Витийство лишнее — природе злейший враг;
Брегися только можно
Ты, Майков, оного; витийствуй осторожно.
Тебе на верх горы один остался шаг;
Ты будешь на верхах Парнаса неотложно;
Благоуханные рви там себе цветы
И украшай одними
Ими
Свои поэмы ты!
Труды без сих цветов — едины суеты;
Ум здравый завсегда гнушается мечты;
Коль нет во чьих стихах приличной простоты,
Ни ясности, ни чистоты,
Так те стихи лишенны красоты
И полны пустоты.
Когда булавочка в пузырь надутый резнет,
Вся пышность пузыря в единый миг исчезнет.
Весь воздух выйдет вон из пузыря до дна,
И только кожица останется одна.
Жизнью я своей скучаю,
Всяк час плачу и грущу,
Жить спокойно уж не чаю,
И отрады не сыщу.
Я кляну свое рожденье,
И кляну сама себя;
Ах! зачто судьба в мученье
В злое ввергнула меня.
Ни на час мне нет покою,
Чтоб могла спокойна быть,
Провождая дни с тоскою,
В злой неволе должна жить.
Лишь как скоро я проснуся,
Кажет рок напасть в глазах
И лишь только я крушуся,
Засыпаю во слезах.
Мне ничем помочь не можно,
Знать окончить тем мой век,
Пременить того не можно,
И златой мой век утек.
От меня утек он вечно,
С тем должна я умереть,
Хоть жалеть о том сердечно,
Жизнь нещастну ввек иметь.
Хор ко превратному свету
Приплыла к нам на берег собака,
Из заполночнова моря,
Из захолодна Океяна:
Прилетел оттоль и соловейка.
Спрашивали гостью приезжу,
За морем какие обряды.
Гостья приезжа отвечала:
Многое хулы там достойно,
Я бы расказати то умела,
Есть ли бы Сатиры петь я смела:
А теперь я пети не желаю,
Только на пороки я полаю:
Соловей давай и ты оброки
Просвищи заморские пороки.
За морем хам хам хам хам хам хам.
2.
Хам хам хам хам за морем хам хам хам.
2.
За морем хам хам хам хам хам хам.
2.
Хам хам хам хам за морем хам хам хам.
За морем хам хам хам хам хам хам.
Без Филисы очи сиры,
Сиры все сии места;
Оплетайте вы, зефиры,
Без нея страна пуста;
Наступайте вы, морозы,
Увядайте, нежны розы!
Пожелтей, зелено поле,
Не журчите вы, струи,
Не вспевайте ныне боле
Сладких песней, соловьи;
Стань со мною, эхо, ныне
Всеминутно в сей пустыне.
С горестью ль часы ты числишь
В отдаленной стороне?
Часто ль ты, ах! часто ль мыслишь,
Дорогая, обо мне?
Тужишь ли, воспоминая,
Как расстались мы, стоная?
В час тот, как ты мыться станешь,
Хоть немного потоскуй,
И когда в потоки взглянешь,
Молви ты у ясных струй:
«Зрима я перед собою,
Но не зрима я тобою».
Которое дала тебе за верность слово,
Имей себе в заклад, что я уж не своя;
Врученно сердце с тем всю жизнь скончать готово,
Мой дух стал вечно твой, и жизнь моя твоя;
Мой дух тобою пленен,
Не будь ко мне отменен,
Всегда таков мне будь,
Моя пронзенна грудь
Однажды простреленна, отмещет лук иной.
А я пременна быть влюбившись не умею,
С тобой я жить, с тобой и жизнь скончать ищу,
И мыслей никаких я больше не имею;
Лишь только, что всегда с тобою быть хочу.
Не льстися лишь иною,
Владей единой мною;
Кто мечется везде,
Не сыщет тот нигде,
Едину обманувши, приятства от другой.
Не мрачи мне в скуках сих,
О надежда дней моих;
И душе моей не льсти,
Сладка жизнь навек прости.
Знаю твой обман давно,
Мне уж ныне все равно;
Как мой век днесь ни течет,
Мне ни в чем веселья нет.
Не желаю ничево,
Не влюблюся ни в ково;
Духа больше не тревожь,
И тоски моей не множь.
Не прельщай меня любовь,
Кем вспылала прежде кровь;
И в разлуке ныне злой,
Тот один лишь только мой.
Тыж драгой мне верен будь,
И меня не позабудь;
Помни зрак мой полюбя,
Как любила я тебя.
Хоть тот сон уже прешел,
Как меня ты часто зрел;
Но внимай мои слова,
Я твоя, доколь жива.
Не смущай вздыханьем дух,
О возлюбленной пастух,
Тщетно мучишься стеня,
Ты пленил уже меня,
Стыд хоть молвить запрещал,
Но мой взор тебе казал,
Что суровство истребя,
Я давно люблю тебя.
Будь доволен тем, мой свет,
Что миляй тебя мне нет;
Ты упорность победил,
Ты до смерти будешь мил;
Без тебя мне скучен день,
Не прохладна в рощах тень,
Почернеет цвет лилей,
Неприятен шум ключей;
А когда со мною ты,
Теж приятны мне цветы,
Тень прохладу мне дает,
Ключ приятняй с гор течет,
Вспламенятся и кровь;
Ах! а ты узнав любовь,
Будь мне верен навсегда,
Не покинь мя никогда.
Не грусти, мой свет, мне грусно и самой
Что давно я не видалася с тобой.
Муж ревнивой не пускает никуда;
Отвернусь лишь, так и он идет туда.
Принуждает, чтоб я с ним всегда была;
Говорит он, от чево не весела:
Я вздыхаю по тебе, мой свет, всегда,
Ты из мыслей не выходишь никогда.
Ах! нещастье, ах! несносная беда,
Что досталась я такому молода;
Мне в совете с ним вовеки не живать,
Никакова мне веселья не видать.
Сокрушил злодей всю молодость мою:
Но поверь, что в мыслях крепко я стою;
Хоть бы он меня и пуще стал губить,
Я тебя, мой свет, вовек буду любить.
О существа состав, без образа смещенный,
Младенчик, что мою утробу бременил,
И, не родясь еще, смерть жалостно вкусил
К закрытию стыда девичества лишенной!
О ты, несчастный плод, любовью сотворенный!
Тебя посеял грех, и грех и погубил.
Вещь бедная, что жар любви производил!
Дар чести, горестно на жертву принесенный!
Я вижу в жалобах тебя и во слезах.
Не вображайся ты толь живо мне в глазах,
Чтоб меньше беспокойств я, плачуща, имела.
То два мучителя старались учинить:
Любовь, сразивши честь, тебе дать жизнь велела,
А честь, сразив любовь, велела умертвить.
Сердце ты мое пленила,
И неверна хочешь быть,
Мысли ты переменила,
Хочешь вечно позабыть.
Забывай меня навеки,
Забывай меня мой свет,
Проливайтеся слез реки,
Вас уняти силы нет.
Где драгой ты век девался,
Вся моя забава стон,
Век драгой мой миновался,
И прошел как будто сон.
Грусти, скорби, муки люты,
Дух терзают день и ночь,
И жестокие минуты,
Не отходят больше прочь.
Можешь, можешь ты гордиться,
Жару в сердце не храня,
Ах! но мне нельзя сердиться,
Хоть не любишь ты меня,
Отягченный злой судьбою,
Я пеняю на себя,
Хоть оставлен я тобою,
Но еще люблю тебя.
Не похвалу тебе стихами соплетаю,
Ниже, прельщен тобой, к тебе в любви я таю,
Ниже на Геликон ласкати возлетаю,
Ниже ко похвале я зрителей влеку,
Ни к утверждению их плеска я теку, —
Едину истину я только изреку.
Достойно росскую Ильмену ты сыграла:
Россия на нее, слез ток лия, взирала,
И зрела, как она, страдая, умирала.
Пуская Дмитревский вздыхание и стон,
Явил Петрополю красы котурна он:
Проснулся и пришел на Невский брег Барон,
А ты, с приятностью прелестныя Венеры,
Стремяея превзойти похвал народных меры,
Достигни имени преславной Лекувреры.
Пастух в любви згарая,
Захотел меня склонить,
Чтоб сладость я узная,
Начала его любить.
Любовь хотя научает,
Чем бы склонность получить,
Но его робость мешает
Малу гордость победить.
Когда хоть не нарочно,
Да сурово погляжу,
Сказать мне так не можно,
Как труслива нахожу.
Боясь в страхе торопится
И не знает что начать,
Тем принудит возгордиться
И всю радость отогнать.
Он чуть однажды славу
От любви не получил,
Но сам свою забаву
Оробея упустил
Почто еще тогда боле
Он нахальства не имел,
Мне рассудок поневоле
Склонной быть в тот час велел.
Пленив дух возмущенный и отдав любви под власть,
Пастух воспламененный во свою влечет мя страсть,
Жар любовный отверзает все пути ево ему,
Только сердце не дерзает для упорств моих к тому;
Когда хоть не спесиво принимаю я ево
Он так же торопливо не возможет ничево;
Все боится и трепещет возвращая прежню спесь,
А она опять отмещет учиненный жар мой весь.
Он некогда к забаве попроворняе пришел,
Уже коснулся славы и венца любовных дел,
Для чего чрез робость многу смельств еще не предприял,
Уж рассудок мой дорогу в роскошь к щастию давал.
Пиита Ивика Разбойники убили,
А он вопил, когда они его губили:
«О небо, ты мой глас, о небо, ты внемли,
И буди судиею
Над жизнию моею!»
Он тако вопиял, толпой терзаем сею.
В тот самый час летели журавли.
Он вопил: «Вы моей свидетелями будьте
Кончины лютыя и не забудьте
Того, что я вещаю вам,
А я мой дух предам
В надежде сей богам
И душу испущу с небесныя границы».
Летят сии когда-то птицы.
Разбойник вспомнил то убийство и разбой,
Сказал товарищу, караемый судьбой,
Не мня, что их перехватают:
«Вот смерти Ивика свидетели летают!»
Богатый человек прославлен быть желал,
Отличным тщася быть отечества в народе.
Он сроду не служил, и хочет быти в моде,
И не трудясь ни в чем. Пиита звать послал
И на него свою надежду славы клал:
«Пожалуй, освяти мое ты имя в оде!»
Но что воспеть Пииту об уроде?
«Будь ты отличностей моих, Пиит, свидетель!
Воспой, мой друг, воспой святую добродетель!»
— «Я петь ее готов.
Пристойных приберу к тому немало слов.
Но как, дружочек мой, ее тогда прославлю,
Когда твое я имя вставлю?
Да я же никогда не хваливал ослов».
Апреля в перьвый день обман.
Забава общая в народе,
На выдумки лукавить дан,
Нагая правда в нем не в моде,
И все обманом заросло,
Апреля в перьвое число.
Одни шлют радостную весть,
Друзей к досаде утешают,
Другия лгут и чем ни есть,
Друзей к досаде устрашают:
Лукавство враки принесло,
Апреля в перьвое число.
На что сей только день один
Обмана праздником уставлен?
Без самых малых он притчин,
Излишно столько препрославлен!
Весь год такое ремесло;
Так целый год сие число.
Кто хулит франмасонов
За тайный их устав,
Что те не чтут законов,
Своих держатся прав:
Когда бы ты спросился,
Как верен франмасон,
В котором он родился,
Тот держит и закон.
Быть должно людям в власти,
И так веру любить,
Чтоб, все презрев напасти,
И кровь свою пролить,
Святую честь хранити,
Не руша ни черты,
И имя чести чтити
Превыше суеты.
Любить людей как должно
И бедным помогать,
И сколько где возможно,
Беды им отвращать.
Словом, тебе сказати,
Он честный человек,
А тайну их спознати
Нельзя тебе во век.
Понесите жалобный мой глас,
Вы к возлюбленной в сей час,
Легки ветры днесь;
Что я весь
От любви сгараю здесь.
Опишите ей мою напасть,
Как мой дух терзает люта страсть,
Что давно ее здесь не видал.
Я весь ум
С тяжких дум,
Омрачивши мысли потерял.
Ах! приди, приди в сей темной лес,
Под густую тень древес,
Покажись опять,
Чтоб престать,
О тебе мне воздыхать.
Я по рощам ходя рвусь стеня,
Иль уже не любишь ты меня,
Возврати мою утеху мне,
Вспомяни,
И взгляни,
Возвращайся с тех мест к сей стране.
Лишаяся очей твоих,
Я рвусь и мучуся стеня,
Не будет больше дней драгих,
Уже вовеки для меня,
Пришла моя судбина люта,
И наступила та минута,
Которой в жизни зляе нет,
Простите вы игры и смехи,
Простите все мои утехи,
Я стражду ну! прости мой свет.
Твой кафтан стал доле,
Пить не должно боле,
Ни шампанских ни бургонских вечно вин.
Нет и водки в штофе,
Пей одно ты кофе,
Ни шампанских ни бургонских вечно вин.
Не садися впредь за стол курить табак,
Ето все хранить ты должен так, так, так.
Долголь мне тобой смущаться,
Долголь буду воздыхать?
Долголь буду я терзаться?
Долголь буду я стонать?
Ты над сердцем власть имеешь,
Над душой ты власть имеешь,
Над душою, над моей.
Ты душой моей владеешь,
Сердцем также ты владеешь.
Весь во власти я твоей.
Молви, молви откровенно,
Станешь ли меня любить,
Полно, полно потаенно,
О любови говорить,
Тыж о песня хоть невнятна;
Только будешь всем приятна,
Голос украсит тебя,
Знаю что пишу я дурно;
Только я пишу амурно,
Сладку волю погубя.