Найдено стихов - 591.
На одной странице показано - 35.
Чтобы посмотреть как можно больше стихов из коллекции, переходите по страницам внизу экрана.
Стихи отсортированы так, что в начале Вы будете видеть более короткие стихи.
На последней странице Вы можете найти самые длинные стихи по теме.
Средневековую грубость
Вытесняет зстетичность;
Фортепьяно — нынче главный
Инструмент образованья.
И железные дороги
Для семейной жизни — благо:
С ними легче нам держаться
От родных своих подальше.
Как мне жалко, что сухотка
Моего хребта спинного
Скоро мне велит покинуть
Мир столь крупного прогресса!
С приходом чудных майских дней,
Когда все почки развернулись,
Проникла в сердце мне любовь
И чары все ее вернулись.
С приходом чудных майских дней,
Когда запели нежно птицы, —
И я все слезы и мечты
Поверг к ногам моей царицы.
О, я несчастный Атлас! Целый мир,
Да, целый мир скорбей нести я должен.
Я это бремя не снесу, — и сердце
Готово сокрушиться!
Ты ж, сердце гордое, того хотело!
Ты жаждало иль счастья без конца,
Или хоть бесконечного несчастья.
Ну, вот ты и несчастно!
О, я несчастный Атлас! Мир громадный,
Весь мир скорбей я на себе подемлю,
Ношу невыносимое, и сердце
В груди готово разорваться!
Но, сердце гордое, ведь ты же говорило:
«Иль счастья без конца иль хоть несчастья
Но так же без конца!» и вот ты, сердце,
Теперь несчастно бесконечно!
О, я, несчастный Атлант! Целый мир,
Да, целый мир скорбей нести я должен;
Я это бремя не снесу — и сердце
Готово сокрушиться!
Ты-ж, сердце гордое, того хотело!
Ты жаждало иль счастья без конца,
Или хоть безконечнаго несчастья…
Ну, вот ты и несчастно!
«Очи, смертные светила!» —
Было песенки начало,
Что когда-то мне в Тоскане
Возле моря прозвучала.
Пела песенку девчонка,
Сеть у моря починяя,
И смотрела так, что начал
Целовать ее в уста я.
Песенку и сеть у моря
Вспомнил я, когда, тоскуя,
Увидал тебя впервые, —
Дай же рот для поцелуя!
О, ты всегда был ловкий малый,
Все хо́ды, переходы знал,
Везде, где мы к одной шли цели,
Дорогу мне перебивал.
Теперь ты муж моей невесты —
Уж это чересчур смешно;
Смешнее только то, что мне же
Тебя поздравить суждено.
Отсюда далеко жил в прежни годы я;
Теперь мне дом пройти — квартира уж твоя.
А ведь до этих пор мне думалось нередко:
Ах, отчего ты не моя соседка!
Священной молодости пыл!
Как быстро ты себя смирил
И, взвесив дело хладнокровно,
С врагом сошелся полюбовно!
И вот, ты пресмыкаться стал
Пред тем, кого ты презирал,
Кого еще вчера ты с нами
Стремился растоптать ногами!
О, уж всегда конец такой
От чтенья Шлегелей, и Бурка,
И Галера… Вчера — герой,
Сегодня — подлая фигурка!
От солнца все прячется лотос,
Хоть блеск свой оно ему льет;
Печально склонивши головку,
Он ночи мечтательно ждет.
Луна — вот о ком он мечтает!
Лишь только луна заблестит,
Цветок раскрывается тихо,
И нежною лаской горит.
Горит он, цветет, и пылает,
И хочет обняться с луной,
И плачет, и в неге трепещет
Любовью и сладкой тоской.
Сова изучала Пандекты,
Церковное право и .
Дойдя до земли итальянской,
Спросила: «А где тут Каносса?»
И старые вороны, грустно
Повесивши крылья, сказали:
«От старой Каноссы, сестрица,
Давно и следы все пропали!
«Мы стали бы новую строить,
Да столько препятствий несносных!
Нет главного: мраморной глыбы,
И плит, и гостей венценосных!»
Отравой полны мои песни —
И может ли иначе быть?
Ты, милая, гибельным ядом
Умела мне жизнь отравить.
Отравой полны мои песни —
И может ли иначе быть?
Немало змей в сердце ношу я
И должен тебя в нем носить!
У мачты я стоял и вдаль
Смотрел, печали полный,
Отчизна милая, прости!
Корабль мой пенит волны.
Вот дом, где милая моя,
И окна в нем сверкают.
Гляжу туда — ничьи глаза
Меня не провожают.
Пролейтесь слезы, чтоб мои
Яснее взоры стали!
Больное сердце, не порвись
От тягостной печали!
Стоял я, к мачте прислонясь,
Следя валы глазами.
Прости, родимая страна!
Мой челн под парусами!
Вот милый дом на берегу,
На стеклах отсвет солнца;
Гляжу я долго, но никто
Не машет из оконца.
Не лейтесь, слезы, — вы глаза
Туманом мне застлали!
Больное сердце, не порвись
От горя и печали!
От нас выступают гусары,
Я слышу их музыки звук,
И с розовым пышным букетом
К тебе прихожу я, мой друг.
Тут дикое было хозяйство, —
Толпа и погром боевой…
И даже, мой друг, в твоем сердце
Большой был военный постой.
От милых губ отпрянуть, оторваться
От милых рук, обнявших с жаркой лаской.
О, если б на единый день остаться!
Но кучер подоспел с своей коляской.
Вот жизнь, дитя! Терзанья то и дело,
Разлуку то и дело жизнь готовит!
Зачем же сердцем ты не завладела?
Зачем твой взор меня не остановит?
О твоих пурпурных губках,
О глазах, светлее дня,
О тебе, моя малютка,
День и ночь мечтаю я.
Длинен нынче зимний вечер…
Я б хотел, друг милый мой,
В нашей комнатке уютной
Посидеть теперь с тобой.
Я к устам своим прижал бы
Ручку белую твою,
Орошал бы я слезами
Ручку белую твою.
Да, путь, что ты избрал, конечно, правый,
Но не спеши создать себе кумира;
Не ароматом мускуса и мирры
Мне веет чрез германскую заставу.
Повременим трубить победы славу,
Пока при сабле ходят наши сбиры;
Боюсь: змея поет любовь на лире,
Свободу — волк с ослом поют гнусаво.
На надлежащий путь вступил ты; но поверь,
Мысль, что приспел уж час — большое заблужденье;
Не мирты аромат был слышен в дуновении,
К нам из Германии донесшемся теперь.
Нельзя торжествовать, пока терпим в народе
Вооруженный сбир; мне страх волнует кровь,
Когда осел и волк поют хвалу свободе,
Или когда змея воркует про любовь.
Отвагой былою охвачен я вновь,
И в сердце, как прежде, бунтует любовь!
Мне чудится — конь подо мною, и я
Мчусь в дом, где живет дорогая моя.
Отвагой былою охвачен я вновь,
И бешеной злобой волнуется кровь!
Мне чудится — в битву гоню я коня:
Готов мой противник и ждет он меня.
Несусь я, лечу я, как ветер степной,
Леса и поляны несутся со мной…
Противника злого и крошку мою —
Обоих погибель ждет в этом бою!
День в темную ночь влюблен,
В зиму весна влюблена,
Жизнь — в смерть…
А ты?.. Ты в меня!
Ты любишь меня… Уж тебя
Обемлет страшная тень.
Ты вянешь, мой нежный, цветок,
И кровью исходит душа твоя…
Оставь меня и люби
Бабочек резвых, веселых,
Играющих в солнечном блеске…
Оставь несчастье при мне!
Осердившись, кастраты,
Что я грубо пою,
Злобным рвеньем обяты,
Песнь запели свою.
Голоса их звенели,
Как чистейший кристалл;
В их руладе и трели
Колокольчик звучал;
Чувства в дивных их звуках
Было столько, что вкруг
В истерических муках
Выносили старух.
Оробев, моих признаний
Словно ты не замечаешь:
Но вопрос: отказ ли это? —
Горько плакать начинаешь.
Редко я молюсь, — так слушай:
О создатель! Помоги ей,
Осуши девицы слезы,
Просветли чуть-чуть мозги ей!
Опять мне приснилось: с тобою вдвоем
Сидим мы ночною порою
И в верности клятвы друг другу даем,
Под сению липы густою.
И длились у нас до мерцания дня
И клятвы, и смех, и лобзанья....
Ты больно тогда укусила меня,
Чтоб памятно было свиданье.
О милая, с дивной лазурью очей,
С улыбкой лукаво-прекрасной!
Я знаю, что клятвы в порядке вещей:
Кусаться-то было напрасно.
Опустясь головкой сонной
Под огнем дневных лучей,
Тихо лотос благовонный
Ждет мерцающих ночей.
И лишь только выплывает
В небо кроткая луна,
Он головку поднимает,
Пробуждаясь ото сна.
На листах душистых блещет
Чистых слез его роса,
И любовью он трепещет,
Грустно глядя в небеса.
О, перестань, мое сердце, крушиться;
Сердце мое, примирися с судьбою!
С новой весною опять возвратится
Все, что зима унесла за собою.
И еще как тебе много осталось!
Сколько красот у природы и света!
Если б что милым тебе показалось,
Можешь ты все полюбить без запрета.
Они тебе сказали много,
Меня старались осуждать,
Но чем душа моя болела,
Не мог никто из них сказать.
И много смысла придавали
Они разсказу своему,
И грустно головой качали,
И злым они меня назвали —
И ты поверила всему.
Но дела самаго дурного
Не знал никто из тех людей:
Я все глупейшее и злое
Глубоко скрыл в груди моей.
Они наплели немало
Тебе и вкривь и вкось;
О том, что мне душу терзало,
Им все ж умолчать пришлось.
Они головой качали,
Мои разбирая черты,
И злым меня называли, —
Всему поверила ты.
А худшего к тому же
Никто из них не знал:
Что было глупей и хуже
Всего, — то в груди я скрывал.
Они меня мучили много
И сделали смерти бледней —
Одни — своею любовью,
Другие — злобой своей.
Они мне питье отравляли,
Яд к пище мешали моей —
Одни — своею любовью,
Другие — злобой своей.
Но кто меня больше всех мучил,
Кто больше меня отравил,
Так тот не питал ко мне злобы,
Меня никогда не любил.
Они меня много терзали,
И бледный я стал, и худой;
Одни своей глупой любовью,
Другие своею враждой.
И хлеб мой они отравили,
И яду смешали с водой.
Одни своей глупой любовью
Другие своею враждой.
Но та, кто всех больше терзала
И мучила сердце мое…
Меня никогда не любила;
Вражды не вселил я в нее!
Они друг к другу нежностью горели,
Но оба чувства прятали свои
И друга на друга, как враги, глядели,
А сами умирали от любви.
Расстались наконец они, и оба
Лишь в грезах сна видались иногда,
И умерли, и за пределом гроба
Уж не встречались больше никогда.
Они давали мне советы, наставленья,
Не мало почестей я получал от них;
Просили лишь иметь немножечко терпенья,
Суля протекцию по мере сил своих.
Однако, с этой всей протекцией, конечно,
От голода совсем издохнуть я бы мог,
Да славный человек нашелся; он сердечно
Мне руку протянул и истинно помог.
Прекрасный человек! Дает мне хлеба, платья;
Ему я вечную признательность воздам.
Как жаль, что не могу его поцеловать я:
Ведь этот человек прекраснейший — я сам.
О, не клянись, целуй меня!
Не верю женским клятвам я.
Мне сладостны твои признанья,
Но слаще — пылкия лобзанья;
Они мои, я верю им,
А слово — только пар и дым.
Клянись, о, милая моя!
Тебе на слово верю я.
Когда к груди твоей прильну я,
Блаженству верю своему я,
Что будешь вечно ты моя,
И даже дольше — верю я.
О, не клянись, мой друг, целуй — целуй скорей,
Не верить клятвам жизнь меня уж научила!
Твои слова нежны, но во сто крат нежней
Тот сладкий поцелуй, что ты мне подарила!
Ты мне дала его, дыша едва-едва,
Дала, — и что теперь все клятвы, что слова!
Клянись, мой милый друг, клянись, скорей клянись,
Мне верить хочется, что вся ты — совершенство!
С приливом новых ласк к груди моей прижмись,
Мне верить хочется, что полон я блаженства,
Что не изменишь ты в любви мне никогда,
Что будешь ты всегда моей, всегда!
O! не будь нетерпелива!
И прости, что в песнях новых,
Все еще так внятны звуки —
Старой боли, дней суровых!
Подожди! замолкнет скоро
Эхо прожитых мучений —
И в душе расцветшей, песен
Пробудится рой весенний!