Степь глухая спит спокойно,
Сном обята беспробудным,
А над ней нависли стройно
Хоры звезд, в сияньи чудном.
Звезды искрятся, сверкая
Вспышкой ласки и привета,
Но безмолвна степь глухая,
Ночи сумраком одета.
Степь глухая спит спокойно,
Сном обята безпробудным,
А над ней нависли стройно
Хоры звезд, в сияньи чудном.
Звезды искрятся, сверкая
Вспышкой ласки и привета,
Но безмолвна степь глухая,
Ночи сумраком одета.
О, Млечный Путь, о, Млечный Путь,
Поймем ли мы когда-нибудь,
Что только пламенный поток
От безразличности далек.
О, сколько звезд, тех грез-невест.
От Скорпиона — в Южный Крест,
Чрез символ Арго — в Орион,
И дальше, дальше — в вечный сон.
Звезда к звезде, звезда с звездой,
Поток всемирно-молодой.
Дорога душ, дорога птиц,
Дай быть мне там, где нет границ.
Какая ночь! Все звезды. Полны числа.
Узоры дум, что мыслятся не здесь.
Качается златое коромысло,
И влагой звездной мир обрызган весь.
В сияньи свеч, округлую равнину
Повсюду купол ночи обступил,
В раскинутом величии я стыну,
О, атом пытки в торжестве светил.
Вот ужь с яркою звездой
Гаснет Месяц молодой.
Меркнет жадный свет его,
Исчезает колдовство.
Скучным утром дышет даль,
Старой башне ночи жаль,
Камни серые глядят,
Неподвижен мертвый взгляд.
Ветер в пропасти встает,
Песню скучную поет.
Между скал, под влагой мглы,
Просыпаются орлы.
Вот уж с яркою звездой
Гаснет Месяц молодой.
Меркнет жадный свет его,
Исчезает колдовство.
Скучным утром дышит даль,
Старой башне ночи жаль,
Камни серые глядят,
Неподвижен мертвый взгляд.
Ветер в пропасти встает,
Песню скучную поет.
Между скал, под влагой мглы,
Просыпаются орлы.
Мне жаль. Бледнеют лепестки.
Мне жаль. Кругом все меньше света.
Я вижу, в зеркале реки
Печаль в туманности одета.
Зажглась Вечерняя Звезда,
И сколько слез в ее мерцаньях.
Прощай. Бездонно. Навсегда.
Застынь звездой в своих рыданьях.
Только что сердце молилось Тебе,
Только что вверилось темной судьбе, —
Больше не хочет молиться и ждать,
Больше не может страдать.
Точно задвинулись двери тюрьмы,
Душно мне, страшно от шепчущей тьмы,
Хочется в пропасть взглянуть и упасть,
Хочется Бога проклясть.
И падал снег. Упали миллионы
Застывших снов, снежинками высот.
От звезд к звезде идут волнами звоны.
Лишь белый цвет в текущем не пройдет.
Лишь белый свет идет Дорогой Млечной.
Лишь белый цвет—нагорнаго цветка.
Лишь белый страх—в Пустыне безконечной.
Лишь в белом сне поймет покой Река.
«В мое окно в ночи всегда глядит звезда.
Одна средь голубых и золотых горений,
Она меняется, светло дрожит всегда,
То в зыби синих снов, то в блеске алых рдений.
Костер Египетский, к разливу звавший Нил!
Колдуй через века, домчи мечту до цели.
Хочу, чтоб он ко мне свое лицо склонил,
Когда я здесь томлюсь в девической постели!»
Звезда звезде всегда поет псалом,
На небесах не молкнет Литургия.
И не одним тот скреплен гимн узлом,
Чуть замолчит звезда, горят другие.
Напевный грозд ты различишь и днем,
Лишь опустись — не в пропасти морские —
В колодец темный, в тот подземный дом,
Где жажды утоляются людские.
От вышины, доступной для очей,
До глубины, куда рука людская
Вонзает заступ, дух свой продвигая, —
В глушащий день, и в гулкой мгле ночей,
Внимай псалмам, сплетенным из лучей,
В душе души звезду оберегая.
Чего искать? Куда идти?
Корабль стремится по волне,
Морские звезды — вдоль пути,
Иные звезды — в вышине.
Морские звезды чуть блеснут —
И тотчас гаснут близ меня,
Дрожа, скользя, вот тут, вот тут,
Лишь дразнят вспышками огня.
А те, в далекой высоте,
Узорно-свитые огни,
До них идти — одной мечте,
Увы, так было искони.
Кипит вода. Встает земля.
Дымится дней немая нить.
Я в быстром беге корабля.
Куда мне плыть? Куда мне плыть?
Царь-Огонь, Царевич-Ветер, и Вода-Царица,
Сестры-Звезды, Солнце, Месяц, Девушка-Зарница,
Лес Зеленый, Камень Синий, Цветик Голубой,
Мир Красивый, Мир Созвездный, весь мой дух с тобой.
Жги, Огонь. Вода, обрызгай. Ветер, дунь морозом.
Солнце, Месяц, Звезды, дайте разыграться грозам.
Чтобы Девушка-Зарница, с грезой голубой,
Вспыхнув Молнией, явилась для меня судьбой.
Мне звезды разсказали: „Любви на небе нет“.
Я звездам не поверил. Я счастлив. Я поэт.
Как сон тебя я вижу, когда влюбленный сплю,
И с грезой просыпаюсь и вновь тебя люблю.
Не в царственных пространствах, где дышит Орион,
Не там, где блещет Вега, мой светлый небосклон.
В твоих глазах я вижу безсмертную мечту,
Безсмертие сознанья, любовь, и красоту.
И вот в пустынях неба не светится Луна,
Ты вечность победила, ты царствуешь одна.
Звезде—звездой влюбленной—я шлю свой луч живой,
С тобой навек далекий, теперь навек я твой.
Мы крестились Христом,
Мы крестились крестом,
Обвитым звездами, цветами.
Мы крестились Водой,
Навсегда молодой,
Мы крестились Огнем.
Часом ночи и днем,
Мы за Солнцем идем,
И звездами.
Мы в Христа облеклись,
Мы как свечи зажглись,
В Пасхальном сияющем храме.
Мы возникли как звон
В аллилуйе времен,
Серафимы — в одном,
Херувимы — в другом,
Мы с Христом, он во всем,
Со звездами.
Бог живой, пророк нелживый он,
Камень крепкий, терпеливый он,
Он нам лестница высокая,
Он звезда нам златоокая,
Он кадило благовонное,
С тихим звоном вознесенное,
Он нам риза златотканная,
Сила сердца, Духом данная,
Церковь он нерукотворная,
Высота, от звезд узорная,
Луч от Неба, кем ликуем мы,
Меч от Духа, кем воюем мы.
Звездой небес и запахом сосновым,
Росинкой трав и молнией в грозе,
Алмазом, загоревшимся в слезе,
Играет дух и прячется под кровом.
Работает пчелой в цветке медовом,
Яри́тся в быстролетной стрекозе,
Крути́тся струйкой пыли на стезе,
С усмешкой смотрит взором чернобровым.
Мелькнет, лампада ночи, светляком.
Нависнет аметистовым удавом,
Червем, как храм, земли источит ком.
Возникнет альбатросом величавым,
Задумает людей тканью учить
Крестовиком, свою скрутившим нить.
Узорочной звездою
Сквози попеременно.
Не льстясь игрою злою,
Не никни в то, что тленно.
Не захоти, в тумане,
Богатства волопаса,
В твоей душе есть грани,
Дай каждой яркость часа.
Не захоти, вздыхая,
Чтоб вечно было Солнце,
Мы — храмина большая,
В ней не одно оконце.
И истинно сказанье,
Что у отца у Бога
Для всякого дыханья
Обителей есть много.
Он Сам сказал: — Устрою. —
Скорей сплетайте нити.
И за своей звездою
Одетые идите.
Ужь я золото хороню, хороню.
песня игорная.
Золото лучистое я в сказку хороню,
Серебро сквозистое приобщаю к дню.
Золото досталось мне от Солнца, с вышины,
Серебро—от матовой молодой Луны.
Песнь моя—разливная, цветут кругом луга,
Сказку-песнь убрал я всю в скатны жемчуга.
Жемчуг тот—из частых звезд, звезд и слез людских,
Мысли сердца—берега, сердце—звонкий стих.
В мое окно глядит Вечерняя Звезда.
[Она же Утренняя].
Вокруг меня шумят ночные города.
[Они же утренние].
В моей душе навек слились и Нет и Да.
[И Да и Нет — их нет].
В моей груди дрожит благоговейный вздох.
[В нем и проклятие].
Вокруг моих гробниц седой и цепкий мох.
[Он и с расцветами].
Со мною говорят и Сатана и Бог.
[Их двое, я один].
Сердца к сердцам, и к безднам кличут бездны.
В ночи без слов к звезде поет звезда.
И зов дойдет, но, может быть, тогда,
Когда звезда — лишь гроб себя железный.
Прекрасен полог Ночи многозвездный,
Но жизнь творит лишь там, где есть вода.
Когда ж она иссохла навсегда,
Звезда — лишь знак изящно-бесполезный.
Там русла рек, где влага не течет.
Там бродят лишь бесплотнейшие тени,
Без жажды, без любви, без вожделений.
И нет цветов там, чтоб собрать с них мед.
Нет больше тайн. И чарой песнопений
Душа там в плен другую не возьмет.
Мы не знаем, какие влияния звезд без конца отдаленных
Сочетались в решение к жизни воззвать, и к отдельности нас.
Но мы чувствуем звезды сквозь наши ресницы в видениях сонных,
И мы чувствуем звезды в наш самый невольный влюбленный наш час.
Мы не знаем, какими путями, болотами, лесом, горами
Мы пойдем неизбежно по этой назначенной темной земле,
Но мы знаем, что звенья, мы знаем, что звезды за нами, пред нами,
И плывем на маяк, вырываясь к благому в разлившемся зле.
Мы не знаем, какия влияния звезд без конца отдаленных
Сочетались в решение к жизни воззвать, и к отдельности нас.
Но мы чувствуем звезды сквозь наши ресницы в видениях сонных,
И мы чувствуем звезды в наш самый невольный влюбленный наш час.
Мы не знаем, какими путями, болотами, лесом, горами
Мы пойдем неизбежно по этой назначенной темной земле,
Но мы знаем, что звенья, мы знаем, что звезды за нами, пред нами,
И плывем на маяк, вырываясь к благому в разлившемся зле.
При начале наших дней,
Люди Бога огорчили,
Он ушел от нас во тьму.
Скучно было там ему.
Вечно с тьмою, всюду с ней.
Зачерпнул в своей он силе
Так с пригоршни две огней,
Радость сердцу своему.
И унес подальше их.
Но они, горя, сквозили
Через Божию суму.
И в своем он терему.
Но идя средь звезд златых,
Весь сияя в звездной силе,
Растерял немало их,
И горят еще сквозь тьму.
Далеко от минутных разговоров и споров,
Я следил за теченьем хороводных светил.
Там, где храмы возникли лучше наших соборов,
Там, где звезды качает в вековечности Нил.
И казалось мне странным, что живу я на свете,
Что я снова и снова в преходящем бреду.
И с высокого Неба, в переплеске столетий,
Закликали созвездья — в хоровод свой — звезду.
Лучинник, степной зверобой,
Златистый, а есть также синий.
Так звезды, что вьются толпой,
В степях высоты голубой,
Гадая в той вышней пустыне,
Со мной пошутили, с тобой,
И вырос двойной зверобой.
Я здесь с золотыми кудрями,
Ты там с голубыми очами,
Тоскуя, горим на степи,
Мы вместе и врозь. Потерпи.
Недаром там звезды над нами,
Есть свадебный ветер в степи.
Престолы душ, которыя когда-то
Прошли пути страданий и надежд,
И отошли отсюда без возврата,
И там глядят в огне златистых вежд,—
Печати душ, которыя созвенно
Являют взорам грамату Небес,
И говорят, как все, что было тленно,
Живет вовек, и кто был мертв—воскрес,—
Несчетность душ, горенье изумруда,
Мерцание Небесных жемчугов,—
Да буду я межь вас, уйдя отсюда,
Звездой межь звезд, над сонмами веков,—
И пусть тот храм, все больше возростая,
Обнимет всех, многовершинный лес,
И всех и все та Истина святая,—
Всезвездность душ,—взнесет в простор Небес.
— Что там в тереме высоком непонятно говорят?
— Потаенно говорят там, волю Божию творят.
— Что там в тереме высоком, белы звезды иль цветы?
— Если любишь белы звезды, так входи туда и ты.
— А коль я люблю не звезды, а цветочек голубой?
— Все есть в тереме высоком, там и сон вчерашний твой.
— Что же в тереме высоком, что я буду говорить?
— Все узнаешь, знай лишь сердце волю Божию творить.
«Мы будем там, когда уйдем отсюда»,
Сказала ты, взглянувши на звезду,
И я сказал: «Я верую, и жду,
Когда же совершится это чудо?»
Звезда плыла в сияньи изумруда,
С лучом как будто луч Луны на льду,
А облачко под ней, как мысль в бреду,
Вело в сейчас, являясь ниоткуда.
И тонкую оно продлило ткань,
Спустилось вниз продольной бледной тучей,
Как узкий мост, к земле с небес, певучий.
Он пел глазам. Ты прошептала: «Глянь!»
И я, поняв, что наш он, миг текучий,
Тебя одел в жемчужный дождь созвучий.
Ослепительный, как Солнце, южный Сириус горит,
Правит воинством окрестным звезд столпившихся кругом.
Я душой слагаю плиты светлоцветных пирамид.
Тишь в ночи, но в глуби Моря спит, до часа, тайный гром.
И как будто в Океане, там в глубокой глубине,
Чары таинства свершились, и выходят из громад,
В звездной свите, Фараоны, чьи венцы горят в огне,
Чьим воленьем звезды Мира о Египте говорят.
Из раковины музыка морская,
И музыка из горла соловья.
Условие и краска бытия.
Всегда одна. Всегда везде другая.
В простом венке. Всем жаждам дорогая.
Хотящая промолвить: «Я твоя».
Кто к ней пришел, он я и он не я.
В ней дышит Вечность, в миге пробегая.
Цветок, который ждет, чтоб развернуть
Непознанность красивой пышной чаши.
Звезда, где чары наши и не наши.
Дремучий лес, в котором будет путь.
Она Когда-то и Когда-Нибудь.
Желанье Солнца грезу сделать краше.
Уж я золото хороню, хороню.
песня игорная.
Золото лучистое я в сказку хороню,
Серебро сквозистое приобщаю к дню.
Золото досталось мне от Солнца, с вышины,
Серебро — от матовой молодой Луны.
Песнь моя — разливная, цветут кругом луга,
Сказку-песнь убрал я всю в скатны жемчуга.
Жемчуг тот — из частых звезд, звезд и слез людских,
Мысли сердца — берега, сердце — звонкий стих.
Однажды Бог печален был,
Упало много звезд,
Потоки слез, поток светил,
На Землю звездный мост.
Огни в разявшейся Земле
Упали глубоко.
И снова светел Бог во мгле,
Ему теперь легко.
А слезы-звезды, в глубине,
Как зерна, проросли.
И светит ландыш при Луне,
В серебряной пыли.
Вся многозвездность Божьих дум
Как сад и лес взошла.
И нежен желтой нивы шум,
Как тихий всплеск весла.
Тебя я видел малою травинкой,
С тобой играл несильный луч весны.
Чуть выставясь над ослабевшей льдинкой,
Тянулась ты, желая вышины.
Тебя я видел стеблем истонченным,
Для бледных снов сполна ушедшим в рост.
Но кубком грез, еще не расцвеченным,
Земной звездой была ты между звезд.
И вот мечты, как в сонном улье пчелы,
Раскроют завтра к Солнцу лепесток.
И я увижу нежащий, тяжелый,
Склонившийся, желающий цветок.
Приходит миг раздумья. Истомленный,
Вникаешь в полнозвучные слова
Канцон медвяных, где едва-едва
Вздыхает голос плоти уязвленной.
Виттория Колонна и влюбленный
В нее Буонаротти. Эти два
Сияния, чья огненность жива
Через столетья, в дали отдаленной.
Любить неразделенно, лишь мечтой.
Любить без поцелуя и обятья.
В благословеньи чувствовать заклятье.
Творец Сибилл, конечно, был святой.
И как бы мог сполна его понять я?
Звезда в мирах постигнута — звездой.