Как можешь ты спать спокойно
И зная, что я живу? —
Проснется мой гнев позабытый —
Я цепи свои разорву.
Не знаешь ты старую песню,
Как в мертвом проснулась любовь,
И девушку ночью унес он
В могилу, в двенадцать часов?
О ты, несравненная, верь мне,
Ты, горе всей жизни моей —
Живу я, и все-таки в жизни
Я мертвых страшней и сильней.
Как лунный лик в волнах морских
Дрожит, мятежно-бурных,
А месяц в небе, ясен, тих,
Плывет в степях лазурных,
Так ты проходишь, с тишиной
И ясностью во взоре,
И только в сердце образ твой
Дрожит, как в бурном море.
Как лилейно белы руки,
Волоса, что грезы вьются,
Оттеняя лик румяный!
Красота здесь в совершенстве.
Но сегодня (почему-то)
Показалось мне, что талья
Уж не так стройна, как прежде.
Будь потоньше — было б лучше.
Как из пены воссиявшая,
Лучезарной красотой
Ты блистаешь, ныне ставшая
Не моею, а чужой.
Сердце, мукою томимое,
Об измене не грусти,
Будь покорно и любимую,
Неразумную прости.
Как из пены волн рожденная,
И прекрасна и пышна,
За другого обрученная,
Дышит прелестью она.
Сердце многотерпеливое!
Не ропщи и не грусти,
И безумство торопливое
Бедной женщине прости.
Как из пены волн рожденная,
Красотой блестит она,
Другу чуждому невестою
Дорогая названа.
Сердце многотерпеливое,
За презрение не мсти,
Все сноси и милой дурочке
Все дела, ея прости.
Как дрожит ночной порою,
Отблеск месяца в вода́х;
Сам же он спокойно, гордо
Ходит в синих небесах.
Так и ты, дитя, спокойно,
Гордо шла передо мной, —
И в моем дрожащем сердце
Отражался образ твой…
Как горестный Атлант, я должен мир носить:
Тот мир — тяжелый мир скорбей невыносимых.
Под тяжестью его нет сил мне больше жить,
Мне сердце рвет в груди от мук невыразимых.
Ты, сердце гордое, само хотело ты
Иль в счастье быть, но в беспредельном счастье,
Иль в горе беспредельном, — вот мечты
Твои исполнились: дано тебе несчастье…
Какая ложь в обятьях скрыта!
Как ты хитра невероятно!
Обманывать — всегда нам любо,
И быть обманутым приятно.
К чему твоя самозащита?
Ведь ты, я знаю, лицемеришь.
Хочу твоим я верить козням
И клясться тем, чему ты веришь.
Каждый твой лилейный палец
Раз еще поцеловать бы
Я хотел, прижать их к сердцу
И в слезах своих расплыться.
А твои глаза-фиалки
День и ночь передо мною,
И я мучусь; что̀ же значат
Это синия загадки?
И я когда-то знал край родимый…
Как светел он!
Там рощи шумны, фиалки сини…
То был лишь сон!
Я слышал звуки родного слова
Со всех сторон…
Уста родные «люблю» шептали…
То был лишь сон!
И у меня был край родной;
Прекрасен он!
Там ель качалась надо мной…
Но то был сон!
Семья друзей была жива.
Со всех сторон
Звучали мне любви слова…
Но то был сон!
И у меня была родина милая.
Весь окружен
Был там фиалками дуб зеленеющий.
Это был сон.
Слышал я говор родной. Поцелуями
Был упоен.
Слово «люблю» мне звучало, как музыка.
Это был сон.
Итак, ты совсем и навеки забыла,
Как долго меня ты всем сердцем любила,
Тем маленьким сердцем, в котором все сладко и ложно:
Едва ли найти что и слаще, и лживее; можно;
Итак, ты любовь и страданье забыла,
Которыми сердце мое ты давила.
Не знаю, что́ было в нем больше: любовь иль страдание злое —
Но знаю, что было велико и то, и, другое.
И розы на щечках у милой моей,
И глазки ея незабудки,
И белыя лилии, ручки-малютки,
Цветут все свежей и пышней…
Одно лишь сердечко засохло у ней!
И розы на щечках у милой моей,
И глазки ее незабудки,
И белые лилии, ручки малютки,
Цветут все свежей и пышней…
Одно лишь сердечко засохло у ней!
Иные молятся Мадонне,
Иные Павлу и Петру,
А я, прекрасное ты солнце,
Тебе лишь в ночь и поутру.
Дай поцелуев, дай блаженства,
Гони свою холодность, гнев,
Меж дев прекраснейшее солнце,
Под солнцем лучшая из дев!
И липы цвели, и гремел соловей,
И солнце рвалось веселее блеснуть, —
А ты обнимала меня горячей,
И знойно лобзала, и льнула на грудь.
Но глянула осень… уж лист упадал,
Послало и солнце прощальный привет, —
Тогда я «прощайте» учтиво сказал,
А ты мне учтиво присела в ответ.
Из слез моих родится много
Цветов душистых и живых;
Песнь соловьиная возникнет
Из вздохов жалобных моих.
Дитя! Когда меня ты любишь,
Тебе цветы я подарю,
И соловьи перед окошком
Твоим засвищут песнь свою.
Из слез моих расцветает
Цветов душистый ковер,
И вздохи мои и стенанья —
Ночной соловьиный хор.
И если ты любишь, цветами
Тебя осыплю я,
И пусть под твоим окошком
Раздастся песнь соловья.
Из слез моих пышныя розы родятся,
Цветут и струят аромат,
Из стонов моих соловьиные хоры
Родятся и громко звенят.
Дитя! Полюби меня только,—все розы
Тебе я тогда подарю
И песню тебе соловьем сладкозвучным
Под окнами громко спою!
Из слез моих пышные розы родятся,
Цветут и струят аромат,
Из стонов моих соловьиные хоры
Родятся и громко звенят.
Дитя! Полюби меня только, — все розы
Тебе я тогда подарю
И песню тебе соловьем сладкозвучным
Под окнами громко спою!
Из слез моих много, малютка,
Родилось душистых цветов;
А вздохи мои превратились
В немолкнущий хор соловьев.
Уж только б меня полюбила —
Тебе и цветы я отдам,
И песнями станут баюкать
Тебя соловьи по ночам.
Из слез моих выходит много
Благоухающих цветов,
И стоны сердца переходят
В хор сладкозвучных соловьев.
Люби меня, и подарю я,
Дитя, тебе цветы мои,
И под окошками твоими
Зальются звонко соловьи.
Из слезинок моих, много, много цветов
Выростает роскошных, душистых,
А все стоны души перелились в один
Хор большой соловьев голосистых…
Полюби ты меня, моя крошка, —и я
Подарю тебе эти цветочки
И заставлю я петь этот хор соловьев
Под окном твоим целыя ночки…
Бледный Генрих уныло шел мимо окна,
А Гедвига стояла в томленьи,
И увидев его, прошептала она:
«Боже мой! там внизу привиденье!...»
Бледный Генрих уныло взглянул на окно
Взором, полным любви и томленья,
И Гедвиги лицо тоже стало бледно́,
Как лицо самого привиденья.
С этой встречи ждет Генриха целые дни
У окошка Гедвига в томленьи.
Но в восторгах любви замирают они
По ночам, как встают привиденья.
Из муки моей нестерпимой
Рождается песенок стая.
Они, со звоном взлетая,
Несутся к сердцу любимой.
И стаею легкокрылой
Ко мне возвращаются снова,
И горько скорбят, и ни слова
О том, что в сердце у милой.
Из моих скорбей великих
Песни малыя сотку я,
Вот они на звонких крыльях
В сердце к ней летят, ликуя.
Полетели, прилетели,
Возвратились, и скорбят,
Были в сердце, — что́ там в сердце,
Разсказать мне не хотят.
* * *
Из моих скорбей великих
Песни малые сотку я,
Вот они на звонких крыльях
В сердце к ней летят, ликуя.
Полетели, прилетели,
Возвратились, и скорбят,
Были в сердце, — что там в сердце,
Рассказать мне не хотят.
Из моей великой скорби
Песни малыя родятся,
И, звеня, на легких крыльях,
Светлым роем, к милой мчатся.
Покружася над прекрасной,
Возвращаются и плачут…
Не хотят сказать, малютки,
Мне, что слезы эти значут…
Из моей великой скорби
Песни малые родятся,
И, звеня, на легких крыльях,
Светлым роем к милой мчатся.
Покружася над прекрасной,
Возвращаются и плачут…
Не хотят сказать, малютки,
Мне, что слезы эти значат…
Из края в край твой путь лежит;
Идешь ты — рад не рад.
По ветру нежный зов звучит —
И ты взглянул назад.
Твоя любовь в стране родной;
Манит, зовет она:
«Вернись домой! побудь со мной!
Ты радость мне одна».
Но путь ведет все в даль и тьму —
И остановки нет…
Что так любил — навек к тому
Запал возвратный след.
Средь трав распустился на поле цветок
Душистый, нарядный, красивый…
Порхает над ним золотой мотылек
Под грустной, плакучею ивой.
Тот чудный цветок это ты, милый друг,
Стоишь, красотою блестя,
Златой мотылек — это он, твой супруг,
А ива плакучая — я.
Из вод подымая головку,
Лилея в раздумье глядит;
С высот улыбаясь, месяц
К ней тихой любовью горит.
Лилея стыдливо склонила
Головку на зеркало вод,
А он уж у ног ее, бледный,
Трепещет и блеск свой льет.
<Осень 1856 (?)>
Из великих страданий слагаю
Невеликие песенки я;
Расправляю звучащие крылья
И летят они к сердцу ея.
И нашли они к милой дорогу,
Но оттуда вернулись ко мне
И, тоскуя, сказать не хотели,
Что увидели в сердце оне.