Безумцев более в народе,
Так и безумство больше в моде,
Оно же и легко, и легче тяжких дум.
Пошел великий шум:
«Свиньей хитрец визжать умеет,
Но только голосок свиняток он имеет».
Народ бежит,
Друг друга в тесноте всяк сильно угнетает,
И мужа мудрого со плеском почитает,
А он визжит.
Стоял Терновный куст.
Лиса мошенничать обыкла
И в плутни вникла.
Науку воровства всю знает наизуст,
Как сын собачий
Науку о крючках,
А попросту бессовестный подьячий.
Лисице ягоды прелестны на сучках,
И делает она в Терновник лапой хватки,
Подобно как писец примается за взятки.
Вся во мне вспламенилась кровь,
Чувствую любовь,
Дух во мне стонает,
Сердце замирает
Всякой час.
Чувствую я премену люту,
Стражду днесь всякую минуту:
Нет нигде отрады,
Дорогие взгляды
Томно сердце замирает,
Дорогая, всякой час,
Всякой час мой дух страдает
От твоих прелестных глаз.
О! глаза вы мне прелестны,
Я смертельно в вас влюблен,
Вам и муки все известны,
В них я вами привлечен.
Скончай о темна ночь сном бедному печали,
Чтоб я хотя на час своей тоски отстал,
Терпеть мне уж невмочь, глаза с слез мутны стали,
Злы беды от вас я уж навек пропал,
Прости ах жизнь драгая,
Не ты теперь, другая,
Твоих уж дней мой свет,
И духу больше нет,
Меня печаль несносна ко гробу сильно гнет.
Только я с тобой спознался,
Ты свободу отняла;
Как бы щастлив я назвался,
Естьлиб ты моя была.
Быть ли в сладкой мне надежде,
Иль любить себя маня,
Я тебе открылся прежде,
Любишь ли и ты меня?
Коль не любишь, не сердися,
Знать судьба мне так судила,
Чтоб в страданьях век изжить,
И драгую отлучила,
Чтоб принудить слезы лить.
Век знать будет воздыхати,
И мучение терпеть,
Привыкай мой дух страдати,
Коли рок не дал ту зреть.
Смутны мысли только жалость,
Полно мне полно упрекать,
Злою называть,
Перестань твердити,
Что тебя губити,
Я ищу.
Чувствовать жалость начинаю,
Власть мою над тобой теряю.
Не старайся боле,
Знай, что я в неволе
С лягушками войну, злясь, мыши начинали —
За что?
И сами воины того не знали;
Когда ж не знал никто,
И мне безвестно то,
То знали только в мире,
У коих бороды пошире.
Затворник был у них и жил в голландском сыре:
Ничто из светского ему на ум нейдет;
Оставил навсегда он роскоши и свет.
Полно вам мысли в любви летати,
Кинь сердце ныне все суеты,
Не дай дни прежни воспоминати,
Не мучьте больше мя красоты.
Пленным не буду,
Вольным повсюду,
Вольность мя веселит.
И любить не велит;
Та моя часть,
Уж мой дух знает,
Витийство лишнее — природе злейший враг;
Брегися только можно
Ты, Майков, оного; витийствуй осторожно.
Тебе на верх горы один остался шаг;
Ты будешь на верхах Парнаса неотложно;
Благоуханные рви там себе цветы
И украшай одними
Ими
Свои поэмы ты!
Труды без сих цветов — едины суеты;
Жизнью я своей скучаю,
Всяк час плачу и грущу,
Жить спокойно уж не чаю,
И отрады не сыщу.
Я кляну свое рожденье,
И кляну сама себя;
Ах! зачто судьба в мученье
В злое ввергнула меня.
Ни на час мне нет покою,
Хор ко превратному свету
Приплыла к нам на берег собака,
Из заполночнова моря,
Из захолодна Океяна:
Прилетел оттоль и соловейка.
Спрашивали гостью приезжу,
За морем какие обряды.
Гостья приезжа отвечала:
Многое хулы там достойно,
Я бы расказати то умела,
Без Филисы очи сиры,
Сиры все сии места;
Оплетайте вы, зефиры,
Без нея страна пуста;
Наступайте вы, морозы,
Увядайте, нежны розы!
Пожелтей, зелено поле,
Не журчите вы, струи,
Не вспевайте ныне боле
Которое дала тебе за верность слово,
Имей себе в заклад, что я уж не своя;
Врученно сердце с тем всю жизнь скончать готово,
Мой дух стал вечно твой, и жизнь моя твоя;
Мой дух тобою пленен,
Не будь ко мне отменен,
Всегда таков мне будь,
Моя пронзенна грудь
Однажды простреленна, отмещет лук иной.
Не мрачи мне в скуках сих,
О надежда дней моих;
И душе моей не льсти,
Сладка жизнь навек прости.
Знаю твой обман давно,
Мне уж ныне все равно;
Как мой век днесь ни течет,
Мне ни в чем веселья нет.
Не смущай вздыханьем дух,
О возлюбленной пастух,
Тщетно мучишься стеня,
Ты пленил уже меня,
Стыд хоть молвить запрещал,
Но мой взор тебе казал,
Что суровство истребя,
Я давно люблю тебя.
Будь доволен тем, мой свет,
Что миляй тебя мне нет;
Не грусти, мой свет, мне грусно и самой
Что давно я не видалася с тобой.
Муж ревнивой не пускает никуда;
Отвернусь лишь, так и он идет туда.
Принуждает, чтоб я с ним всегда была;
Говорит он, от чево не весела:
Я вздыхаю по тебе, мой свет, всегда,
Ты из мыслей не выходишь никогда.
О существа состав, без образа смещенный,
Младенчик, что мою утробу бременил,
И, не родясь еще, смерть жалостно вкусил
К закрытию стыда девичества лишенной!
О ты, несчастный плод, любовью сотворенный!
Тебя посеял грех, и грех и погубил.
Вещь бедная, что жар любви производил!
Дар чести, горестно на жертву принесенный!
Сердце ты мое пленила,
И неверна хочешь быть,
Мысли ты переменила,
Хочешь вечно позабыть.
Забывай меня навеки,
Забывай меня мой свет,
Проливайтеся слез реки,
Вас уняти силы нет.
Где драгой ты век девался,
Не похвалу тебе стихами соплетаю,
Ниже, прельщен тобой, к тебе в любви я таю,
Ниже на Геликон ласкати возлетаю,
Ниже ко похвале я зрителей влеку,
Ни к утверждению их плеска я теку, —
Едину истину я только изреку.
Достойно росскую Ильмену ты сыграла:
Россия на нее, слез ток лия, взирала,
И зрела, как она, страдая, умирала.
Пуская Дмитревский вздыхание и стон,
Пастух в любви згарая,
Захотел меня склонить,
Чтоб сладость я узная,
Начала его любить.
Любовь хотя научает,
Чем бы склонность получить,
Но его робость мешает
Малу гордость победить.
Когда хоть не нарочно,
Пленив дух возмущенный и отдав любви под власть,
Пастух воспламененный во свою влечет мя страсть,
Жар любовный отверзает все пути ево ему,
Только сердце не дерзает для упорств моих к тому;
Когда хоть не спесиво принимаю я ево
Он так же торопливо не возможет ничево;
Все боится и трепещет возвращая прежню спесь,
А она опять отмещет учиненный жар мой весь.
Пиита Ивика Разбойники убили,
А он вопил, когда они его губили:
«О небо, ты мой глас, о небо, ты внемли,
И буди судиею
Над жизнию моею!»
Он тако вопиял, толпой терзаем сею.
В тот самый час летели журавли.
Он вопил: «Вы моей свидетелями будьте
Кончины лютыя и не забудьте
Того, что я вещаю вам,
Богатый человек прославлен быть желал,
Отличным тщася быть отечества в народе.
Он сроду не служил, и хочет быти в моде,
И не трудясь ни в чем. Пиита звать послал
И на него свою надежду славы клал:
«Пожалуй, освяти мое ты имя в оде!»
Но что воспеть Пииту об уроде?
«Будь ты отличностей моих, Пиит, свидетель!
Воспой, мой друг, воспой святую добродетель!»
— «Я петь ее готов.