Был некий человек не от больших ремесел,
Варил он мыло, был ежеминутно весел,
Был весел без бесед,
А у него богач посадский был сосед.
Посадский торгу служит
И непрестанно тужит,
Имеет новый он на всякий день удар:
Иль с рук нейдет товар,
Иль он медлеет,
Или во кладовых он тлеет, —
Посадский день и ночь болеет
И всяку о себе минуту сожалеет.
К соседу он принес на именины дар
И дал ему пятьсот рублей посадский златом.
Во состоянии Ремесленник богатом
Уж песен не поет, да золото хранит,
И золото одно в ушах его звенит,
Не спит, как спал он прежде,
Ко пропитанию нимало быв в надежде.
И может ли быть сон,
Когда о золоте едином мыслит он?
Одно его оно лишь только утешает
И есть и пить ему мешает,
И песни петь.
Сей жизни мыловар не может уж терпеть,
И как ему житье то стало неприятно,
К посадскому отнес он золото обратно.
Крестьянин в старости и в бедности страдая,
Дрова рубил,
И жизни таковой не полюбил,
Остаток лет своих ни с смертью не равняя,
Что в нихъ? он говорилъ;
Уже тот век прошел, который был приятен:
Прошел тот век, как я был весел и здоров.
Приди о смерть, приди! я в гроб ийти готов.
Сей голос стариков,
Был смерти очень внятен,
И после оных слов,
Смерть все свои дела другия оставляет,
И старова у дров,
Усердно посещает.
Как не оставить все когда ее зовут,
Другия от нея и окны все запрут.
Она ж и не спесива,
И что к нему пришла, ни малова нет дива.
За чем ты звал меня,
Она у старика не грозно вопрошала,
Мне слышалось, что жизнь тебе противна стала.
Струсил старик и ей ответствовал стеня:
Нет дело не о том, перед тобой могила;
Я звал, чтоб ты дрова снести лиш пособила.
Долголь мне тобою в лютой грусти рваться,
Иль премены вечно не видать,
Для товоль мне случай дал с тобой спознаться,
Что бы непрестанно воздыхать;
Для чего я твоим взором веселился,
И за что твой взор мя обманул,
Для чего ты пламень в сердце мне вселился,
Коль ея ты сердца не тронул.Ты живешь в покое, мною он не зрится,
Помню о тебе я завсегда,
Помню и страдаю, ум тобою тмится;
Ты о мне не помнишь никогда,
Пременить печально мной терпимо время,
Только ты одна имеешь власть,
Ах сними драгая с сердца тяжко бремя,
Отврати несносную напасть.Разныя мученья, что тобой мне стали,
Ты единым словом заплатишь,
И единым словом все мои печали,
В несказанну радость превратишь;
Естьлижь я отчаюсь устремляти стану,
Все свои я мысли в тот же путь,
Изцели драгая изцели мне рану,
Изцели тобой пронзенну грудь.
Благополучны дни
Нашими временами;
Веселы мы одни,
Хоть нет и женщин с нами:
Честности здесь уставы,
Злобе, вражде конец,
Ищем единой славы
От чистоты сердец.Гордость, источник бед,
Распрей к нам не приводит,
Споров меж нами нет,
Брань нам и в ум не входит;
Дружба, твои успехи
Увеселяют нас;
Вот наши все утехи,
Благословен сей час.Мы о делах чужих
Дерзко не рассуждаем
И во словах своих
Света не повреждаем;
Все тако человеки
Должны себя явить,
Мы золотые веки
Тщимся возобновить.Ты нас, любовь, прости,
Нимфы твои прекрасны
Стрелы свои внести
В наши пиры не властны;
Ты утех не умножишь
В братстве у нас, любовь,
Только лишь востревожишь
Ревностью дружню кровь.Только не верь тому,
Что мы твои злодеи:
Сродны ли те уму,
Чистым сердцам затеи?
Мы, приобщая мира
Сладости дар себе,
Только пойдем из пира
Подданны все тебе.
Тщеславный, хвастуя, устами устрашает,
И серце только тем в удаче утешает:
Герой себя делами украшает,
Победой возвышает.
Лев некогда зверей хотел пужать,
Принудить их дрожать,
И из лесу бежать,
Чтоб было их найти удобно,
И приказал ослу кричати злобно.
Труслив осел, когда дерется иль молчит,
И очень яростен, когда кричит:
Тогда он храбростью подобен Ахиллееу.
Надулся мой осел и стал осел мой горд,
Кричит как чорт,
И криком гонит вон зверей осел из лесу.
Такова не было там страха никогда.
Львов кончился обед. Или мой крик напрасен,
Льву витязь говорилъ? довольно ль я ужасенъ?
Мне мнится то что я и льву опасен.
А лев ответствовал ему на ето: да:
Клянусь тебе дружок я так, колико честен,
Что естьли б не был ты толико мне известенъ;
Страшился бы Самсон и я тебя тогда.
Знаю, что стыдишся и крепишся молвить,
Что любовь пленила и тебя,
Знаю, что ты хочешь быти осторожна,
И боишся вверить мне себя:
Вверься, вверься, полно мысли не пристойны
О любви моей к себе имет,
И открой то словом, что твои мне взгляды,
Дали уж довольно разуметь.Можеш ли довольна, ты быть красотою,
Коль плодов с нее не собирать,
Естьлиж не склоняться, так на что приятством
Мысли не пристрастны полонять.
Дай отраду в сердце, утоли мой пламень,
Окончай исканья и труды,
Опустись в страсть нежну, перестань крепиться,
И сними с красы своей плоды.О плоды драгие! Сладкая утеха,
Естьли что на свете лучше васъ?
Чем возможно ясно мне изобразити,
Мне тебя, о ты! Приятной чась:
Час, в которой сладость оныя забавы
Чувствуют влюбленныя сердца,
Получая славу чувствам восхищенным,
И любви касаяся венца.
Рабенок и дурак то было совокупно.
Сыскал дурачество другому не приступно,
И в самой центр невежества влетел.
Гораздо некогда он кушать захотел:
К яде почувствовав в желудке жаркой пламснь,
И в ледник корму красть не знаю как зашел:
А в леднике тотчас обед себе нашел:
И льду взял там кусок и камень;
Однако жар алчбы ни мало не утухъ;
Лед холоден, а камень сух:
В печи кусок холодной греетъ;
Кусок холодной преет:
И выпрел из нево в горячей бане дух.
А тело
Толико ж пропотело,
Что только лиш о нем един остался слух.
Над пищей етой ум у поваренка тьмится:
А поваренок мой стремится,
Сухой кусок поразмочить,
И умягчить.
Не то о камне, что о льдине;
Из перьваго куска мой повар выжал сок:
А сей ево кусок,
Ни мало не размок,
И здравствуеш еще лежа в воде и ныне.
Вам леса, вамь одним тайну свою я объявлю,
Стражду день, стражду ночь, стражду, внимайте я люблю,
Что ни зрю, все уже больше днесь меня не веселит,
Как ни тщусь весел быть, дух сопротивляясь мне, грустит.Грусти вздохи влекут,
Часто слезы текут,
Коли отлучен,
И в плену забвен,
Без надежды слезы лью,
Эхо, ты скорбь сложи,
И любезной скажи,
Как в тоске моей,
Я грущу об ней,
Дай ей знать тоску мою.Варварска мука та, естьли любя, любовь таит,
И не сметь предприять лютыя страсти объявить.
Кто в таких горестях смеет их любезно расказать,
Тот хотя в жалобах может облегченье сыскать.Что ж ах, зляе сего!
Я лишен и того,
Лишь глаза мочу,
Стражду и молчу,
И не знаю, что я стал,
О беда, зла беда,
Кто страдал так когда,
Как страдаю я,
Злость твою тая,
Чей кого так взор терзалъ?
Лисица и козел куда-то вместе шли,
И захотелось им напиться.
Колодезь в стороне нашли.
Вода была низка: коль пить; иришло спуститься.
К желанью дорвались,
Спустились, напились.
Вылазить надобно: что влезли, то не чудно;
Да вылезть очень трудно.
Погладив бороду лисица у козла,
Уприся, говорит, ты вверьх стены ногами,
Потом рогами;
Чтоб прежде вылезть я могла.
А как себя избавлю,
Избавлю и тебя. Тебя ль я здесь оставлю!
Козел сей вымысел безмерно похвалял,
Клянясь чтоб никогда он в ум сму нс впал.
Лисица вылезши в свободе пребывала.
А беднова козла она увещевала.
Коль осторожен быть он прежде не умел,
В нещастии чтоб он терпение имел.——Сей приклад учит нас, чтоб прежде мы начала,
Желая получить трудам своим венец,
Подумали, какой им следует конец.
Кто как притворствовать ни станет,
Всевидца не обманет.
На русску стать я Федра преврачу,
И Русским образцом я Басню сплесть хочу.
Большую вор купил себе свечу,
Чтоб было красть ему средь ночи в церкви видно:
Зажег пред образом, и молится безстыдно.
Сперьва украв
Часовник,
И став
Церковник,
Умильно чтет молитву он сию:
Услыши Господи молитву ты мою.
Пред коим Образом свеча ево згарает,
Пред коим молится, сей образ обдирает,
И сколько мог по том бездельник сеи украсть,
И кражи той в мешок покласть,
С тем он пошел домой: без страха стать ложится.
Жене божится,
Что Бог ему то дал,
Благословя ево ловитву,
За умиленную молитву.
Бездельникъ! дело то Диявол созидал,
Который таковым злодеям помогает,
Как Божья благодать от смертных убегает.
Бегут Разбойники за мужиком:
Разбойничий устав знакомъ;
Они людей не нежут,
Да режутъ;
А дом
Далек, от мужика, так он как будто к другу,
К медведю убежал от ужаса в берлугу.
Он ел тут пил и спал:
Медведь на мужика покорна не напал
И напоил ево и напитал.
Мужик по утру рано встал,
Пришол домой и извещаетъ;
Медведь вот там и там,
И тамо показать медведя обещает.
Пошли с оружием крестьяне к тем местам:
Мужик медведя кажетъ;
Но что медведь мой скажетъ?
Перепугал медведь безстрашных сих солдат,
И каждый убежать с оружием был рад.
еМедведь их гонит,
Но все к отмщению желанье только клонит:
Поймал предателя и говорит:
Подобно и тебя мой другш благодарит,
И лапой мужику медведь расквасил рожу,
А после содрал он с нево еще и кожу.
Сошлись на кабаке две крысы,
И почали орать:
Бурлацки песни петь и горло драть,
Вокруг поставленной тут мисы,
В котору пиво льют,
И из которыя под час и много пьют.
Осталося не много пива в мисе:
Досталося то пиво крысе:
Довольно нектару одной и мало двумъ;
Одна берет на ум:
Лишуся етой я забавы,
Когда сестра моя пренебрежет уставы,
И выпьет нектар весь она,
Одна,
До дна:
В приказах я бывала,
И у подьячих я живала;
Уставы знаю я:
И говорила ей: голубушка моя!
Ты кушай радость воду,
И почитай во мне дружечик воеводу;
Вить я ево:
А про хозяина, сестрица, твоево,
Не только слуха,
Да нет и духа,
И пиво выпила до суха:
А мерою с два брюха.
Сестра ворчит, и говорила так:
Такой беседой впредь не буду я ласкаться.
И на кабак,
За воеводскими я крысами таскаться.
Дмитревский, что я зрел! Колико я смущался,
Когда в тебе Синав несчастный унывал!
Я все его беды своими называл,
Твоею страстию встревожен, восхищался,
И купно я с тобой любил и уповал.
Как был Ильменой ты смущен неизреченно,
Так было и мое тем чувство огорченно.
Ты страсти все свои во мне производил:
Ты вел меня с собой из страха в упованье,
Из ярости в любовь и из любви в стенанье;
Ты к сердцу новью дороги находил.
Твой голос, и лицо, и стан согласны были,
Да, зрителя тронув, в нем сердце воспалить.
Твой плач все зрители слезами заплатили,
И, плача, все тебя старалися хвалить.
Искусство с естеством в тебе совокупленны
Производили в нас движения сердец.
Ах, как тобою мы остались исступленны!
Мы в мысли все тебе готовили венец:
Ты тщился всех пленить, и все тобою пленны.
Едва прохожий Бурю сносит
И Зевса тако просит:
«Ты больше всех богов, Зевес,
Уйми ты ярости прогневанных небес!
Гремит ужасный гром и молния блистает,
Во мрачных облаках по сфере всей летает,
А мрак, дожди и град на землю низметает,
А из земных исшедший недр
Шумит, ревет повсюду ветр.
Иль буду я в сей день судьбине злой ловитва?»
Пренебрегается молитва,
И глас его сей пуст и празден небесам.
Что делает Зевес, то ведает он сам.
Разбойник в оный час в кустах от Бури скрылся
И будто в хижину подземную зарылся,
Но, видя из куста Прохожего в пути,
Не может он никак на добычу нейти,
Не помня святости, он мысль имеет смелу,
И на Прохожего напряг он остру стрелу,
Пустил; но сей удар погиб, —
Ее противный ветр отшиб.
Без Бури бы душа Прохожего из тела,
Конечно, в воздух полетела.
В жестоком роде ты лишен не будеш места,
То видно что ты кровь Атрея и Ѳиеста.
Убийца дщери, тщись те нравы сохранить,
И матери еще пир мерзкий учинить!
Лютейшим самым быть старался ты тираном:
Вот жертва щастливой названная обманомъ!
Подписывая то удобноль не дрожать?
Возможноль ужасу руки не удержать?
Почто в моих очах печально притворяться?
Слезами не могу твоими уверяться?
Где брани, кои ты кому за дщерь давалъ?
Где токи крови той, котору проливалъ?
Где знаки чем полна по брани ратна доля?
Не вижу грудой тел покрытаго я поля.
Вот те свидетели, кем долг отца храня,
Стенящую б ты мог уверити меня.
Оракуд повелел противный ей умрети;
Но таинства его удобноль ясно зрети.
Не могут небеса того определить,
Чтоб им на жертву кровь невинную пролить.
Где те клятвы делись ныне,
Чтобы вечно меня любить,
Рок тобою в злой судбине,
Запретиль мне твоею слыть.
Ты мой взор и сердце пленя,
Больше ныне не помнишь меня,
Я лишь стонаю,
И вспоминаю
Прежнее время, свой век губя,
Как жизнь люблю тебя.Ты в свободе, я в неволе,
Ты в веселье, я в грусти злой^,
Только тратить сто раз боле,
Днесь ты мною, как я тобой:
Я теряю кто только мне льстил,
Ты теряеш кто прямо любил,
Меньше я трачу,
Только я плачу,
Ты тратя больше все ставить в смех:
Твой, твой и в том успех.Естьлиж лютый в правду прежде,
Я любима тобой была,
В таковой ли я надежде,
Чтилась быть тебе мила.
Естьли мысли в нас были одни,
Вспомни, вспомни протедшия дни.
Сколько я страстна,
Столько нещастна,
Вспомни жестокой любовь мою,
И что я слезы лью.
Прости, моя любезная, мой свет, прости,
Мне сказано назавтрее в поход ийти;
Не ведомо мне то, увижусь ли с тобой,
Ин ты хотя в последний раз побудь со мной.Покинь тоску, иль смертный рок меня унес?
Не плачь о мне, прекрасная, не трать ты слез.
Имей на мысли то к отраде ты себе,
Что я оттоль с победою приду к тебе.Когда умру, умру я там с ружьем в руках,
Разя и защищаяся, не знав, что страх;
Услышишь ты, что я не робок в поле был,
Дрался с такой горячностью, с какой любил.Вот трубка, пусть достанется тебе она!
Вот мой стакан, наполненный еще вина;
Для всех своих красот ты выпей из него,
И будь ко мне наследницей лишь ты его.А если алебарду заслужу я там,
С какой явлюся радостью к твоим глазам!
В подарок принесу я шиты башмаки,
Манжеты, опахало, щегольски чулки.
На реках в стране противной,
Представляя в мыслях град,
Где я жил с своей любимой
Вспоминая мысльми взгляд.Плачу ненавидя тихия погоды,
Что не тот здесь город и нете зрю воды,
Что мой дух хладили
И мне сладки были.
Где вы делися дражайшия дни? Естьлиж я места драгия позабуду вас когда,
Пусть в тот час от своей любимой забвен буду навсегда.
Ваши и тропинки будут в мыслях тверды
О случай как ты стал немилосердый.
Уж и мест лишили,
Где мы с нею жили,
Пусть бы я там воздыхал об ней.Тыж мой свет где ни пребываешь, вспомни, вспомни обо мне,
И взгляни чрез леса и горы к сей печальной стороне:
Вдохни и молви мне, живи в надежде,
Я тебя люблю, как я любила прежде.
Вспомни жизнь любезну
И разлуку слезну
И заплачь, еще, когда я мил.
Долголи несчастье, мной тебе владети,
И утех лишенной долголи терпети,
Вся моя забава только воздыхати,
И прошедше щастье с плачем вспоминати,
Жизни драгой, жизни больше уж не стало
И любезно время будто не бывало.
Все, что я ни вижу, мне приносит скуку,
Мысль моя мятется, сердце терпит муку,
Где мне теперь скрыться, что в слезах начати,
Лучшебы веселья никогда не знати.О любезно время! Ты уж миновалось,
Лишь вспоминовенье к горести осталось,
Ахъ! Померкни ныне свет в глазх на веки,
Окончав напасти и уйми слез реки,
Больше не имею силы несть напасти,
И желаю смерти в сей несносной части.
О судьба жестока либо дай терпенье,
Дибо ужь хоть смертью окончай мученье,
Вынь мое дыханье, полно дух мутити,
Естьли дней прошедших мне не возвратити.
К тебе, о Боже мой! я ныне вопию,
И возвещаю днесь тебе печаль мою!
К тебе, помощи лишенный, прибегаю,
И только на тебя надежду полагаю.
Проникни небеса повсеминутный стонъ!
Взлетите жалобы перед небесный трон.
Создатель мой! к тебе взвожу и взор и руки:
Возри и умягчи мои несносны муки!
Грущу и день и ночь, вздыхаю завсегда,
Спокойствия себе не вижу никогда.
Вздыханием моим мучение исчисли!
Разсеян весь мой ум, изчезли ясны мысли,
Минута всякая мне новый боль несет,
Тоска стесняя грудь из сердца кровь сосет:
Той час напастию мне новой угрожает,
Другой уж действует и ею поражает:
Как током вод волна играет за волной,
И скорбь за скорбию играет тако мной.
На что ни погляжу, все душу устрашает,
И только, на тебя, надежда утешает.