О вы, хранители уставов и суда,
Для отвращения от общества вреда
Которы силою и должностию власти
Удобны отвращать и приключать напасти
И не жалеете невинных поражать!
Случалось ли себе вам то воображать,
Колико тягостно вам кланяться напрасно,
Молитвы принося, как богу, повсечасно,
Против вас яростью по правости кипеть
И в сердце то скрывать, сердиться и терпеть?
Иль вы не помните, в ожесточеньи тверды,
Что вышний справедлив, а вы немилосерды?
Иль вы не верите, что бог неправду мстит
И вам стенание невинных отплатит?
Иль вы забыли то, что время скоротечно
И что и на земли нам счастие не вечно?
Неправду видит бог и внемлет бедных стон;
Что вы ни мыслите, о всем известен он,
А что творите вы, так то и люди знают,
Которые от вас отчаянно стонают.
Бывают иногда, по участи злой, жоны,
Жесточе Тизифоны;
Сей яд,
Есть ад,
Страданье без отрад.
Жену прелюту,
Имел какой-то мужъ;
И сколько он ни был, против ее, ни дюж,
Однако он страдал по всякую минуту;
Как бритва, так была она ко злу, остра;
Противу, в доме, всех, как буря, так быстра.
Имев со всеми ссору круту,
Во всю кричала мочь,
И день и ночь:
Слуга, служанка, муж, и гость, и сын, и дочь,
Беги скоряе прочь,
Или терпи различно огорченье,
И нестерпимое мученье,
И более себе спокойствия не прочь.
Ни чем ее с пути кривова муж не сдвинул.
И кинул.
Мой жар уже, сказал, к тебе на веки минулъ;
А естьли о тебе я вздохи испущу,
Или когда хоть мало погрущу,
Или тебя во веки не забуду,
Пускай я две жены таких имети буду.
Послушай басенки, Мотонис, ты моей:
Смотри в подобии на истину ты в ней
И отвращение имей
От тех людей,
Которые ругаются собою,
Чему смеюся я с Козицким и с тобою.
В дремучий вшодши лес,
В чужих краях был Пес
И, сограждан своих поставив за невежей,
Жил в волчьей он стране и во стране медвежей,
Не лаял больше Пес; медведем он ревел
И волчьи песни пел.
Пришед оттоль ко псам обратно,
Отеческий язык некстати украшал:
Медвежий рев и вой он волчий в лай мешал
И почал говорить собакам непонятно.
Собаки говорили:
«Не надобно твоих нам новеньких музык;
Ты портишь ими наш язык»,
И стали грызть его и уморили,
А я надгробие читал у Пса сего:
«Вовек отеческим языком не гнушайся,
И не вводи в него
Чужого ничего,
Но собственной своей красою украшайся».
В тоть миг, когда ты мне в грудь искры заранила,
Когда пронзил мое прелестный сердце взорь,
Ты рощи и луга и все переменила,
Не вижу прежних рек, не вижу прежннх гор.
Мне больше не приятны
Источники сии,
И песни мне не внятны,
Как свищут соловъи.Весення туплота жесточе мне мороза,
И мягки муравы противняе снегов,
Лети отсель Зефирь, увянь прекрасна роза,
Не трогайте струи журчаньемь берегов.
Вздыхаю, млею, ною,
Томлюся в сих кустах:
Стени, стени со мною,
Ты ехо в сихь местах.Или нет сюда тебе, или нет тебе дороги?
Не придеш никогда сюда пасшушка ты.
Приди когда-нибудь в потоках сих мыть ноги,
Прмди сюда гулять и рвать со мной цветы:
Приди к сему ты стаду,
Приди к леску сему,
Приди подай отраду,
Ты сердцу моему!
Осла стянули воры:
Свели ево с двора долой,
И на пути вступили в разговоры,
Вести ль ево домой,
Или ту кражу,
Вести в продажу.
Во споре завсегда конец иль добр иль худ:
Добра выходит фунт, а худа целый пуд.
Из спора столько худа,
У добрых лишь людей.
И у судей,
А у воров выходит по три пуда.
У поединщиков разсудок ясно здравъ;
Кто более колнетъ; так тот у них и прав.
А воры грубы;
Устав у них таков:
Прав тот у них, который выбьет зубы.
Пришло до кулаков.
Вор мимо шел, а два дерутся:
Качает головой, где силы их берутся.
Кулачному не мнит коснуться ремеслу;
Да лезит на осла и говорит ослу:
Пора домой: пускай друг друга повстречают,
И тщатся побеждать:
Нам долго ждать;
Они комедию не скоро окончают.
Разнесся в некоем болоте слух,
И возмутило всех лягушек дух.
Лягушка каждая хлопочет:
Жениться солнце хочет.
Пошла за правду ложь,
И всякой бредит то ж.
Как голоса числом дела в суде решатся,
И слухи так вершатся.
Болото истинны наполнилось по дно:
Забредили одно;
Так жители тово предела,
Велели сочинить екстракт из дела,
И подписали так,
Что будет солнца брак.
Помыслить было им о бедстве том ужасно.
Спасение себе стремяся испросить,
Лягушки вопиют на небо велегласно:
О как, о как нам к вам, к вам Боги не гласить.
Умилосердитесь и обратите ухо:
От солнца одного в болоте стало сухо:
А естьли народит супружник новой чад,
Несносный жар нас резнет,
Болото будет ад,
И весь наш род изчезнет.
Пременились рощи, чистыя луга,
Возмутились воды, стонут берега.
С гор ключи не бьють,
Дождик тучи льють,
Гром гремит изь тучь,
Скрыло серце лучь.Красно солнце скрыло лучь не навсегда;
Я утех не буду видеть никогда:
Воспархнет зефир,
Дух мой будет сир:
Птички будут петь,
Мне тоску терпеть.Повторяй ты, ехо, горькия слова!
Окропись слезами мягка мурава!
И под тьмой небес,
Стонь со мною лесь:
Стонь и вод поток,
Мой глася злой рокъ! Сама злейша мука без утех любовь:
Лейся без порядка в жилах жарка кровь!
Мною рок играй!
Сердце замирай!
Нет уж больше дней.
Радости моей.Развалися в роще на лужку шалашъ!
Был любви всегдашний ты свидетель наш:
Здесь лить ты и я,
И печаль моя,
Коя сердце рвет,
А другова нет.
Долголь жить мне в сих напастях,
Долголи тонуть в слезах,
Кто в уме моем всечасно,
Тово нет в моих глазах:
Там рок жить не допускает,
Где надежда дух питает,
И где мысль моя живет.Дорогая нет надежды,
Мне увидеться с тобой,
И последней нет утехи,
Чтоб вздохнуть перед тобой,
Как я стражду ты не знаешь;
Чтож везде мной обладаешь,
То известно уж тебе.Зло, влюбясь вздыхать напрасно,
Зло и страсть в любви таить,
Но всево зляе на свете,
Без тебя в несчастье жить,
При тебе мои печали,
Сносны тем всегда бывали,
Что тебя часто видал.Зрак твой здесь из моих мыслей
Не выходит никогда,
И имя мне твое любезно,
Во устах моих всегда,
Называя удивляюсь,
Чем в конец я истреблюсь,
То миляе мне всево.
Больше не мечтайся в мыслях, коль пременна
И на веки ведай, прочь что отлученна,
Я уже драгия цепи скидаваю,
И тебя неверну и не вспомннаио:
Отступись злая,
Есть уж иная,
Что моим владеет сордцем, дарагая,
Больше не мечтайся.Вон ступай из мысли, но думай склонити,
Нет уж не старайся, не хочу любити,
Видевши заплату я за то, что таял,
Быть когда премене от тебя не чаяль:
Я люблю тая,
Тая, сгарая,
Что моим владеет сордцом, дарагая,
Вон ступай из мысли, Я впредь не склонюся, уж узнал довольно,
Ты любись с кем хочешь, видь тебе то вольно;
А я не заплачу, коль ты изменила,
И не вспомню больше дни те, как любила:
Я любил тая…
тая, сгарая,
Что моим владеет сердцем, дарагая,
Я впредь не склонюсь.
ОТ АВТОРА ТРАГЕДИИ «СИНАВА И ТРУВОРА»
ТАТИАНЕ МИХАЙЛОВНЕ ТРОЕПОЛЬСКОЙ,
АКТРИСЕ РОССИЙСКОГО ИМПЕРАТОРСКОГО ТЕАТРА
НА ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ИЛЬМЕНЫ
НОЯБРЯ 16 ДНЯ 1766 ГОДАНе похвалу тебе стихами соплетаю,
Ниже, прельщен тобой, к тебе в любви я таю,
Ниже на Геликон ласкати возлетаю,
Ниже ко похвале я зрителей влеку,
Ни к утверждению их плеска я теку, —
Едину истину я только изреку.
Достойно росскую Ильмену ты сыграла:
Россия на нее, слез ток лия, взирала,
И зрела, как она, страдая, умирала.
Пуская Дмитревский вздыхание и стон,
Явил Петрополю красы котурна он:
Проснулся и пришел на Невский брег Барон,
А ты, с приятностью прелестныя Венеры,
Стремяея превзойти похвал народных меры,
Достигни имени преславной Лекувреры.
Грач вырвался из рук, из города домой.
Кокушка говорит: «Скажи, дружочек мой,
Какая в городе молва о песнях наших?»
Он ей ответствует: «Из жителей там ваших
Прославлен соловей, о нем везде слова,
О нем великая там носится молва».
Кокушка говорит: «О жавронке известно?»
Грач ей: «И жавронка там пение прелестно».
Кокушка говорит: «Во славе ль там скворец?»
Грач ей: «И он у них известный там певец».
Кокушка говорит: «С тобой жила я дружно.
Для дружбы той скажи, что знать еще мне нужно,
Да только ничего, дружок, не утаи.
Какие речи там про песенки мои?»
Грач ей: «О том людей на речь не позывало,
Как будто бы тебя на свете не бывало».
Кокушка говорит: «Коль люди без ума,
Так я могу сплести хвалу себе сама».
Старой обычай и давная мода,
Были б ворота всегда на крепи.
В доме, всегда, у приказнова рода,
Пес, на часах, у ворот на цепи.
Дворник забывшись не запер калитки;
Следственно можно втереться во двор.
В вымыслах мудрыя остры и прытки:
Входит мудрец тут, а именно вор.
Ластится, ластится льстец, ко собаке,
Бросил ей жирнова мяса кусок:
Пес разсердясь закричал будто в драке:
Рвешся напрасно нахал, а не в прок:
Вор подкупити меня предпримаеш,
Хочеш прибраться ты к нашим крохам
Верна подарками пса не сломаешъ;
Я не повинна приказным грехам.
Знаю сево я приветства причину;
В завтре пожалуй, да в день, а не в ночь,
Мясо снеси к моему господину;
Он до подарков поболе охоч.
В печали человек не вовсе унывай,
И лутчую ты жизнь имети уповай;
Выводит за собой приятность и ненастье,
Выходит иногда из бедства нам и щастье.
Два были петуха в дому,
И много кур: противно то уму,
Пустить без ревности к супруге,
Любовника к услуге;
Ревнивым петухам
Пришло к войне прибраться,
Пришло, любовникам за дам,
На поединке драться,
И за любовь
Избиться в кровь.
Щелчков дают друг другу тучу:
Один другова с места збил,
И победитель был.
В навозну от нево другой закрылся кучу.
А тот на кучу возлетел:
И чтоб соседы,
Внимали глас ево победы,
Какореку, всем горлом он запелъ;
Но вдруг ево орел
Унес, из славных дел,
А тот и жив, и всей сералью овладел.
В трактире кто-то как увидел попугая,
И захотел ево поесть.
Дает трактирщику пречудно странну весть,
Ево гораздо испугая,
И говорит ему, пожалуй государь,
Мне ету птаху ты изжарь:
Не говорил о том гораздо он пространно;
Однако ето странно,
Такую птицу печь,
И мудрена та речь;
Однако заплатить хотел тот гость довольно.
А денежка мана,
Чево не делает на свете сем она?
Убили птицу,
Как будто воробья, дрозда, или синицу.
Гость,
Одну отрезал кость.
Поел, погрыс, за ту копейку дал он спицу,
И за один ему мясца он дал кусок,
Хотя и выжал весь у мяса повар сок.
Цена мала, у той вкус птицы не высок.
Гость мяса етова накушався не треснет,
Однако попугай убитый не воскреснет.
Собаку утащил медведь у стада:
Пастух тому не рад, и пленница не рада.
Не знал пастух, какой-то вор
Осмелился к нему взойти на скотной дворъ;
Но то другия ведя,
Сказали про медведя.
Намерился пастух медведя погубить,
И взяв дубину он пошел медведя бить.
Где кроется медведь когдаб я ето вытер,
Досадует, ворчит, и молит: о Юпитер:
Медведя должно изрубить:
Медведя я повергну мертва:
Яви лиш ты ево: тебе, Юпитср, жертва
Теленок за ево, из моево скота!
Медведя видит: речь и поступь уж не та:
Он рыцарство ногам, не сердцу поверяет:
От сильнаго врага, как можно, ускоряет.
И льется из очей героевых река:
Герой молитву повторяет:
Сулил теленка он, теперь сулит быка.
Когда подходит неприятель,
Так тот отечества предатель,
Кто ставит это за ничто,
И другом такову не должен быть никто.
Собаки в стаде собрались
И жестоко дрались.
Волк видит эту брань
И взяти хочет дань,
Его тут сердце радо.
Собакам недосуг, так он напал на стадо.
Волк лих,
Ворвался он к овцам и там коробит их.
Собаки, это видя
И волка ненавидя,
Домашню брань оставили тотчас
И устремили глаз
Ко стаду на проказ,
Друзьям не изменили
И волка полонили,
А за его к овцам приязнь
Достойную ему собаки дали казнь.
А россы в прежни дни татар позабывали,
Когда между собой в расстройке пребывали,
И во отечестве друг с другом воевали,
Против себя самих храня воинский жар,
И были оттого под игом у татар.
Прошли те дни как был я боленъ;
Но я их не могу жалеть.
Неволей я своей доволен,
И серцу не пречу гореть.
Твой взорь со мной мой дух питая,
Хоть где твоих не вижу глаз.
Люблю тебя, люблю драгая,
И мышлю о тебе всяк час.Взаимным жаром ты пылаеш:
Мне в радостях препятства нет:
Как страстен я тобой, ты знаеш,
Я знаю о тебе мой свет.
Играй о серце, серцем нежно,
И взоромь, что взор мой привлекъ!
Теки о Время безмятежно,
В забавах через весь мой векъ! Будь мне верна и не пременна:
Люби, как зачала любить.
А ты не будешь мной забвенна,
Доколе буду в свете жить.
Чтоб скучил я когда тобою,
Того ты ни когда не мни.
Пленен твоею красотою
В минуту: но на все я дни.
Комар не глуп,
Увидел дуб,
Уселся тамо
И говорит он так: я знаю ето прямо,
Что здесь меня стрелок
Конечно не достанетъ;
Мой дуб высок,
И дробь сюда не вспрянетъ;
В поварню он меня, ей, ей, не отнесет
И крови из меня никто не пососетъ;
Сей дуб меня спасет.
А в те часы восстала буря
Озлился воздух весь, глаза сердясь нахмуря,
Весь лес трясет,
А дуба вить ни кто конечно не нагнет.
Комар поет, а ветр ревет,
И дуб сей рвет.
Высокой етот дуб от ветра повалился;
Уж дуба больше нетъ;
Пришла ево кончина:
Комар сказал: ахъ! я тебя отяготил:
А тоб тебе злой ветр беды не накутил,
И от меня, увы! пришла ево кончина.
Ахъ! я твоей, ахъ! я напасти сей причина.
Ты мне изменил, я знаю то,
Но не знаю лишь за что,
Чем себя я обвинить могу,
Разве на себя солгу.Как с тобой нас время разлучило,
Сердце взяк час по тебе грустило;
Дух спокоен не был никогда.
Очи плакали всегда.Веселись обманом ты своим,
Смейся пенямь ты моимъ;
Саейся, что ты рушиль мой покой,
Смейся, смейся варвар злой.Не смущайся лестно данным словом,
Тай в жару любыи безстыдно новомъ;.
Будь любим любезною своей,
Льсти подобно так и ей.Я уж больше слез не испущу,
Больше ныне не грушу;
Ты тогда жестокой был мне мил,
Как ты сам меня любил.Ныне боль мой, боль несносной вынут,
Ты уже со всем из сердца кинут,
Позабудь все ласки ты к себе,
Я забыла о тебе.
О мысли люты!
Кончается мое
На свете бытие,
Преходит житие,
Пришли последние минуты,
Пришел ко мне тот час,
Который преселяет нас
Во мрачну бесконечность.
Отверста моему смятенну духу вечность:
Погаснут данные мне искры божества,
Потухнут мысли все и чувство вещества,
В ничто преобращусь навек из существа;
Престрашною судьбою
Расстанусь навсегда
Со светом и с собою,
Засну, и не проснуся никогда.
На то ль я, боже мой, произведен тобою,
Чтоб сей вкусил я страх
И претворился в прах?
Щедролюбивая и всемогуща сила
Нельзя, чтоб действие лютейшее сносила —
Восстану я опять.
Но, ах, возможно ли исчезнуть и восстать?
Когда есть бог, возможно,
А бог, конечно, есть, мы знаем то неложно.