Кто будет говорить о слове примиренья,
Покуда в тюрьмах есть сходящие с ума,
Тот должен сам узнать весь ужас заключенья,
Понять, что вот, кругом, тюрьма.
Почувствовать, что ум, в тебе горевший гордо,
Стал робко ищущим услад хоть в бездне сна,
Что стерлась музыка, до крайнего аккорда,
Стена, стена и тишина.
Кто будет говорить о слове примиренья,
Тот предает себя и предает других,
И я ему в лицо, как яркое презренье,
Бросаю хлещущий мой стих.
Смерть нас в дивное заветрие зовет,
Там плывет видений светлых хоровод.
Там в заоблачном слагаются хвалы
Перед Тем, Кто видит дальше, чем орлы.
Здесь мы вихрями носимы, нет их там,
Здесь мятели нам свирели по степям.
Там заветрие в цветы завьет снега,
Море синее не точит берега.
Смерть нас в тихое заветрие возьмет,
Там есть музыка, что сладостней, чем мед.
Там есть светы, что светлее наших свеч,
Нет разлуки, но всегда есть радость встреч.
Жемчужное виденье,
Избранница мечты,
Ты примешь песнопенье,
Возьмешь мои цветы?
В них нет гвоздик тревожных,
В них нет пьянящих роз,
Молений невозможных,
В словах укрытых слез.
Тебе лишь тонкий свиток,
Тебе, моей красе,
Весенних маргариток,
И ландышей в росе.
В них тоже опьяненье,
И в них влюбленность есть.
Жемчужное виденье,
Путей любви не счесть.
Но, если сон твой станут
Пьянить мои цветы,
Их вздохи не обманут. —
Скажи, ведь веришь ты?
— Богу милое дитя,
Что живет, звездой блестя,
Богу миленький дружок,
Он куда всегда бежит?
За моря, или в лесок?
— Нет, во яслях он лежит.
И хоть мир прошел он весь,
Он смеется с нами здесь.
— Но куда ж сейчас ушел?
И куда же он забрел?
— Он в вертепы заходил,
Там рождался звон кадил.
Глянет в нищенский он дом,
Дом горит златым огнем.
Он к разбойникам зайдет,
Ангел в сердце злом поет.
И хоть мир прошел он весь,
Вот он в сердце, вот он здесь.
Ото всех четырех сторон,
Изо всех четырех мы стран,
Но один нам для всех закон
Нашим собственным сердцем дан.
Эй, туман, расступись!
Здесь Восток! Все зажгись!
Эй, сияй, пышный луг!
Здесь целующий Юг!
Эй, цветок, тки наряд!
Здесь багряный Закат!
Эй, наш дух, бел будь весь! —
Север здесь! Север здесь!
Так вот и будем мы в чуде расцвета,
С снегом январским венчаем мы лето,
Дух обручаем мы с телом живым.
Где он? За ним! Мы летим! Мы летим!
Как светлые невесты, убрались все деревья.
Вон вишня, слива, яблонь, их целые кочевья.
Среди невест брожу я, а сердце млеет, рдеет.
Вдали, зажженный Солнцем, испанский дрок желтеет.
И вот я наклоняюсь к одной невесте, белой.
Красивую целую, влюбленный и несмелый.
И пред другой склоняюсь, учтивый как Испанец.
Медлительно целую девический румянец.
И с ними я венчаюсь, избрал любовь законом.
А шмель, звонарь садовый, гудит протяжным звоном.
СОНЕТ.
На дне морском подводныя растенья
Распространяют бледные листы,
И тянутся, ростут как привиденья,
В безмолвии угрюмой темноты.
Их тяготит покой уединенья,
Их манит мир безвестной высоты,
Им хочется любви, лучей, волненья,
Им снятся ароматные цветы.
Но нет пути в страну борьбы и света,
Молчит кругом холодная вода.
Акулы проплывают иногда.
Ни проблеска, ни звука, ни привета,
И сверху посылает зыбь морей
Лишь трупы и обломки кораблей.
СОНЕТ
В глухую ночь, неясною толпой,
Сбираются души́ моей созданья,
Тяжелою медлительной стопой
Проходят предо мной воспоминанья.
Я слышу песни, смех, и восклицанья,
Я вижу, как неровною тропой,
Под ласкою вечернего сиянья,
Пред сном идут стада на водопой.
Едва-едва передвигая ноги,
Вздымают пыль клубами у дороги
Толпы́ овец пушистых и быков.
Пастух устал, об ужине мечтает,
И надо всей картиною витает
Веселый рой беспечных сельских снов.
Она приподнялась с своей постели,
Не поднимая теневых ресниц,
С лицом белее смертью взятых лиц,
Как бы заслыша дальний звон свирели.
Как будто сонмы к бледной спящей пели,
И зов дошел от этих верениц.
Туда. Туда. До призрачных станиц.
Туда. Туда. До древней колыбели.
Густых волос змеиная волна
Упала на незябнущие плечи.
И вся она тянулась как струна.
Звала непобедимо вышина.
Душа ушла к своей венчальной встрече.
Все видела глядящая Луна.
Люблю чуть зримых малых тварей
Линейно-прихотливый вид.
Геометризм радиолярий
О вихре солнц мне говорит.
Реснички хищных инфузорий,
Проворных жгутиков игра,
Мне говорят о звездном хоре,
И что любить всегда пора.
А жук-олень, то в праздник юный,
Средь полчищ малых, мастодонт.
И вот, я чувствую, как струны
Чрез весь проходят горизонт.
И запоздавшему столетью,
Его предчувствуя в тоске,
Черчу разсказ я, тонкой сетью,
На мастодонтовом клыке.
СОНЕТ
На дне морском подводные растенья
Распространяют бледные листы,
И тянутся, растут как привиденья,
В безмолвии угрюмой темноты.
Их тяготит покой уединенья,
Их манит мир безвестной высоты,
Им хочется любви, лучей, волненья,
Им снятся ароматные цветы.
Но нет пути в страну борьбы и света,
Молчит кругом холодная вода.
Акулы проплывают иногда.
Ни проблеска, ни звука, ни привета,
И сверху посылает зыбь морей
Лишь трупы и обломки кораблей.
Она из тех, к кому идут камеи,
Медлительность, старинная эмаль,
Окошко в сад, жасмин, Луна, печаль,
Нить жемчугов вкруг лебединой шеи.
Ей даровали царство чародеи,
В нем близь всегда причудлива, как даль.
И времени разрушить сказку жаль,
Тот сад минуют снежные завеи.
Я подошел к полночному окну.
Она сидела молча у постели.
Газелий взор любил свою весну.
И липы ворожили старину.
Роняли полог бархатные ели.
Ей было жаль идти одной ко сну.
Свободна воля человека,
Разгульно бешенство страстей.
Спроси безумного Ацтека,
Спроси о цвете орхидей.
О том, как много вспышек жадных
Среди тропических лесов.
О жатвах мира, странных, страдных,
Под гром небесных голосов.
Непостижимые изломы
В сердцах жрецов и палачей,
Разрывы, молнии, и громы,
И кровь, хмельная от лучей.
И кровь, и кровь, своя, чужая,
На высях стройных пирамид,
Где, светоч бездн, доныне, злая
Агава, хищный цвет, горит.
Так видел я, во сне-ли, наяву-ли,
Видение, что здесь я записал,
И весь, душой, я был в Пасхальном гуле.
За звоном звон, как бы взнесенный вал,
Гудя и убежденно возростая,
Дивящуюся мысль куда-то мчал.
Как будто обручалась молодая
Луна с Звездой в заутрени Небес,
И млели мраки, сладко в Солнце тая.
Привет, огонь, вода, и луг, и лес,
Ты, капля крови, цветик анемона,
Цвети, привет, я верю в путь чудес.
Я малый звук в великих зыбях звона.
В стезях, когда Вселенная,
Повсюду безызменная,
Была в себе, одна,
Одна как тишина, —
Без лунного течения,
Дневного украшения,
И Бог был в Божестве,
В том умном Существе, —
Возникло в нем сверкание,
То — первое желание,
И в брызгах светлых рек
Родился человек.
Да будем же торжественны,
Зане мы все Божественны,
С превыспренних высот
Чрез нас огонь идет.
Весь мир в себя вмещающий,
Вещающий, сверкающий,
Да будет сын отца
Вселенским без конца.
Я жизнью и смертью играю.
Прохожу по блестящему краю.
Острие.
И не знаю, кого погублю я,
Ту, кого обожаю, целуя,
Или сердце мое.
Вот порвется. Так бьется, так бьется.
А она, наклоняясь, смеется.
Говорит:
Что с тобой? Ты бежал очень скоро?
Ты боишься — за что-то — укора?
Тут — немножко — болит?
Я знаю разятую рану.
Прикоснись же. Мешать я не стану.
Все стерплю.
Только помни, пока повторяю.
Только верь мне, пока я сгораю.
Я люблю. Я люблю.
Ты со́здал мыслию своей
Богов, героев, и людей,
Зажег несчетности светил,
И их зверями населил.
От края к краю — зов зарниц,
И вольны в высях крылья птиц,
И звонко пенье вешних струй,
И сладко-влажен поцелуй.
А Смерть возникнет в свой черед, —
Кто выйдет здесь, тот там войдет,
У Жизни множество дверей,
И Жизнь стремится все быстрей.
Все звери в страсти горячи,
И Солнце жарко льет лучи,
И нет пределов для страстей
Богов, героев, и людей.
Батюшка шатер,
Матушка ладья.
Гей, коня скорей,
Будет веселей,
Отдохнет весло.
Хочешь пить, так пей,
В разуме светло.
Знал я весь простор,
Снова с вами я,
Матушка ладья,
Батюшка шатер.
Порешите спор,
Для житья-бытья.
Небом дан шатер,
Влагою — ладья.
С Месяцем ночным
Дней уходит дым.
Снова по степям,
По горам крутым.
Счастье там, вон там.
Твой маяк — твой взор,
Даль — жена твоя.
Уплывай, ладья,
Догорай, шатер.
Батюшка шатер,
Матушка ладья.
Обрызгана холодными слезами,
В туман и дым легко облечена,
Склонилась привиденная Луна,
Застыла над октябрьскими лесами.
Какими отзовется голосами
На зов души ночная тишина?
Душа людей, ты без Отца, одна.
Без Матери. Свой дом постройте сами.
За каплей капля, долгие века,
Дробит кремень, протачивает горы,
Из диких глыб ткет стройные соборы.
За каплей капля, мощная река
Проходит семистранные просторы.
Плачь, сердце. Тайна зданья глубока.
О, не скорби душой, поэт,
В минуты бледные бессилья!
Нет Музы, дивных песен нет,
Мечта свои сложила крылья;
Но вновь волшебный миг блеснет,
Нет для тебя тоски бесплодной, —
Созвучий рой к тебе придет
С своею пляской хороводной!
Земля — в обятиях зимы,
Мир полон молчаливой муки,
Звучат среди холодной тьмы
Лишь бури плачущие звуки;
Но снова миру май блеснет, —
И зашумит весь мир свободный,
И юность песню запоет
В весельи пляски хороводной!