Мечтательно лилея
Взирает на небо из вод;
Привет тоски любовной
Ей с неба месяц шлет.
Она свою головку
Стыдливо клонит к волнам, —
А бедный бледный мечтатель
У ног ее уже там.
Месяц взошел, обливает
Светом трепещущим волны;
Милую нежно я обнял.
Сладко сердца наши полны.
В милых обятьях лежу я
На берегу безмятежно.
— Что́ ты все слушаешь ветер,
С дрожью в руке белоснежной?
Меня ты не смутила,
Мой друг, своим письмом.
Грозишь со мной все кончить —
И пишешь — целый том!
Так мелко и так много…
Читаю битый час…
Не пишут так пространно
Решительный отказ!
Меня вы терзали, томили,
Измучили сердце тоской,
Одни — своей скучной любовью,
Другие — жестокой враждой.
Вы хлеб отравили мне, ядом
Вы кубок наполнили мой,
Одни — своей скучной любовью,
Другие — жестокой враждой.
Меня все дарили приветом,
И лаской, и умным советом,
Сулили и место мне дать;
Но только просили пождать.
Но с этою лаской примерной
Я с голоду умер бы верно,
Когда б не явился мне вдруг
Один благодетельный друг.
Межь тем как с робкою надеждой
Я у чужих стучусь дверей.
Межь тем как я подстерегаю,
Сокровище других людей.
Другие люди, вероятно,
В другую улицу пошли,
С моим сокровищем, в окошко,
Переговоры завели!
Меж тем как с робкою надеждой
Я у чужих стучусь дверей,
Межь тем как я подстерегаю,
Сокровище других людей,
Другие люди, вероятно,
В другую улицу пошли,
С моим сокровищем, в окошко,
Переговоры завели!
Люди глупы, люди слепы,
В них так много пустоты;
Говорят, мой друг прекрасный,
Будто зла, капризна ты.
Люди глупы, люди слепы,
Люди вечно не поймут,
Как твои лобзанья сладки,
Как они блаженством жгут.
Любовь и ненависть, и дружба, и вражда —
По мне всего, всего прошло не мало.
Но хоть бы что-нибудь из них ко мне пристало —
Остался я таким, каким и был всегда.
Люблю я эту бледность тела —
Покров души изящной, очи
Огромные и эти кудри
Вокруг чела, как крылья ночи!
Жену как раз такого сорта
Искал я долго повсеместно;
Я тоже оценен тобою,
И это мне, конечно, лестно.
Люблю я цветок, но не знаю, который;
Томлюсь, грущу;
Склонив в цветочный венчик взоры,
Сердца ищу.
Благоухают цветы на склоне
Угасшего дня;
Ищу я сердца еще влюбленней,
Чем у меня.
Лишь я засну —передо мной
Стоишь ты как живая,
Киваешь нежно мне главой,
Я льну в тебе рыдая.
Головку русую силоня
И слез не утирая,
Ты словно смотришь на меня,
В жемчужинах сияя.
Лишь на тебя я посмотрю,
Ужь весь блаженством я горю;
Лишь начинаю целовать,
Готов я прыгать и скакать;
Лишь я к груди твоей прижмусь,
Я точно в рай перенесусь;
Но как ты скажешь мне: „люблю,“
Терзает мука грудь мою!
Лишь на тебя я посмотрю,
Уж весь блаженством я горю;
Лишь начинаю целовать,
Готов я прыгать и скакать;
Лишь я к груди твоей прижмусь,
Я точно в рай перенесусь;
Но как ты скажешь мне: «люблю»,
Терзает мука грудь мою!
Липа их могилу тенью покрывает;
Меж кудрявых веток пташка распевает.
На траве зеленой сели у могилы
Парень деревенский со своею милой.
Тихо и печально ветерок лепечет,
Сладко и уныло пташечка щебечет.
Приумолкли парень и его зазноба…
Отчего — не знаю, только плачут оба.
От солнца лилия пугливо
Головкой прячется своей,
Все ночи ждет, все ждет тоскливо —
Взошел бы месяц поскорей.
Ах, этот месяц тихим светом
Ее пробудит ото сна,
И — всем дыханьем, полным цветом
К нему запросится она…
Лилею и розу, голубку и солнца сиянье
Когда-то любил я в блаженном любовном страданье;
Теперь не люблю их; люблю я одну не на шутку —
Одну, грациозную, чистую, чудо-малютку.
Она — всех любовных восторгов слиянье —
Лился и роза, голубка и солнца сиянье.
Лилеею, розой, голубкой, денницей
Когда-то и я восторгался сторицей.
Теперь я забыл их, пленяся одною
Младою, родною, живою душою.
Она всей любви и желаний царица,
Мне роза, лилея, голубка, денница.
Лето жаркое алеет
На лице твоем;
Но зима морозом веет
В сердце молодом.
Переменится все это —
Посмотри сама:
Скоро в сердце будет лето,
На лице зима.
Летним утром в cад я вышел —
Солнце, мошки, блеск и шум;
Все пестреет и лепечет,
Я лишь бледен и угрюм.
И цветы, склонив головки,
Тихо шепчут вслед за мной:
«Не вини сестрицу нашу,
Ты, убитый и больной».
Летний вечер тихо брежжит
В чаще леса и в лугах,
Освежительно-прекрасный
Светит месяц в небесах.
У ручья поет кузнечик
Вместе с звонкою волной.
Путник слышит смех и всплески
И дыханье над водой, —
То прелестная сильфида
Все купается одна,
Лежу ли бессонною ночью
В постели, один, без огня,
Лицо твое с кроткою лаской
Из мрака глядит на меня.
Закрою ль усталые веки
И тихо забудусь во сне —
Твой нежный и ласковый образ
Прокра́дется в грезы ко мне.
Лежу ли безсонною ночью
В постели, один, без огня,
Лицо твое с кроткою лаской
Из мрака глядит на меня.
Закрою ль усталыя веки
И тихо забудусь во сне —
Твой нежный и ласковый образ
Прокрадется в грезы ко мне.
Лгут уста, но ложь понятна,
И лобзанья как дурман!
Ах, обманывать приятно,
Слаще — веровать в обман!
Пусть ты в руки не даешься,
Знаю я, чего добьюсь;
Верю, если ты клянешься,
Сам, поверив, поклянусь.
К устам моим устами
Прильни, подруга, тесней!
Меня руками, ногами
И телом гибким обвей.
Так с силою неземною
Охвачен, обвит, пленен
Прекраснейшей в мире змеею
Блаженнейший Лаокоон.
Кто любит в первый раз, как Бог тот счастлив,
Хотя бы и несчастно он влюбился;
Но тот глупец, кто любит во второй раз
И вновь любви взаимной не добился.
Увы! Как раз такой глупец я: снова
Я от любви непризнанной страдаю,
И солнце, месяц, звезды, все смеются,
И с ними я смеюсь — и умираю!
Филистеров — этот народ
Тупой, узколобый, тяжелый,
Не след никогда задевать,
Хотя бы и шуткой веселой!
Но те, у которых в душе
Есть много и шири, и света,
Под шуткой откроют всегда
Слова и любви, и привета.
Краса моя, рыбачка,
Причаль сюда челнок,
Садись, рука с рукою,
Со мной на бережок.
Прижмись ко мне головкой,
Не бойся ничего!
Вверяешься ж ты морю —
Страшнее ль я его?
Красавицу юноша любит,
Но ей полюбился другой;
Другой этот любит другую
И на́звал своею женой.
За первого встречного замуж
Красавица с горя идет,
А бедного юноши сердце
Тоска до могилы гнетет.
Красавицу Лилею
Пугает блеск дневной;
Главу клони к дремоте,
Ждет мглы она ночной.
Ждет месяца младого
С чарующим лучом,
К нему в тревоге нежной
Льнет ласково челом.
Красавица-рыбачка,
Причаль свою ладью,
Поди и сядь со мною,
Дай руку мне свою.
Доверчиво головкой
На грудь склонись ко мне:
Ведь ты ж себя вверяешь
Безпечно глубине.
Красавица рыбачка,
Оставь челнок на песке,
Посиди со мной, поболтаем,
Рука в моей руке.
Прижмись головкой к сердцу,
Не бойся ласки моей;
Ведь каждый день ты с морем
Играешь судьбой своей.
Корабль мой на черных плывет парусах
По дикой пустыне морей…
Ты знаешь, как больно мне горе мое:
Зачем его делать больней?
Как ветер, изменчиво сердце твое,
Волны оно вольной беглей!..
Корабль мой на черных плывет парусах
По дикой пустыне морей.
Когда я начал песнь свою,
Кастраты все меня бранили,
На перекрестках всех трубили,
Что слишком грубо я пою.
Они тотчас же разглядели,
Что я с любовью незнаком,
И всей толпой своей запели
Кристальным тонким голоском —
О ясной неге, упоеньи,
И о любви, и о мечтах, —
Когда я в Оттензене был,
То гроб Клопштока посетил;
Там публика нарядная стояла
И памятник цветами убирала,
И улыбались все, весьма довольны были,
Как будто Бог весть, что большое сотворили.
Но между ними на священном месте я
Стоял безмолвно, и душа моя
Была глубо́ко под землей,
Где вечным сном спал наш певец святой.