Ты—в живом заостреньи ладья,
Ты—развязанный пояс из снега,
Ты—чертог золотого ковчега,
Ты—в волнах Океана змея.
Ты—изломанный с края шатер,
Ты—кусок опрокинутой кровли,
Ты—намек на минувшия ловли,
Ты—пробег через полный простор.
Саваоѳ, Саваоѳ,
От высоких облаков,
Для радетелей твоих,
Возлелей духовный стих,
Чтобы в круге, как на луге,
Увидали мы друг в друге
Много мысленных цветов,
Саваоѳ, Саваоѳ!
Я пройду через стены домов —
Я войду в сокровенность сердец —
Я восстал из священных гробов —
Я восстал, чтобы мстить, наконец, —
Я взлелеян кровавостью снов —
Я один мученический лик —
Я восстал из несчетных гробов —
Я возник — Я гляжу — Я возник —
Я хожу по изгибам умов —
Я крещу их багряным огнем —
Жених идет, Жених грядет,
Невесту отыскал,
Его дворец — небесный свод,
Его ковер — зеркальность вод,
А башня — глыбы скал.
Жених пришел, Невесту взял,
Приданое — Земля,
Его же знак есть цветик ал,
Замкнут в начале всех начал,
Лучинник, степной зверобой,
Златистый, а есть также синий.
Так звезды, что вьются толпой,
В степях высоты голубой,
Гадая в той вышней пустыне,
Со мной пошутили, с тобой,
И вырос двойной зверобой.
Я здесь с золотыми кудрями,
Ты там с голубыми очами,
Тоскуя, горим на степи,
Построй чуть сомкнутыя стены,
Свое извне вовнутрь втесни,
Покинь мгновенно мир измены,
Среди ресниц побудь в тени,
В ночах вспевает цвет вервены,
В них тайны мира искони.
Зрачки души — в работе дружной,
Ты вдруг в желанном дальних мест,
Не тьма, в тебе чертог жемчужный,
Саваоф, Саваоф,
От высоких облаков,
Для радетелей твоих,
Возлелей духовный стих,
Чтобы в круге, как на луге,
Увидали мы друг в друге
Много мысленных цветов,
Саваоф, Саваоф!
Бог громов, Саваоф,
Зеленоватый метеор
Упал среди небес.
Меж тем лазоревый простор
Еще алел над чернью гор,
И свет в нем не исчез.
Он был как быстрый изумруд,
Нисброшенный с высот.
Блеснул вон там, мелькнул вон тут,
И вот упал, как в некий пруд,
За тучевой оплот.
Я тебя восхваляю, о, Майя живая,
Трепетом струн.
Ты свой круг завершаешь, в сияньях вступая
В тринадцать Лун.
Ты везде со мною, где любовь огневая
Мне шепчет: Ты юн.
Ожерелье сплетешь, но жемчужины, тая,
Льются в бурун.
И буря хохочет, как ведьма седая,
Как злой колдун.
О, Млечный Путь, о, Млечный Путь,
Поймем ли мы когда-нибудь,
Что только пламенный поток
От безразличности далек.
О, сколько звезд, тех грез-невест.
От Скорпиона — в Южный Крест,
Чрез символ Арго — в Орион,
И дальше, дальше — в вечный сон.
Построй чуть сомкнутые стены,
Свое извне вовнутрь втесни,
Покинь мгновенно мир измены,
Среди ресниц побудь в тени,
В ночах вспевает цвет вервены,
В них тайны мира искони.
Зрачки души — в работе дружной,
Ты вдруг в желанном дальних мест,
Не тьма, в тебе чертог жемчужный,
* * *
Нам нравятся поэты,
Похожие на нас,
Священные предметы,
Дабы украсить час, —
Волшебный час величья,
Когда, себя сильней,
Мы ценим без различья
Сверканья всех огней, —
Тонкий колос нив не наших,
Стебель придорожный, —
Словно пил в нездешних чашах,
Чар египетских отведал, здесь тебя взрастивший, гений,
Бестревожный, —
Так утонченно-спокойный, между дремлющих растений,
Истонченный, нежно-стройный, вознесенный в мир видений,
Ты стоишь, в воздушной грезе, на краю большой дороги,
Как созданье сновидений,
Как египетские боги.
Тонга-Табу, Юг Священный, Край Завороженный,
Я люблю тебя за то, что ты лучисто-сонный.
Я люблю тебя за то, что все Тонганки рады
Пить душой напиток счастья, смехи и услады.
Я люблю тебя за то, что все Тонганцы — дети,
Всех блаженней, простодушней, всех светлей на свете.
Я люблю тебя за то, что вот тебя люблю я,
Февраль — Сечень, Февраль — печаль,
Короткий день, а дня нам жаль,
Короткий день, и длится ночь.
Тут как менять? Тут как помочь?
Февраль, он крут, Февраль, он лют,
Ему лишь ветры стих поют.
Сечет он снегом лица нам,
Сечет он зиму пополам.
Волны морей, безпредельно—пустынно—шумящия,
Бог Океан, многогласно—печально—взывающий,
Пенныя ткани, безцельно—воздушно—летящия,
Брызги с воздушностью, призрачно—сказочно—тающей.
Горькия воды, туманно—холодно—безбрежныя,
Долгий напев, безконечно—томительно—длительный,
Волны морей, безконца—безконца—безнадежныя,
Бог Океан, неоглядно—темно—утомительный.
Ты верила мне как Богу,
Ты меня любила как мир, —
И я на великую вышел дорогу,
И лира моя полнозвучней всех лир!
Я был для тебя наслажденье,
Какого другого нет, —
И песен моих не скудеет рожденье,
И песни мои суть напевы побед!
Я видел цвет полураскрытый
В весну влюбленного тюльпана.
Но я ушел тропой пробитой,
Был праздник кончен слишком рано.
Я видел птичку голубую
Средь изумрудного сплетенья.
Но я в безмолвии тоскую,
Лишь миг один я слышал пенье.
Пальмы змеино мерцают в ночи,
Новая светит победно Луна,
Белые тянутся с неба лучи,
В сердце размерно поет тишина.
Тихо качаю златую мечту.
Нежность далекая, любишь меня?
Тонкие струны из света плету,
Сердце поет, все тобою звеня.
Лишь Бог — творец, лишь Бог — всезрящий,
Лишь Бог — над вихрями планет,
За ними, в них, везде, в грозящей
Провальной мгле, и в травке спящей,
В орле, и в ласточке летящей,
Лишь Бог — поэт.
Гремите, солнечные струны,
Звоните, лютни бледных лун,
Пропойте «Бог» в морях, буруны,
Красный парус в синем Море, в Море голубом.
Белый парус в Море сером спит свинцовым сном.
Синий парус взвился в вихре, закрутился вал.
Черный парус, в час безветрий, тихо задремал.
Много снов и много красок вижу в Море я.
Много птиц над ним провеет в дальние края.
Но всего красивей Море — зеркалом без дна.
Счастлив тот, кому зеркальность истинно дана.
От тебя труднейшую обиду
Принял я, родимая страна,
И о том пропел я панихиду,
Чем всегда в душе была весна.
Слово этой пытки повторю ли?
Боль была. Я боль в себе храню.
Но в набатном бешенстве и гуле
Все, не дрогнув, отдал я огню.
Для каждаго есть возжеланье быть в тихом покое.
Для каждаго змеем ползущим приходит черед.
Ужь скоро я буду светиться как Солнце Ночное,
Как Месяц багряный, когда он на убыль идет.
Ужь скоро туманы сплетут мне седые покровы,
И стебли согбенно холодную примут росу.
За лесом заснувшим скликаются зоркия совы,
Над темной трясиной я факел полночный несу.
Семьюдесятью горлами,
В то море, во Хвалынское,
Втекает Волга водная,
Что с капли зачалась.
Семьюдесятью ветками,
Древа в лесу могучие
До неба умудряются,
Да небо не про нас.
По небу только молнии
Печальные глаза, изогнутыя брови,
Какая властная в вас дышет красота!
Усмешкой горькою искажены уста.
Зачем?
Так глубоко волнуешь ты и манишь,—
И страшной близости со мной достигнув,—вдруг
Ты изменяешься. И вновь темно вокруг.
Ты вновь чужая мне. Зачем?
Я умираю.