Не тоскуй, не плачь, о, сердце,
Смело глянь в глаза судьбе:
Все, что зимний холод сгубит,
Новый Май отдаст тебе!
И как мир еще заманчив!
Сколько дивных в нем красот!
Все твое, что ты полюбишь,
Для тебя весь мир цветет!
Дитя! Как полевой цветок, ты
Чиста, прекрасна и мила;
Гляжу я на тебя, и му́ка
Мне смутно в сердце залегла.
И руки над твоей головкой
В мольбе охотно б я сложил,
Прося, чтоб Бог прекрасной, чистой
Тебя навеки сохранил.
* * *
Когда разлучаются двое,
Жмут руки, с печалью лица,
И плакать они начинают,
Вздыхают они без конца.
Не плакали мы, не вздыхали,
Когда расставаться пришлось,
Но после, о, после, как много
Узнали мы вздохов и слез.
Ты, как цветок благоуханный,
Чиста, прекрасна и кротка;
Смотрю я на тебя — и в сердце
Мое прокралася тоска.
И на твою головку руки
Я в этот миг бы возложил,
Молясь, чтоб чистой и прекрасной,
И кроткой Бог тебя хранил.
В лесу я скитаюсь унылый,
А дрозд мне поет с высоты:
«Скажи мне, скажи мне, друг милый,
О чем так печалишься ты?»
— То ласточки быстрые знают, —
Они тебе скажут, о чем:
Они свои гнезда свивают
У милой моей под окном.
Дитя, мне страшна твоя гибель,
И сам я стараюсь немало,
Чтоб в сердце твоем пономногу
Любовь ко мне вовсе пропала.
Мне это легко удается,
Хоть ото порой и досадно,
И втайне любви твоей прежней
Возврата желаю я жадно.
Лишь на тебя я посмотрю,
Ужь весь блаженством я горю;
Лишь начинаю целовать,
Готов я прыгать и скакать;
Лишь я к груди твоей прижмусь,
Я точно в рай перенесусь;
Но как ты скажешь мне: „люблю,“
Терзает мука грудь мою!
По лесу брожу я и пла́чу,
А дрозд, сквозь густые листы,
Мне свищет, порхая по веткам:
«О чем — закручинился ты?»
Узнай у сестриц, у коса́ток —
Оне тебе скажут — о чем:
Весной оне гнезда лепили
У милой моей под окном.
На севере кедр одинокий
Стоит на пригорке крутом;
Он дремлет, сурово покрытый
И снежным и льдяным ковром.
Во сне ему видится пальма,
В далекой, восточной стране,
В безмолвной, глубокой печали,
Одна на горячей скале…
От нас выступают гусары,
Я слышу их музыки звук,
И с розовым пышным букетом
К тебе прихожу я, мой друг.
Тут дикое было хозяйство, —
Толпа и погром боевой…
И даже, мой друг, в твоем сердце
Большой был военный постой.
Печально и вместе забавно,
Когда убеждаемся мы,
Что любят два сердца друг друга,
Но верить не могут умы.
Ты слышишь ли, крошка, как много
Любви в моем сердце? Она
Головкой качает: «Бог знает,
Кому та любовь отдана!»
Лишь на тебя я посмотрю,
Уж весь блаженством я горю;
Лишь начинаю целовать,
Готов я прыгать и скакать;
Лишь я к груди твоей прижмусь,
Я точно в рай перенесусь;
Но как ты скажешь мне: «люблю»,
Терзает мука грудь мою!
В брак со мной вступив, ты будешь
Жить спокойно и счастливо;
Крик твой, женские капризы,
Все снесу я терпеливо.
И лишь если не захочешь
Ты хвалить стихов супруга,
Я без дальних слов, с тобою
Разведусь, моя подруга.
В чудеснейшем месяце мае
Все почки раскрылися вновь —
И тут в молодом моем сердце
Впервые проснулась любовь.
В чудеснейшем месяце мае
Все птицы запели в лесах —
И тут я ей сделал признанье
В желаньях моих и мечтах.
На глазки милой, ненаглядной,
Пишу я чудныя канцоны;
На ротик милой, ненаглядной,
Нишу я лучшия терцины;
На щечки милой, ненаглядной,
Пишу прекраснейшие стансы;
А будь у ней сердечко — я бы
Сонет прелестный написал.
«Ах, песню старую, друг милый,
Зачем затягиваешь вновь?
Зачем, как курица на яйцах,
Всегда высиживать любовь?
«История одна и та же:
Разбив скорлупку стен своих,
Пищат и мечутся цыплята —
А ты в стихи сажаешь их».
Живые чувства расцветают
И отцветают в свой черед;
И вновь цветут… и вянут снова…
И так до гроба все идет…
Я это знаю… Мыслью этой
Смущен мой мир, моя любовь,
И к сердцу, умному некстати,
Тревожно приливает кровь…
Не враны питали Илью,
А вранами сам он питался —
Так истинный свет я пролью
На факт, что нам чудом казался.
Взамен голубей молодых
Воро́н кушал старец в пустыне,
Так точно, как с верою их
Мы кушали сами в Берлине.
Ужь слишком отрывочна жизнь и вселенная, —
К профессору немцу пойду непременно я.
Верно ее не оставит он так,
Системы придумает, даст им названия…
Шлафрок надевши и старый колпак,
Он штопает дырки всего мироздания.
Как лунный лик в волнах морских
Дрожит, мятежно-бурных,
А месяц в небе, ясен, тих,
Плывет в степях лазурных,
Так ты проходишь, с тишиной
И ясностью во взоре,
И только в сердце образ твой
Дрожит, как в бурном море.