,
Вы, о вы минуты, времена покою.
Поспешай скоро с темнотой драгою,
И покрой здесь в роще мрачна тень.
Здесь я видеть чаю,
То, о чем вздыхаю,
Здесь увижу друга своего,
Реки вы в долинах тихо протекайте;
Ветры, ветры больше воды не смущайте,
Дайте мне чувства усладить,
Я хочу с возлюбленным здесь быть.Здесь тебе то я объявлю,
Что я в сердце слышу, как тобой я таю,
И с какой охотой зреть тебя желаю,
И сказать яснее, как люблю,
Сократи мне скуку,
Я скрывая муку,
Много слез горчайших пролила,
В тихой и приятной рощи в сей пустыне,
Я уж отлучаю прежню гордость ныне,
И тогда поступь пременю,
Узришь, что тебе я не маню.
Лечился некогда у лекаря больной,
А лекарь тот не знал науки ни какой.
Как ночь тебе была, он спрашивал больнова;
Больной сказал: всю ночь потел от жару злова.
Тот сказывал ему, что изо всех примет,
Ко облегчению ево сей лутче нет.
Назавтра спрашивал опять таким .же словом:
Но в состоянии больной его был новом,
И отвечал ему, я пуще всех дней слаб,
Прошедшую ночь всю прежестоко я зяб.
Где было лекарю инова взять ответа,
И ето лутчая из всех сказал примета.
Больной не смел его безумства разбирать,
Доколь им пользован не начал умирать;
Но поздно было то, вошла к нему смерть злобно,
А лекарь побежал других морить подобно.
Два были молодца, и оба крадуны.
Они ища себе припаса,
У повара подтибрили часть мяса:
А повара не калдуны;
Который виноват детина, знать не можно.
Они подьяческим божились образцом,
И запираяся стояли крепко в том,
Что ето ложно.
Свидетель Бог тому что мяса я не крал,
Один божится так, и присягнуть я смею,
Свидетель Бог тому, я мяса не имею,
Другой божился так. Один то мясо крал,
Другой покражу бралъ;
Однако нас признаться совесть нудит,
Что Бог не по крючкам нас судит.
Крючками как ни говорить,
Не можно клятвы разорить;
Божба не в слове,
В какой бы ни была обнове,
И кто клянется так,
Не может совестным назваться он никак.
Есопов господин гостей когда-то ждал
На ужину к себе: приказ Есопу дал,
Чтоб было кушанье поранее готово,
И стол велик.
Есоп обык
Внимать и исполнять госродско слово.
И отвечал ему: исполню, государь:
И взяв фонарь,
Бежал, сыскать огня, колико стало мочно
Не дожидая ночи.
Свечу зажег,
Обратно бег:
Кощун ему попался,
И в смехе утопался,
Как рыба в нем купался,
И говорил: ослу ты знать родня
Куда с свечей бежит среди белова, ты, дня
На дерзку отвечал Есоп ту речь упрека:
Бегу сыскати человека.
А я ответствую: кощун. не путай врак,
Коль дела ты не знаеш,
На что с упреками о том напоминаеш.
Есоп умен, а ты дурак.
Когда-то убрался в павлинья Коршун перья
И признан ото всех без лицемерья,
Что он Павлин.
Крестьянин стал великий господин
И озирается гораздо строго,
Как будто важности в мозгу его премного.
Павлин мой чванится, и думает Павлин,
Что эдакий великий господин
На свете он один.
И туловище всё всё гордостью жеребо,
Не только хвост его; и смотрит только в небо.
В чести мужик гордится завсегда,
И ежели его с боярами сверстают,
Так он без гордости не взглянет никогда;
С чинами дурости душ подлых возрастают.
Рассмотрен наконец богатый господин,
Ощипан он, и стал ни Коршун, ни Павлин.
Кто Коршун, я лишен такой большой догадки,
Павлинья перья — взятки.
Лошак большое бремя нес:
А именно телегу вез:
Грузна была телега:
Хотя у лошака и не велика нега;
Однако он
Не слон:
И естьли взрючено пуд тритцать; так потянет,
Попреет и устанет.
А муха на возу бренчит,
И лошаку, ступай, кричит,
Ступай скоряй, ступай, иль я пустое мелю?
Не довезеш меня ты едак и в неделю,
Туда, куда я целю:
Как будто тот лошак для мухи подряжен,
И для нее впряжен.
Ярится муха дюже;
Хотя она боярыня мелка:
И жестоко кричит на лошака,
На то, что он везет телегу неуклюже.
Раздулась барыня; но есть и у людей
Такия господа, которыя и туже,
Раздувшися гоняют лошадей,
Которы возят их, и коих сами хуже.
Пред цитерскою богиней сердце в жертву воскуря,
Не стыдится воздыхати к Афродите Марс горя;
И в наполненном геройством сердце нежности умещает,
Графъ! Люби и ты как он:
То вещает Купидон.
Что ж тебе твоя любезна в сочетании вещает,
Жар любви тоя храня,
Кая вечно сохранити хвальну верность обещаетъ?
Посреди войны и гнева вспоминай всегда меня:
И когда врагов России поражая востревожит,
Ты мое к себе почтенье и любовь мою умножит,
Столько верен будь России, сколько я верна тебе,
В сей надежде сопрягаюсь, покаряяся судьбе.
Рок ответствует супруге, что исполнено то будет:
Чернышев России вечно и тебя не позабудет.
Уже восходит солнце, стада идут в луга,
Струи в потоках плещут в крутые берега.
Любезная пастушка овец уж погнала
И на вечер сегодни в лесок меня звала.О темные дубровы, убежище сует!
В приятной вашей тени мирской печали нет;
В вас красные лужайки природа извела
Как будто бы нарочно, чтоб тут любовь жила.В сей вечер вы дождитесь под тень меня свою,
А я в вас буду видеть любезную мою.
Под вашими листами я счастлив уж бывал
И верную пастушку без счету целовал.Пройди, пройди, скоряе, ненадобный мне день,
Мне свет твой неприятен, пусть кроет ночи тень.
Спеши, дражайший вечер, о время, пролетай!
А ты уж мне, драгая, ни в чем не воспрещай.
Не верь безчестнаго ты миру никогда,
И чти врагом себе злодея завсегда.
С волками много лет в побранке овцы жили:
С волками, наконец,
Установлен мир вечный у овец.
А овцы им собак закладом положили.
Одной овце волк брат, той дядя, той отец
Владычествует век у них Астреи в поле,
И сторожи овцам не надобны уж боле.
Переменился нрав и волчье естество.
А волки дав овцам отраду,
Текут ко стаду,
На мирно торжество.
Не будет от волков овцам худых судьбинок,
Хотя собак у стада нетъ;
Однако римляня, Сабинок,
Уносят на подклет.
Грабительски серца наполнилися жолчью;
Овечье стадо все пошло в поварню волчью.
Скончай о темна ночь сном бедному печали,
Чтоб я хотя на час своей тоскм отсталь,
Терпеть мне уж не в мочь. Глаза с слез мутны стали.
Злы беды от вас я ужь на век пропал
Прости ах жизнь драгая,
Не ты теперь, другая,
Твоих ужь дней мой свет,
И духу больше нет,
Меня печаль несносна ко гробу сильно гнет.Лиши приятный сон меня сей отравы,
Покойно дай заснуть, отбей все мысли проч
Лети прочь Купидон, в тебе мне нет забавы
Лишь ах в слезах тонуть и тем скончать всю ночь,
Мне мысли о дни люты,
Чтоб помнить те минуты,
Как я с любезной был.
И в радости с ней жил.
О рок за что ты так скоро зреть ея лишил.
Боится, говорят, лев песни петуха;
Она противна львову слуху,
Ушам ево лиха;
Не любит лев музыки сей и духу.
Судьба когда-то принесла
В глаза ко льву осла:
Что встреча та худа, осел мой то смекаетъ;
И утекаетъ;
Однако бы уйти от смерти не успел,
И злой бы рок ему конечно приключился,
Когда бы в близости петух не прилучился,
И песни не запел.
Лев страхом закипел,
Смутился,
И от осла назад поворотился;
Помнилося ослу, что страшный лев
От храбрости ево трухнул, и испугался;
И пролил мой осел на льва ословый гнев:
Догнать и изловить льва сильно домогался:
Насел
На льва осел,
И на зубах у льва висел.
Дорогой не из доброй воли,
Шли два старинушки: купити идут соли.
С средины своево пути,
Увидели они в дали, куда йити,
Что небо потемнело.
Старинушки ворчат: худой сей день нам вождь,
Худое ето дело,
Конечно будет дождь;
Ужасна туча набежала:
У стариков утроба вся дрожала.
Ворчат они: в худой пошли мы час,
Из дома в гости;
Промочит дождик нас,
По самы кости.
Поближе подошедъ; увидели они,
Не тучу, гору,
И тучею гора казалась прежде взору;
Ворчат, худыя мы кони,
Гораздо мы устанем,
Поколе на гору не вспрянем.
Еще поближе подошли;
Со всем иное тут нашли:
Нашли не гору, и не тучу;
Да что жъ? навозну кучу.
Поездил некто в даль,
И возвратилася оттоль обратно шаль:
Отцу и матери печаль.
И времени и денег жаль;
В чужих краях, их сын, потратил их довольно.
Смешно другим,
А им
Гораздо ето больно;
А он разсказывал: великой он плясун:
Как с ними разлучился,
Он етому учился.
Хвастун
О пляске ничево сказать не разумеет,
И следственно, что он плясати не умеет.
А он по всем кричал гордясь местам:
Колико я плясать умею;
Я на ето себе свидетелей имею,
И отписати к ним отсель об етом смею;
Прославился везде своей я пляской там.
Пожалуй, говорят, об етом не пиши;
На что свидетели? пред нами попляши.
Единовластие прехвально,
А многовластие нахально.
Я это предложу
Во басенке, которую скажу.
При множестве хвостов, таская их повсюду,
Стоглавный был Дракон.
Согласья не было законов ниоткуду,
Глава главе тьму делает препон,
Хвосты, лежат они, ни в избу и ни вон,
Лежат они, куда занес Дракона сон.
При множестве хвостов, подобно как и он,
Единоглавый был Дракон,
Согласен был закон.
Я крепко в том стояти буду,
Что счастья…
И праведного там не может быть указа
Между людей,
Где равных множество владеющих судей.
Где много мамушек, так там дитя без глаза.
Не о невольниках я это говорю,
Но лишь о подданных во вольности царю.
Бежати в запуски со зайцом черепаха,
К Москве реке с Невы,
Из Петербурга до Москвы,
Хотела, и кладут большой они заклад.
И потащилася со всем она содомом:
Со брюхом, со спиной и с домом.
А заяц мыслит так: лиш только захочу;
Я дуру облечу:
Пускай она тащится,
И выиграть заклад оскаля зубы тщится:
А я победу получу,
Закладик ухвачу,
И етой госпоже в Москве похахочу.
Три месяца прошло: а может быть и боле;
Пора и зайцу в поле:
Не время уж лежать;
Пора бежать:
Пришли часы побудки;
Бежит, и в сутки
Далеко за Невой рекой:
А именно в Тверской уже ямской:
А та
Дни с три уже прошла Тверския ворота.