Над синим морем, ходом дня взметаем,
Взметен, кистями книзу обрамлен,
Багряный плащ, подбитый горностаем,
Уток тканья закатных веретен.
С кончиной дня окутано все лоно
Лазурных сил в горючие цветы.
Но минет час — трилистник Ориона
Взнесется вкось и глянет с высоты
Легкий слой чуть выпавшаго снега,
Серп Луны в лазури бледно-синей,
Сеть ветвей, узорная их нега,
Кружевом на всем—воздушный иней.
Духов серебристых замок стройный,
Сонмы фей в сплетеньях менуэта,
Танец блесток, матово-спокойный,
Бал снежинок, вымышленность света.
Хлебы, пшеница, вино, и елей,
Вот они, тут.
Силы живые Небесных зыбей
Голубя свеют, — толпы голубей
К дару земному
Лелейно прильнут,
Внемля, в безгласности, тайному грому,
Молниям радуясь, и дождевому
Току, дающему нам изумруд,
Зная и слыша, что Дальний — вот тут.
Если хочешь рай блюсти,
Чисто комнату мети,
Чтобы пол и потолок
Был пресветлый теремок.
Чтобы не было темно,
Полюби свое окно,
Чтоб была игра стекла
Незапятнанно светла.
Если хочешь нежить рай,
За цветами надзирай,
Чтобы твой цветущий сад
Был как огненный закат.
Мы рвали с тобой золотые цветы,
Мы смотрели в зеркальность реки,
В воде отражалась воздушная ты,
И в душе было много тоски.
Мы знали, что путь есть от сердца до глаз,
И что вот полюбили сердца,
Но мысль оковала запретностью нас,
И скорбим, мы скорбим, без конца.
Я возглас боли, я крик тоски.
Я камень, павший на дно реки.
Я тайный стебель подводных трав.
Я бледный облик речных купав.
Я легкий призрак меж двух миров.
Я сказка взоров. Я взгляд без слов.
Я знак заветный, и лишь со мной
Ты скажешь сердцем: «Есть мир иной».
Только что сердце молилось Тебе,
Только что вверилось темной судьбе, —
Больше не хочет молиться и ждать,
Больше не может страдать.
Точно задвинулись двери тюрьмы,
Душно мне, страшно от шепчущей тьмы,
Хочется в пропасть взглянуть и упасть,
Хочется Бога проклясть.
И вслед за ними, — смутные
Угрозы царству льдов, —
Растут ежеминутные
Толпы́ иных врагов.
То люди первородные,
Избранники Судьбы,
В мечтаниях — свободные,
В скитаниях — рабы.
Но, вставши на мгновение
Угрозой царству льдов,
Бледнеют привидения,
Редеют тени снов.
Белая бабочка сказки полночной
С полным доверьем мне на руку села,
Зыбятся усики дрожью урочной,
Все в ней загадочно, четко и смело.
Я наклоняюсь, и вот мне не странно
Тайно беседовать с малым созданьем,
Ей теплота человека желанна,
Я упоен белокрылым свиданьем.
Есть ладан и ладан. Есть ладан простой,
Хоть свет от него золотой.
И дух его, синий расцвет фимиама,
Есть чара вечернего храма.
Есть ладан, который — от утренних рос,
От ночи, от зорь, и от слез.
И столько ль молитв, как сердечного зноя,
В пахучем дыханьи бензоя.
Лагунный атолл это луг заливной,
Он проснулся над синей волной,
За столетьями снов о луче золотом,
И о пальмах возросших кругом.
Лагунный атолл — озерна́я страна
В Океане, где пляшет волна,
Это — круглое зеркало Звезд и Луны,
Чтоб взглянуть в глубину с вышины.
Я Новый Серп средь лунных начертаний.
Подсолнечник в Июльском я саду,
Лик Солнца, зачинатель мирозданий,
А в ночь, меня ища, люби звезду.
Я зыбь морей в немолкнущем буруне,
Бездонный безызмерный небосклон,
Я незабудка в Мае и в Июне,
Я маковое зернышко, я сон.
Ветер доносится с гор,
Там он, и здесь, и нигде,
Мчится к земле и к звезде,
Роет простор,
Смял, наклоняя к воде,
Ивы плакучей убор.
Пляшет в древесной тени,
Рябь закрутил по реке,
Прячется там вдалеке,
Гасит огни,
Снова дохнул в тростнике,
Полем пошел… Догони!
загадка
Легко порхает,
Сама не знает,
Куда летит, зачем живет.
Звенит для слуха,
Всегда старуха,
Всегда ей первый для жизни год.
Легко порхает,
Жужжит, не знает,
Что́ так внимал ей — Фараон.
И будет виться,
И так кружиться
На тризне крайней всех, всех времен.
Какая ночь! Все звезды. Полны числа.
Узоры дум, что мыслятся не здесь.
Качается златое коромысло,
И влагой звездной мир обрызган весь.
В сияньи свеч, округлую равнину
Повсюду купол ночи обступил,
В раскинутом величии я стыну,
О, атом пытки в торжестве светил.
Полночный час я весь окутал в тучи,
Поил в ночи, для должных мигов, гром,
Псалмы души зарнились мне, певучи,
И колосились молнии кругом.
Насущный хлеб от злой спасая чары,
Я возлюбил небесное гумно,
И я восполнил звездные амбары,
Им принеся душистое зерно.
Сейчас на Севере горит Луна.
Сейчас на Севере бегут олени.
Равнина снежная мертва, ясна.
От тучек маленьких мелькают тени.
На небе стынущем огромный круг.
Какия радуги, Луна, ты плавишь?
Когда-б на Север мне умчаться вдруг
От черно-белаго мельканья клавиш!
Луг, золотой от весенних цветов.
Томные зовы печальной кукушки.
Скорую смерть повстречать ты готов?
Трижды «Ку-ку» пронеслось по опушке.
Три мне еще обещает весны
Эта кудесница гулкого леса.
Полно. Не нужно. Я видел все сны.
Пусть поскорее сгустится завеса.
Я видел звездный водомет,
Как будто Северное вдали сияние.
Воздушных искр застывший взлет,
Сквозистых занавесей переливание.
От опахал легчайший пух,
Соткавший веерами игру слиянную,
Смотрел в бездонность Вышний Дух,
Стремя кудесничеством тоску безгранную.
Можно петь немолчныя хвалы,
Говоря всегда одно и то же.
Я люблю провалы горной мглы,
Где кричат голодные орлы,
Узкий путь, что с каждым мигом строже—
Выше, выше мчит узор скалы.
Но на свете мне всего дороже—
Радость вечно петь Тебе хвалы,
Милосердный Боже!