Найдено стихов - 31.
Все стихи показаны на одной странице.
Прокручивайте страницу вниз, чтобы посмотреть все стихи.
Взор мой, мысль и сердце стали обольщенны,
Я люблю тебя, люблю мой свет.
Чувствы все тобою стали восхищенны,
Ничево тебя миляй мне нет.
Как с тобой не вижусь, те часы прелюты,
Ставлю ввек жизнью я пустой.
Чту прямою жизнью те одни минуты,
В кои я видаюся с тобой.
Не всходи мне прежня мысль на ум,
Без тебя мне много дум,
И оставь одну грусть нести,
Ты любовна мысль прости.
Уже нет жизни, лишь осталась тень,
Пред глазами меркнет день,
Ах а ты, кою я люблю,
Слыша бедство, что терплю,
Потужи в знак истинной любви,
И в другом ах! щастии живи,
Чтоб тебе не видеть никогда
Таковых
Часов злых
Веселись, будь счастлива всегда.
Больше не мечтайся в мыслях, коль пременна:
И на веки ведай, прочь что отлученна,
Я уже драгия цепи скидаваю,
И тебя неверну и не вспоминаю:
Отступись злая,
Есть уж иная,
Что моим владеет сердцем, дарагая,
Больше не мечтайся.
Вон ступай из мысли, не думай склонити,
Нет уж не старайся, не хочу любити,
Видевши заплату я за то, что таял,
Быть когда премене от тебя не чаял:
Я люблю тая,
Тая, сгарая,
Что моим владеет сердцем, дарагая,
Вон ступай из мысли,
Я впредь не склонюся, уж узнал довольно,
Ты любись с кем хочешь, видь тебе то вольно;
А я не заплачу, коль ты изменила,
И не вспомню больше дни те, как любила:
Я любил тая,
Тая, сгарая,
Что моим владеет сердцем, дарагая,
Я впредь не склонюсь.
Полно вам мысли в любви летати,
Кинь сердце ныне все суеты,
Не дай дни прежни воспоминати,
Не мучьте больше мя красоты.
Пленным не буду,
Вольным повсюду,
Вольность мя веселит.
И любить не велит;
Та моя часть,
Уж мой дух знает,
Как сердце тает,
Коль зло терпети,
Когда горети
Чрез ту напасть,
Приятны очи другим скажите,
А меня взоры уже не пробьют,
Крепкое сердце не прострелите,
Пущенны стрелы распропадут.
И достав рану,
Травить не стану;
Пусть пленен вами свет,
Но в числе том меня нет,
Зло жить любя,
Хоть и лишаюсь,
Кем сокрушаюсь,
Я сердцем век моим,
На что владеть чужим,
Свое сгубя.
Не смущай мой дух стеня,
Позабудь нещастну,
Удаляясь от меня,
Истребляй мысль страстну,
Ты тоски моей не множь,
И вздыханьем не тревожь
Дух стесненный боле,
И нещастну не вини;
Не меня, судьбу кляни,
Следуя сей доле.
Ты вздыхаешь обо мне,
Я терзаюсь страстью,
Я мила, мой свет, тебе,
Но мила к нещастью.
Мне не можно быть твоей,
И драгой утехи сей,
Рок меня лишает.
Наши мысли согласив,
Равной огнь в сердца вселив,
Бедных разлучает.
Я нещастлива тобой,
Ты нещастлив мною,
Ты разруша мой покой;
Рвешся сам тоскою.
О жестокая любовь!
Для чего в нещастных кровь
Тщетно вспламенила;
Иль на то, чтоб век страдать,
Век, чтоб слезы проливать,
Мысли согласила.
Не грусти, мой свет, мне грусно и самой
Что давно я не видалася с тобой.
Муж ревнивой не пускает никуда;
Отвернусь лишь, так и он идет туда.
Принуждает, чтоб я с ним всегда была;
Говорит он, от чево не весела:
Я вздыхаю по тебе, мой свет, всегда,
Ты из мыслей не выходишь никогда.
Ах! нещастье, ах! несносная беда,
Что досталась я такому молода;
Мне в совете с ним вовеки не живать,
Никакова мне веселья не видать.
Сокрушил злодей всю молодость мою:
Но поверь, что в мыслях крепко я стою;
Хоть бы он меня и пуще стал губить,
Я тебя, мой свет, вовек буду любить.
Скончай о темна ночь сном бедному печали,
Чтоб я хотя на час своей тоски отстал,
Терпеть мне уж невмочь, глаза с слез мутны стали,
Злы беды от вас я уж навек пропал,
Прости ах жизнь драгая,
Не ты теперь, другая,
Твоих уж дней мой свет,
И духу больше нет,
Меня печаль несносна ко гробу сильно гнет.
Лиши приятный сон меня сей отравы,
Покойно дай заснуть, отбей все мысли прочь,
Лети прочь купидон, в тебе мне нет забавы,
Лишь ах в слезах тонуть и тем скончать всю ночь,
Мне мысли о дни люты,
Чтоб помнить те минуты,
Как я с любезной был,
И в радости с ней жил.
О рок за что ты так скоро зреть ее лишил.
Пришла кастальских вод напиться обезьяна,
Которые она кастильскими звала,
И мыслила, сих вод напившися допьяна,
Что, вместо Греции, в Ишпании была,
И стала петь, Гомера подражая,
Величество своей души изображая.
Но как ей петь!
Высоки мысли ей удобно ли иметь?
К делам, которые она тогда гласила,
Мала сей твари сила:
Нет мыслей; за слова приняться надлежит.
Вселенная дрожит,
Во громы громы бьют, стремятся тучи в тучи,
Гиганты холмиков на небо мечут кучи,
Горам дает она толчки.
Зевес надел очки
И ноздри раздувает,
Зря пухлого певца,
И хочет истребить нещадно до конца
Пустых речей творца,
Который дерзостно героев воспевает.
Однако, рассмотрев, что то не человек,
Но обезьяна горделива,
Смеяся, говорил: «Не мнил во весь я век
Сему подобного сыскать на свете дива».
Долголь жить мне в сих напастях,
Долголи тонуть в слезах,
Кто в уме моем всечасно,
Тово нет в моих глазах:
Там рок жить не допускает,
Где надежда дух питает,
И где мысль моя живет.
Дорогая нет надежды,
Мне увидеться с тобой,
И последней нет утехи,
Чтоб вздохнуть перед тобой,
Как я стражду ты не знаешь;
Что ж везде мной обладаешь,
То известно уж тебе.
Зло, влюбясь вздыхать напрасно,
Зло и страсть в любви таить,
Но всево зляе на свете,
Без тебя в несчастье жить,
При тебе мои печали,
Сносны тем всегда бывали,
Что тебя часто видал.
Зрак твой здесь из моих мыслей,
Не выходит никогда,
И имя мне твое любезно,
Во устах моих всегда,
Называя удивляюсь,
Чем вконец я истреблюсь,
То миляе мне всево.
Знаю, что стыдишся и крепишся молвить,
Что любовь пленила и тебя,
Знаю, что ты хочешь быти осторожна,
И боишся вверить мне себя:
Вверься, вверься, полно мысли непристойны
О любви моей к себе иметь,
И открой то словом, что твои мне взгляды,
Дали уж довольно разуметь.
Можешь ли довольна, ты быть красотою,
Коль плодов с нее не собирать,
Естьлиж не склоняться, так начто приятством
Мысли непристрастны полонять.
Дай отраду в сердце, утоли мой пламень,
Окончай исканья и труды,
Опустись в страсть нежну, перестань крепиться,
И сними с красы своей плоды.
О плоды драгие! сладкая утеха,
Естьли что на свете лучше вас?
Чем возможно ясно мне изобразити,
Мне тебя, о ты! приятной час:
Час, в которой сладость оные забавы
Чувствуют влюбленные сердца,
Получая славу чувствам восхищенным,
И любви касаяся венца.
Не вини мой свет меня,
Что я вздыхаю,
Но жалей о мне пленя,
Я тобой страдаю.
Ты в сию меня напасть,
Дав почувствовать злу страсть,
Привела драгая;
Как тебя я не видал,
Я зараз любви не знал,
Был всегда спокоен.
На тебя лишь я взглянул,
Мысль моя смутилась,
Как смутилась, я вздохнул,
Вольность отдалилась,
С тех я дней иной весь стал,
Век покойной миновал,
С тех я дней нещастлив,
Прежни мысли истребя,
Где мой свет не зрел тебя,
Я грустил всечасно.
Ныне чувствую в себе,
Ты мила мне стала,
В наказанье, знать, ты мне
Пред глаза предстала.
Как я сам тебе стал мил,
Взор твой больше мя пленил,
Я стал больше мучим.
Нет на свете муки зляй,
С тем не быть, кто всех миляй,
Иль хоть быть, да мало.
На реках в стране противной,
Представляя в мыслях град,
Где я жил с своей любимой
Вспоминая мысльми взгляд,
Плачу ненавидя тихие погоды,
Что не тот здесь город и не те зрю воды,
Что мой дух хладили
И мне сладки были.
Где вы делися дражайшие дни?
Естьлиж я места драгия позабуду вас когда,
Пусть в тот час от своей любимой забвен буду навсегда:
Ваши и тропинки будут в мыслях тверды,
О случай как ты стал немилосердый.
Уж и мест лишили,
Где мы с нею жили,
Пусть бы я там воздыхал об ней.
Тыж мой свет где ни пребываешь, вспомни, вспомни обомне,
И взгляни чрез леса и горы к сей печальной стороне:
Вдохни и молви мне, живи в надежде,
Я тебя люблю, как я любила прежде.
Вспомни жизнь любезну
И разлуку слезну
И заплачь, еще, когда я мил.
Мы друг друга любим, что ж нам в том с тобою?
Любим и страдаем всякой час,
Боремся напрасно мы с своей судьбою,
Нет на свете радостей для нас.
С лестною надеждой наш покой сокрылся,
Мысли безмятежные отняв:
От сердец разженных случай удалился,
Удалилось время всех забав.
Зрю ль тебя, не зрю ли, равну грусть имею,
Равное мучение терплю;
Уж казать и взором я тебе не смею,
Ах! ни воздыханьем, как люблю.
Все любовны знаки в сердце заключе́нны,
Должно хлад являти и гореть:
Мы с тобой, драгая! вечно разлуче́нные,
Мне тебя осталось только зреть.
Жизнь мою приятну пременил рок в злую,
Сладость обраще́нна в горесть мне;
Только ныне в мыслях я тебя цалую,
Говорю с тобою лишь во сне.
Где любови нашей прежния успехи,
Где они девалися, мой свет!
О печально сердце! где твои утехи!
Все прошло, и уж надежды нет.
Внимай, внимай теперь драгая:
Отважу, на слова, себя
Скажу, что лишь глаза казали,
И может быть давно сказали.
Внимай то: я люблю тебя.
Лишь только я тебя увидел,
Какой то серцу был удар!
Смутилася вся мысль тобою,
Я вдруг престал владеть собою,
По всей крови простерся жар.
Не раз открыть то я стремился,
И робость я хотел скончать;
Но речь хотя была готова,
Не мог промолвить я ни слова;
Вздыхал лишь и не смел зачать.
Везде тебя я зреть желаю,
Везде к тебе со мной любовь,
В отлучке время ненавижу;
А как лишь я тебя увижу,
Горит еще жарчае кровь.
И мысль одна мне та приятна,
Как помню я твои красы.
А естьлиб ты склонна мне стала,
И так о мне воспоминала;
Чтоб чувствовал я в те часы!
Хоть сон глаза мои закроет;
И в нем премены страсти нет:
То зрю, что ты ко мне склонилась,
То ты за жар мой рассердилась;
А ты мне все мила, мой свет.
Не спрашивай меня, что серце ощущает;
Ты знаешь то уже, что дух мой возмущает.
Открыта мысль моя, открыт тебе мой жар;
И чувствую внутри несносный я удар.
Не вижу я покою
Ни в день себе, ни в ночь;
Всегдашнею тоскою
Гоню забавы прочь.
Как прелестью твоих я взоров уязвлялся,
Мне щастливым тот день, прелестный день являлся.
Я чаял то, что он всей жизни мне венец:
А он начало бед, спокойствия конец.
Не долго я польстился
Надеждою пустой:
Вдруг весь мой дух смутился,
Обманут мыслью той.
Бедам тебя своим причиной почитаю,
Сержуся на тебя, сердясь люблю и таю;
Когдажь я только мщу стенанием одним,
Играй и серцем ты и разумом моим.
Взносись моей виною,
Что так велика страсть,
Играй, ругайся мною,
И множь мою напасть.
Как серце мне твое жестокая ни злобно,
Престать тебя любить мне больше не удобно.
Доколе буду я на свете сем дышать,
Ничто уже меня не будет утешать.
Томи, имей успехи,
Что я живу стеня;
Желанные утехи,
Крой вечно от меня.
Все переменилось, что теперь ни вижу,
Жизнь иным порядком днесь течет,
Я места прекрасны здешны ненавижу,
В них моей любезной больше нет,
Вся моя забава слезы проливати,
Плачу, лишь о ней воспомяну,
И пустые тени в мыслях представляти
Жалко все, на что я ни взгляну.
О места драгия, чаял ли я прежде,
Что я в вас нещастно буду жить,
Завсегда в утехах, завсегда в надежде
Тщился и искал ее любить,
Дни веселья полны, скуки не давали,
Ночи в сладких мыслях засыпал,
Ах, и чем тогдашни мысли днем играли,
Тож и в самом крепком сне видал.
Дарагия мысли вас уж нет днесь боле,
Прежне щастье стало мне напасть,
Стражду беспрестанно и живу в неволе
От любви одной имея страсть.
О злогневно время премени судбину,
Дай нещастливой душе покой,
Я люблю и буду век любить едину,
Нет на свете для меня другой.
Полно насыщаться горестью моею,
Дай ее увидеть мне опять,
И оставши дни мне проводити с нею,
И в ее руках мне век скончать,
Знаю, что меня она в разлуке любит,
В дальной живучи теперь стране,
Но ее вздыханье мне тоску сугубит,
Слезы умножают жар во мне.
Естьли дарагая живучи в разлуке,
Ты услышишь жалобу мою,
Знай, что по тебе я в сей страдаю муке,
Помня верность и любовь твою,
Не услышишь вечно, чтоб я пременился,
Илиб не грустил, тебя забыв,
Но хотя тебя я уже и лишился,
Твой мой свет, покамест буду жив.
Прости, мой свет, в последнїй раз,
И помни как тебя любил;
Злой час пришел мне слезы лить:
Я буду без тебя здесь жить,
О день! о час! о злая жизнь!
О время, как я щастлив был!
Куда мне в сей тоске бежать?
Где скрыться, ах! и что начать?
Печальна мысль терзает дух;
Я всех утех лишаюсь вдруг,
И помощи уж нет.
Прости, прости мой свет.
Не будет дня, во дни часа,
В часе минуты мне такой,
Чтоб тень твоя ушла из глас;
Я буду плакать всякой час.
Когда придут на мысль часы,
В которые я был с тобой:
Утехи прежни вспомнятся,
Глаза мои наполнятся
Потоками горчайших слез,
Что рок драгую жизнь унес,
Одну оставя страсть,
И лютую напасть.
Места! места дражайшїе!
Свидетели утех моих;
Любезная страна и град,
Где сердце мне пронзил твой взгляд,
Вы будете в уме моем
Всегда в моих печалях злых,
И станете изображать,
Чево уже мне не видать.
О как я днесь нещастлив стал!
О рок! какой удар ты дал.
Возможно ли снести.
Прости мой свет, прости.
Прости, мой свет, в последний раз,
И помни, как тебя любил;
Злой час пришел мне слезы лить;
Я буду без тебя здесь жить.
О день! о час! о злая жизнь!
О время, как я счастлив был!
Куда мне в сей тоске бежать?
Где скрыться, ах, и что начать?
Печальна мысль терзает дух,
Я всех утех лишаюсь вдруг, ‘
И помощи уж нет.
Прости, прости, мой свет.
Не будет дня, во дни часа,
В часе минуты мне такой,
Чтоб тень твоя ушла из глаз,
Я буду плакать всякой час.
Когда придут на мысль часы,
В которые я был с тобой:
Утехи прежни вспомнятся,
Глаза мои наполнятся
Потоками горчайших слез,
Что рок драгую жизнь унес,
Одну оставя страсть,
И лютую напасть.
Места! места дражайшие!
Свидетели утех моих!
Любезная страна и град,
Где сердце мне пронзил твой взгляд,
Вы будете в уме моем
Всегда в моих печалях злых,
И станете изображать,
Чего уже мне не видать.
О как я днесь несчастлив стал!
О рок! какой удар ты дал.
Возможно ли снести
Прости мой свет, прости.
Сколько я плакал будучи в разлуке!
Сколько исчезло дней в несносной скуке!
Ты вображалась всякой день, всеношно,
И повсеместно духу было тошно,
Не имев отрады.
Серце терзали всяк час скорби люты,
Не был в покое ни одной минуты,
Помня милы взгляды.
В том только чувствы сладость ощущали,
Что очи видеть взор твой уповали,
И хоть страдал я по тебе безмерно,
Мнил что твое мне серце вечно верно:
И страдал в надежде.
Мнил в лютой грусти по тебе вздыхая,
Есть ли увижусь я с тобой драгая,
Буду мил как прежде.
Время свиданья стало приближаться,
Стали потоки слезны осушаться,
Мысли драгия впали в ум возвратно,
И возвратилось время мне приятно,
Через часы скоры.
Ах! но того ли я желал всечасно,
Серце дражайше стало мне бесстрасно,
И отменны взоры.
Мог ли б я верить, есть ли б я не видел,
Кто меня ныне толь возненавидел.
Мог ли б я слыша ето в мысль представить,
Можешь ли вечно ты меня оставить,
И не быть моею.
Вспомни то время, как со мной прощалась,
Ты так со мною горько расставалась,
Как с душой своею.
Долго любовный жар я утоляла,
И удалялась от тебя,
Но против воли кровь во мне пылала,
Я беспокоилась любя;
Как уже не стало мочи
Нежной страсти победить,
Я пустила мысль и очи,
Завсегда с тобою быть.
Всяку минуту зрак твой вображаю,
Для утешения себе,
Часто тебя я в мыслях обнимаю;
Так ли мила и я тебе,
Ты души моей владетель,
Ты навек любовник мой,
Как ты мил, тому свидетель,
Мой потерянной покой.
Я непрестанно по тебе вздыхаю,
Где нет тебя, я там грущу,
Ах и отрады я не обретаю,
Естьли тебя я не сыщу,
Взяв в плен сердце ты мя мучишь,
Ты меня и веселишь,
Ты очам моим не скучишь;
Так о чем же ты грустишь?
Дух мой тебе ничем не лицемерил,
Сладку надежду подая,
Иль ты словам очей моих не верил,
Мня, что еще я не твоя,
Взоры взорам отвечали,
Проницаючи сердца,
Чтоб забав мы ожидали,
И мучению конца.
Горести прежни ты не вспоминаешь,
Будучи весел завсегда,
Я коль любити, ты начинаешь,
Не пременюся никогда,
Протеки драгое время,
Через радости мои,
Брося в сердце страсти семя,
Дай вкусить плоды твои.
Ничто не может больше мне в моей тоске утехи дать
Твой зрак по всем местам со мной,
И мысль моя всегда с тобой,
Ни в день, ни в ночь из глаз нейдешь, ты рушишь сон, лишь стану спать,
Проснусь, ловлю пустую тень,
Вскричу, приди, ах, светлый день,
И день придет, я все грущу,
Не знаю сам чего хощу.
Нет помощи нигде,
Я слезы лью везде.
Я мил тебе, ты мне мила, но случай нам обоим лют.
Разрушил радостны часы,
Унес из глаз твои красы,
И только те минуты злы в мою печальну мысль впадут.
Когда ударил в нас рок злой.
И разлучил меня с тобой,
Во мне смятенный дух замрет,
Несносна горесть сердце рвет,
И стану вне себя,
Что уж не зрю тебя.
Судьба, престань терзать меня, дай видеть мне тот милый град,
Где я с своей любезной жил
И чтоб опять в нем с нею был;
О время! о драгие дни! придите вы скоряй назад,
Дай мне мою беду скончать,
Представь любезну мне опять.
Иль в век любить, и в век не зреть,
Возможно ль то кому стерпеть,
Но чем переменить?
Нельзя ее забыть.
Мучительная мысль, престань меня терзати,
И серца больше не смущай:
Душа моя позабывай,
Ту жизнь, которой мне вовеки не видати!
Но ах! драгая жизнь, доколе буду жить,
В прекрасной сей пустыне,
Все буду унывать, как унываю ныне;
Нельзя мне здесь нельзя любезныя забыть.
Когда я в роще сей гуляю,
Я ту минуту вспоминаю,
Как в первый раз ее мне случай видеть дал.
При токе сей реки любовь моя открылась,
Где слыша то она хотя и посердилась,
Однако за вину, в которую я впал,
Казать мне ласки стала боле.
В сем часто я гулял с ней поле.
В сих чистых ключевых водах,
Она свои мывала ноги.
На испещренных сих лугах,
Все ею мнятся быть протоптаны дороги;
Она рвала на них цветы,
Подобие своей прелестной красоты.
Под тению сего развесистого древа,
Не опасаясь больше гнева,
Как тут случилось с ней мне в полдни отдыхать,
Я в первый раз ее дерзнул поцаловать.
Потом она меня сама поцаловала,
И вечной верностью своею уверяла.
В дуброве сей
Я множество имел приятных с нею дней.
У сей высокой там березы,
Из уст дражайших я услышал скорбный глас,
Что приближается разлуки нашей час,
И тамо проливал горчайшие с ней слезы:
Шалаш мой мук моих в ночи свидетель был.
На сей горе я с нею расставался,
И всех своих забав и радостей лишался:
На ней из глаз моих драгую упустил.
Вся здешняя страна наполнилася ею,
И от того полна вся горестью моею.
Ты меня единым взором полонила,
Так за что ж свирепой хочешь быть,
Ты сперва себя мне зреть не запретила,
Я был принужден тебя любить.
Иль хочешь свирепством,
Все мои напасти,
Мне по вся минуты вспоминать,
Я и так в печалях и в моем несчастье,
Слез не успеваю проливать.
Зла твоя несклонность дух во мне терзает,
Пуще всех печалей бед моих,
За толь мое сердце мучишь, что желает,
Жить и умереть в руках твоих.
Рад ли я, подумай,
Всякой час вздыхати,
И лишась покою слезы лить,
Нету моей мочи от тебя бежати
Без тебя нельзя мне в свете жить.
Все места немилы, где тебя не вижу;
В грусти и ничто не веселит,
От любви несчастной я все ненавижу,
Что без пользы страсть меня крушит.
В тоске злой стараюсь,
Но, ах! все напрасно,
Чтоб на час красы твоей забыть,
В мыслях ты едина,
Со мной повсечасно,
Мне тебя не можно не любить.
Дорогие мысли хоть вы веселите,
Когда я несчастлив полюбя,
И надеждой в грусти меня ободрите,
Счастливу премену мне суля,
Вижу дарагая в тебе сердце твердо,
Знать нельзя мне жалобой смягчить,
Так скажу в последни,
Мучь немилосердо,
А я тебя век буду любить.
Ты мила мне дарагая, я подвластен стал тебе,
Ты пленила взор и сердце, чувствую любовь в себе,
Твой взор палит меня,
А я горю стеня,
И везде тебя ищу.
Потерян мой покой,
Где нет тебя со мной,
Я во всех местах грущу.
Нет во дни такой минуты, чтоб твой зрак ушел из глаз,
Нет в ночи мне сна покойна, пробужаюсь всякой час:
Ты рану злу дала,
И сильну власть взяла,
Вечно томной дух пленив,
Я принужден вздыхать,
Твоих очей искать,
И любить доколе жив.
Сжалься, сжалься дарагая, и тоски моей не множь,
Раздели со мною пламень и почувствуй в сердце тож,
Жалей о мне жалей
И мысль ах! туж имей,
Возврати покой назад.
Отведай страсть сию,
И знай, что грудь мою
Твой пронзил приятной взгляд.
Вынь болезнь из сердца люту, и всегдашню грусть скончай,
Иль хотя единым взглядом сладку мне надежду дай:
Вздохни хоть раз, вздохни,
Хотя на час вспыхни
Сим огнем, что дух мой жжет;
Или мне в грусти сей
К тебе в любви моей
Никакой надежды нет?
Будь склонна, я буду верен и до гроба тверд в любви,
Пламень будет вечно тот же, что теперь в моей крови,
Разрушь тьму тяжких дум,
Дай мысль приятну в ум,
Премени печальну страсть:
Мне люту грусть послать
И жизнь веселу дать
Ты одна имеешь власть.
Доколе мне в сей грусти злой с любезной в разлученье жить,
Доколь вздыхать по всякий час,
Лишась ее дражайших глаз.
Хотя уже надежды нет, другую не могу любить,
Одна во мне всю кровь зажгла,
Одна меня пленить могла.
О злой случай, на что ты дал,
Чтоб я, ее увидев, знал?
И склонность получил,
Чтоб после век грустил.
Я в тех местах, где зрел ее, потоки слез невольно лью,
И только лишь на них взгляну,
Я тотчас все воспомяну.
Что было тут, что видел я, и вспомню тут всю мысль мою,
Слова ее и всю любовь,
И будто разлучуся вновь,
Грущу не знаю, что начать,
Хощу и зреть, но негде взять,
Весь дух во мне замрет,
Что тут ее уж нет.
Забудуся на краткий час, что я лишен забав моих,
Среди речей, средь мыслей всех,
Приходят в ум часы дней тех,
В которые я счастлив был, и что живу в печалях злых,
И сей незапный мне удар,
Винит еще жесточе жар,
В ночи сомкну глаза в слезах,
Она и тут в моих глазах,
Всегда она со мной
Потерян мой покой.
А ты моя любезная вздохни хоть только раз о мне
И вспомня, из драгих очей
Хотя две капли слез пролей,
И обрати ты милый взор хоть раз к печальной стране,
Взгляни в поля, пусти меж гор
И чрез леса ко мне сей взор,
Ты так, как прежде мне была,
По смерть мою всегда мила,
А я уж не в себе,
Душа моя в тебе.
Возыграйте, струны лиры;
Возбуждает Феб от сна.
Вейте, тихие зефиры;
Возвращается весна:
День предшествует огромный,
Оживляя воздух томный,
Флора, царству твоему.
Как тебе, богиня, крины,
Так дела Екатерины
Счастье Северу всему.
Ты в сей день, императрица,
Зрела в первый раз на свет,
И всевышняя десница
Орошала райский цвет;
Злоба челюсти терзала,
Как судьбина отверзала
Двери во Фортуны храм;
Растворились двери пышны,
В небе восклицанья слышны:
«Россы, дар сей бог дал вам!»
Бог пречудно помогает
Нам во злейши времена
И с отчаянных слагает
Возложенны бремена;
Тако, бурю ненавидя,
Мореплаватель, увидя
Пристань и покойный брег,
Сколько в море он тоскует,
Столько в пристани ликует,
Окончав опасный бег.
Разум мой восторжен ныне,
Любопытствие пленя:
В сердце зря Екатерине,
Извещает он меня,
Что она на троне мыслит,
Как часы владенья числит,
Жертвуя своей судьбе.
Душу зря необычайну,
Я сию, Россия, тайну
Открываю днесь тебе.
Мыслит так о славе трона:
«Мне обширная страна
К исправлению закона
От небес поручена.
Я во дни моей державы
Не ищу иной забавы,
Кроме счастия людей.
Все, что можно, в них исправлю,
Пользу им и честь оставлю
Диадиме я своей.
Океана ветром волны
Взносятся превыше гор;
Мысли, общей пользы полны, —
Нашей высоты подпор;
Скипетр — дело невелико,
Если оного владыко
Благом ставит только блеск;
Царско имя устрашает:
Коль оно не утешает —
Тщетен и народный плеск.
Мне сие в трудах отрада,
Сей хочу я плеск примать,
Что в России все мне чада,
Что в России всем я мать.
О мои любезны дети!
То ласкает мя владети:
Все вы любите меня;
В чем вам польза, то мне славно;
Вас и я люблю вам равно,
Должность матери храня».
Се, что сердце в ней находит,
В утро, в вечер, в день и в ночь
На минуту не отходит
Мысль от ней такая прочь.
В нашем ты внемли ответе:
Для тебя мы жить на свете,
Для тебя умреть хотим.
За свою мы мать любезну,
В пламень, в пропасти и в бездну,
Яко Курций, полетим.
Ты, Россия, побеждала
Неприятелей своих,
Тверды грады осаждала,
Претворяя в пепел их.
Кровь тогда лилась реками,
Дым казался облаками,
Воздух выл, и трясся понт,
Стрелы Зевсовы летали,
Молнии во мгле блистали,
Колебался горизонт.
Соответствуй общей доле,
Сонм достойнейших людей,
И монаршей мудрой воле
К наставлению судей,
О сладчайше упованье,
Соверши скоряй желанье
Наших алчущих сердец:
Украси сию державу,
Вознеси богини славу
Выше солнца наконец!
Примаюсь за перо, рука моя дрожит,
И муза от меня с спокойствием бежит.
Везде места зрю рая.
И рощи, и луга, и нивы здесь, играя,
Стремятся веселить прельщенный ими взгляд,
Но превращаются они всяк час во ад.
Блаженство на крылах зефиров отлетает,
На нивах, на лугах неправда обитает,
И вырвалась тяжба их тягостных оков.
Церера мещет серп и горесть изявляет,
Помона ягоды неспелы оставляет,
И удаляется и Флора от лугов.
Репейник там растет, где было место крина.
О боже, если бы была Екатерина
Всевидица! Так ты где б делся, толк судей,
Гонящих без вины законами людей?
Законы для того ль, чтоб правда процветала
Или чтоб ложь когда святою ложью стала?
Утопли правости в умедленном ответе.
Такая истина бывала ли на свете?
Кричат: «Закон! закон!»
Но исправляется каким порядком он?
Одна хранится форма
Подьячим для прокорма,
И приключается невинным людям стон.
Я прав по совести, и винен я по делу,
Внимать так льзя ль улику замерзелу?
Такую злу мечту, такой несвязный сон?
Закон тот празен,
Который с совестью и с истиною разен.
По окончании суда
Похвален ли судья, коль скажет он тогда:
«Я знаю, что ты прав, и вижу это ясно,
Что мною обвинен и гибнешь ты напрасно,
Но мной учинено то, форму сохраня,
Так ты не обвиняй закона, ни меня!»
Бывает ли кисель в хорошей форме гнусен?
Кисель не формой вкусен.
Я зрю, невозвратим уже златой к нам век.
О небо! На сие ль созижден человек,
Дабы во всякую минуту он крушился
И чтоб терпения и памяти лишился,
Повсюду испуская стон,
И места б не имел убежищем к отраде?
Покоя нет нигде, ни в поле, ни во граде.
Взошло невежество на самый Геликон
И полномочие и тамо изливает.
Храм мудрых муз оно безумством покрывает.
Благополучен там несмысленный творец,
Языка своего и разума борец,
За иппокренскую болотну пьющий воду,
Не чтущий никакой разумной книги сроду.
Пиитов сих ума ничто не помутит,
Безмозгла саранча без разума летит.
Такой пиит не мыслит,
Лишь только слоги числит.
Когда погибла мысль, другую он возьмет.
Ведь разума и в сей, как во погибшей, нет,
И все ему равно прелестно;
Колико б ни была мысль она ни плоха,
Все гадина равна: вошь, клоп или блоха.
Кто, кроме таковых, стихов вовек не видел,
Возможно ли, чтоб он стихов не ненавидел?
И не сказал ли б он: «Словами нас дарят,
Какими никогда нигде не говорят».
О вы, которые сыскать хотите тайну
В словах, услышав речь совсем необычайну,
Надуту пухлостью, пущенну к небесам,
Так знайте, что творец того не знает сам,
А если к нежности он рифмой прилепился,
Конечно, за любовь безмозглый зацепился
И рифмотворцем быть во всю стремится мочь.
Поэзия — любовной страсти дочь
И ею во сердцах горячих укрепилась,
Но ежели осел когда в любви горит,
Горит, но на стихах о том не говорит.
Такому автору на что спокойства боле?
Пригодно все ему Парнас, и град и поле,
Ничто не трогает стремления его.
Причина та, что он не мыслит ничего.
Спокойство разума невежи не умножит,
Меня против тому безделка востревожит,
И мне ль даны во мзду подьячески крючки?
Отпряньте от меня, приказные сверчки!
Не веселят, меня приятности погоды,
Ни реки, ни луга, ни плещущие воды,
Неправда дерзкая эдемский сад
Преобратит во ад.
А ты, Москва! А ты, первопрестольный град,
Жилище благородных чад,
Обширные имущая границы,
Соответствуй благости твоей императрицы,
Развей невежество, как прах бурливый ветр!
Того, на сей земле цветуща паче крина,
Желает мудрая твоя Екатерина,
Того на небеси желает мудрый Петр!
Сожни плоды, его посеянны рукою!
Где нет наук, там нет ни счастья, ни покою.
Не думай ты, что ты сокровище нашла,
И уж на самый верх премудрости взошла!
Оставим брани и победы,
Кровавый меч приял покой.
Покойтесь, мирные соседы,
И защищайтесь сей рукой,
Которая единым взмахом
Сильна повергнуть грады прахом,
Как дерзость свой подымет рог.
Пускай Гомер богов умножит,
Сия рука их всех низложит
К подножию монарших ног.
О! дерзка мысль, куды взлетаешь,
Куды возносишь пленный ум?
Елисавет изображаешь.
Ея дел славных громкий шум
Гремит во всех концах вселенны,
И тщетно мысли восхищенны.
Известны уж ея хвалы,
Уже и горы возвещают
Дела, что небеса пронзают,
Леса и гордые валы.
Взгляни в концы твоей державы,
Царица полунощных стран,
Весь Север чтит, твои уставы
До мест, что кончит океан,
До края областей безвестных,
Исполнен радостей всеместных,
Что ты Петров воздвигла прах,
Дела его возобновила
И дух его в себе вместила,
Являя свету прежний страх.
Стенал по нем сей град священный,
Ревел великий океан,
Впоследний облак восхищенный,
Лишен, кому он в область дан
И в норде флот его прославил,
В которых он три флота правил,
Своей рукой являя путь.
Борей, бесстрашно дерзновенный,
В воздушных узах заключенный,
Не смел прервать оков и дуть.
Ударом нестерпима Рока
Бунтует воин в страшный час:
«Отдай Петра, о смерть жестока,
И воружись противу нас.
Хотя воздвигни все стихии
И воружи против России, —
Пойдем против громовых туч!»
Но тщетно горесть гнев рождала,
И ярость воинов терзала:
Сокрыло солнце красный луч.
Тобой восшел наш луч полдневный
На мрачный прежде горизонт,
Тобой разрушен облак гневный,
Свирепы звезды пали в понт.
Ты днесь фортуну нам пленила
И грозный рок остановила,
В единый миг своей рукой
Обяла все свои границы.
Се дело днесь одной девицы
Полсвету возвратить покой.
Отверзлась вечность, все герои
Предстали во уме моем,
Падут восточных стран днесь вои,
Скончавшись в мужестве своем,
Когда Беллона стрелы мещет
И Александр в победах блещет,
Идущ в Индийские страны,
И мнит, достигнув край вселенны,
Направить мысли устремленны
Противу солнца и луны.
На Вавилон свой меч подемлет
К стенам его идущий Кир,
Весь свет его законы внемлет,
Пленил Восток и правит мир.
Се ищет Греция Елены
И вержет Илионски стены,
Покрыл брега Скамандры дым,
Помпей едину жизнь спасает,
Когда Иулий смерть бросает
И емлет в область свет и Рим.
Не вижу никакия славы,
Одна реками кровь течет,
Алчба всемирный державы
В своих перунах смерть несет,
Встают народы на народы,
И кроет месть Пергамски воды:
Похвальный греков главный царь,
Чего гнушаются и звери,
Проливши кровь любезной дщери,
Для мщения багрит олтарь.
Но здесь воинский звук ужасный,
Подвластен деве, днесь молчит,
Един в победе вопль согласный
С Петровым именем гремит.
В покое град, леса и горы,
С покоем нимфы ждут Авроры.
Едина лишь Елисавет,
Исполненная днесь любови,
Брежет своих подданных крови
И в тихости свой скиптр берет.
Еще тень небо покрывает,
Еще луна в звездах горит,
Прекрасно солнце отдыхает,
И луч его в валах сокрыт.
Россия ж вся уже встречает
Владычицу, что бог венчает.
Се бурный вихрь реветь престал,
Теперь девическая сила
Полсвета скиптру покорила,
Ниспал из облак гневный вал.
Великий понт, что мир обемлет
И вполы круг земный делит,
Тобою нашу славу внемлет
И уж в концах земли гремит.
Балтийский брег днесь ощущает,
Что морем паки Петр владает
И вся под ним земля дрожит.
Нептун ему свой скиптр вручает
И с страхом Невский флот встречает,
Что мимо Белтских гор бежит.
На грозный вал поставив ногу,
Пошел меж шумных водных недр
И, положив в морях дорогу,
Во область взял валы и ветр,
Простер премудрую зеницу
И на водах свою десницу,
Подвигнул страхом глубину,
Пучина власть его познала,
И вся земля вострепетала,
Тритоны вспели песнь ему.
Тобою правда днесь сияет,
И милосердие цветет,
Щедрота скипетром владает
И всех сердца к тебе влечет.
Тобой дал плод песок бесплодный,
И камень дал источник водный,
Ты буре повелела стать
И тишину установила,
Когда волна брега ломила
И возвратила ветры вспять.
Твоя хвала днесь возрастает,
Подобно как из земных недр
До облак всходит и скрывает
Высоки горы тенью кедр,
До рек свой корень простирая
И листвие в валы бросая.
Твой гром колеблет небеса,
И молнья сферу рассекает,
Послушный ветр моря терзает,
Дают путь горы и леса.
Ты все успехи предварила,
Желанию подав конец,
И плач наш в радость обратила,
Расторгнув скорби днесь сердец.
О вы, места красы безвестной,
Склоните ныне верх небесной,
Да взыдет наш гремящий глас
В дальнейшие пространства селы,
Пронзив последние пределы,
К престолу божьему в сей час.
О боже, восхотев прославить
Императрицу ради нас,
Вселенну рушить и восставить
Тебе в один удобно час,
Тебе судьбы суть все подвластны.
Внемли вопящих вопль согласный —
Перемени днесь естество,
Умножь сея девицы леты,
Яви во днях Елисаветы,
Колико может божество.
Вещал так некто, зря свою кончину слезну,
К единородному наследнику любезну:
«Мой сын, любезный сын! Уже я ныне стар;
Тупеет разум мой, и исчезает жар.
Готовлюся к суду, отыду скоро в вечность
И во предписанну нам, смертным, бесконечность,
Так я тебе теперь, как жить тебе, скажу,
Блаженства твоего дорогу покажу.
Конец мой близок,
А ты пойдешь путем, который очень склизок.
Хотя и все на свете суета,
Но льзя ли презирать блаженство живота?
Так должны мы о нем всей мыслью простираться
И, что потребно нам, о том всегда стараться.
Забудь химеру ту, слывет котора честь;
На что она, когда мне нечего поесть?
Нельзя в купечестве пробыли без продажи,
Подобно в бедности без плутни и без кражи.
Довольно я тебе именья наплутал,
И если б без меня ты это промотал,
На что ж бы для тебя свою губил я душу?
Когда представлю то, я все спокойство рушу.
Доходы умножай, гони от сердца лень
И белу денежку бреги на черный день.
Коль можно что украсть, — украдь, да только скрытно,
И умножай доход
Ты всеми образы себе на всякий год!
Вить око зрением вовеки ненасытно.
Коль можешь обмануть,
Обманывай искусно;
Изобличенным быти гнусно,
И часто наш обман — на виселицу путь.
Не знайся ты ни с кем беспрочно, по-пустому,
И с ложкой к киселю мечися ты густому.
Богатых почитай, чтоб с них имети дань,
Случайных похвалять, их выся, не устань,
Великим господам ты, ползая, покорствуй!
Со всеми ты людьми будь скромен и притворствуй!
Коль сильный господин бранит кого,
И ты с боярином брани его!
Хвали ты тех, кого бояре похваляют,
И умаляй, они которых умаляют!
Глаза свои протри
И поясняй смотри,
Большие на кого бояре негодуют!
Прямым путем идти —
Так счастья не найти.
Плыви, куда тебе способны ветры дуют!
Против таких господ,
Которых чтит народ,
Не говори ни слова,
И чтоб душа твоя была всегда готова,
Не получив от них добра, благодарить!
Стремися, как они, подобно говорить!
Вельможа что сказал, — знай, слово это свято,
И что он рек,
Против того не спорь: ты малый человек!
О черном он сказал — красно; боярин рек, —
Скажи и ты, что то гораздо красновато!
Пред низкими людьми свирепствуй ты, как черт,
А без того они, кто ты таков, забудут
И почитать тебя не будут;
Простой народ того и чтит, который горд.
А пред высокими ты прыгай, как лягушка,
И помни, что мала перед рублем полушка!
Душища в них, а в нас, любезный сын мой, душка.
Благодари, когда надеешься еще
От благодетеля себе имети милость!
А ежели не так, признание — унылость,
И благодарный дух имеешь ты вотще.
Не делай сам себе обиды!
Ты честный человек пребуди для себя,
Себя единого ты искренно любя!
Не делай ты себе единому обиды;
А для других имей едины только виды,
И помни, свет каков:
В нем мало мудрости и много дураков.
Довольствуй их всегда пустыми ты мечтами:
Чти сердцем ты себя, других ты чти устами!
Вить пошлины не дашь, лаская им, за то.
Показывай, что ты других гораздо ниже
И будто ты себя не ставишь ни за что;
Но помни, епанчи рубашка к телу ближе!
Позволю я тебе и в карты поиграть,
Когда ты в те игры умеешь подбирать:
И видь игру свою без хитрости ты мертву,
Не принеси другим себя, играя, в жертву!
А этого, мой сын, не позабудь:
Играя, честен ты в игре вовек не будь!
Пренебрегай крестьян, их видя под ногами,
Устами чти господ великих ты богами
И им не согруби;
Однако никого из них и не люби,
Хотя б они достоинство имели,
Хотя бы их дела в подсолнечной гремели!
Давай и взятки сам и сам опять бери!
Коль нет свидетелей, — воруй, плутуй, сколь можно,
А при свидетелях бездельствуй осторожно!
Добро других людей во худо претвори
И ни о ком добра другом не говори:
Какой хвалою им тебе иметь нажиток?
Явл́енное добро другим — тебе убыток.
Не тщися никому беспрочно ты служить;
Чужой мошной себе находки не нажить!
Ученых ненавидь и презирай невежу,
Имея мысль одну себе на пользу свежу!
Лишь тем не повредись:
В сатиру дерзостным писцам не попадись!
Смучай и рви родства ты узы, дружбы, браков:
Во мутной вить воде ловить удобней раков.
Любви, родства, свойства и дружбы ты не знай
И только о себе едином вспоминай!
Для пользы своея тяни друзей в обманы,
Пускай почувствуют тобой и скорбь и раны!
Везде сбирай плоды.
Для пользы своея вводи друзей в беды!
Бесчестно, бредят, то, а этого не видно,
Себя мне только долг велит любить.
Мне это не обидно,
Коль нужда мне велит другого погубить;
Противно естеству себя не возлюбить.
Пускай в отечество мое беда вселится,
Пускай оно хотя сквозь землю провалится,
Чужое гибни все, лишь был бы мне покой.
Не забывай моих ты правил!
Имение тебе и разум я оставил.
Живи, мой сын, живи, как жил родитель твой!»
Как это он изрек, ударен он был громом
И разлучился он с дитятею и с домом,
И сеявша душа толико долго яд
Из тела вышла вон и сверглася во ад.
Для общих благ мы то перед скотом имеем,
Что лучше, как они, друг друга разумеем
И помощию слов пространна языка
Все можем изяснить, как мысль ни глубока.
Описываем все: и чувствие, и страсти,
И мысли голосом делим на мелки части.
Прияв драгой сей дар от щедрого творца,
Изображением вселяемся в сердца.
То, что постигнем мы, друг другу обявляем,
И в письмах то своих потомкам оставляем.
Но не такие так полезны языки,
Какими говорят мордва и вотяки.
Возьмем себе в пример словесных человеков:
Такой нам надобен язык, как был у греков,
Какой у римлян был и, следуя в том им,
Как ныне говорит, Италия и Рим.
Каков в прошедший век прекрасен стал французский,
Иль, ближе обявить, каков способен русский.
Довольно наш язык себе имеет слов,
Но нет довольного на нем числа писцов.
Один, последуя несвойственному складу,
В Германию влечет Российскую Палладу.
И, мня, что тем он ей приятства придает,
Природну красоту с лица ея сотрет.
Другой, не выучась так грамоте, как должно,
По-русски, думает, всего сказать не можно,
И, взяв пригоршни слов чужих, сплетает речь
Языком собственным, достойну только сжечь.
Иль слово в слово он в слог русский переводит,
Которо на себя в обнове не походит.
Тот прозой скаредной стремится к небесам
И хитрости своей не понимает сам.
Тот прозой и стихом ползет, и письма оны,
Ругаючи себя, дает, пиша, в законы.
Кто пишет, должен мысль очистить наперед
И прежде самому себе подати свет,
Дабы писание воображалось ясно
И речи бы текли свободно и согласно.
По сем скажу, какой похвален перевод.
Имеет склада всяк различие народ:
Что очень хорошо на языке французском,
То может скаредно во складе быти русском.
Не мни, переводя, что склад тебе готов:
Творец дарует мысль, но не дарует, слов.
Ты, путаясь, как твой творец письмом ни славен,
Не будешь никогда, французяся, исправен.
Хотя перед тобой в три пуда лексикон,
Не мни, чтоб помощью тебя снабжал и он,
Коль речи и слова поставишь без порядка,
И будет перевод твой некая загадка,
Которую никто не отгадает ввек,
Хотя и все слова исправно ты нарек.
Когда переводить захочешь беспорочно,
Во переводе мне яви ты силу точно.
Мысль эта кажется гораздо мне дика,
Что не имеем мы богатства языка.
Сердися: мало книг у нас, и делай пени.
Когда книг русских нет, за кем идти в степени?
Однако больше ты сердися на себя:
Пеняй отцу, что он не выучил тебя.
А если б юности не тратил добровольно,
В писании ты б мог искусен быть довольно.
Трудолюбивая пчела себе берет
Отвсюду то, что ей потребно в сладкий мед,
И, посещающа благоуханну розу,
В соты себе берет частицы и с навозу.
А вы, которые стремитесь на Парнас,
Нестройного гудка имея грубый глас,
Престаньте воспевать! Песнь ваша не прелестна,
Когда музыка вам прямая неизвестна!
Стихосложения не зная прямо мер,
Не мог бы быть Мальгерб, Расин и Молиер.
Стихи писать — не плод единыя охоты,
Но прилежания и тяжкия работы.
Однако тщетно все, когда искусства нет,
Хотя творец, пиша, струями поты льет.
Без пользы на Парнас слагатель смелый всходит,
Коль Аполлон его на верх горы не взводит.
Когда искусства нет, иль ты не тем рожден,
Нестроен будет глас, и слаб, и принужден,
А если естество тебя и одарило,
Старайся, чтоб сей дар искусство повторило.
Во стихотворстве знай различие родов
И, что начнешь, ищи к тому приличных слов,
Не раздражая муз худым своим успехом:
Слезами Талию, а Мельпомену смехом.
Пастушка моется на чистом берегу,
Не перлы, но цветы сбирает на лугу.
Ни злато, ни сребро ее не утешает —
Она главу и грудь цветами украшает.
Подобно, каковой всегда на ней наряд,
Таков быть должен весь стихов пастушьих склад.
В них громкие слова чтеца ушам жестоки,
В лугах подымут вихрь и возмутят потоки.
Оставь свой пышный глас в идиллиях своих,
И в паствах не глуши трубой свирелок их.
Пан кроется в леса от звучной сей погоды,
И нимфы у поток уйдут от страха в воды.
Любовну ль пишешь речь или пастуший спор —
Чтоб не был ни учтив, ни грубым разговор,
Чтоб не был твой пастух крестьянину примером,
И не был бы, опять, придворным кавалером.
Вспевай в идиллии мне ясны небеса,
Зеленые луга, кустарники, леса,
Биющие ключи, источники и рощи,
Весну, приятный день и тихость темной нощи.
Дай чувствовати мне пастушью простоту
И позабыти всю мирскую суету.
Плачевной музы глас быстряе проницает,
Когда она, в любви стоная, восклицает,
Но весь ее восторг — Эрата чем горит, —
Едино только то, что сердце говорит.
Противнее всего элегии притворство,
И хладно в ней всегда без страсти стихотворство,
Колико мыслию в него не углубись:
Коль хочешь то писать, так прежде ты влюбись.
Гремящий в оде звук, как вихорь, слух пронзает,
Кавказских гор верхи и Альпов осязает.
В ней молния делит наполы горизонт,
И в безднах корабли скрывает бурный понт.
Пресильный Геркулес злу Гидру низлагает,
А дерзкий Фаетон на небо возбегает,
Скамандрины брега богов зовут на брань,
Великий Александр кладет на персов дань,
Великий Петр свой гром с брегов Бальтийских мещет,
Екатеринин меч на Геллеспонте блещет.
В эпическом стихе Дияна — чистота,
Минерва — мудрость тут, Венера — красота.
Где гром и молния, там ярость возвещает
Разгневанный Зевес и землю возмущает.
Когда в морях шумит волнение и рев,
Не ветер то ревет, ревет Нептуна гнев.
И эха голосом отзывным лес не знает, —
То нимфа во слезах Нарцисса вспоминает.
Эней перенесен на африканский брег,
В страну, в которую имели ветры бег,
Не приключением; но гневная Юнона
Стремится погубить остаток Илиона.
Эол в угодность ей Средьземный понт ломал
И грозные валы до облак воздымал.
Он мстил Парисов суд за почести Венеры
И ветрам растворил глубокие пещеры.
По сем рассмотрим мы свойство и силу драм,
Как должен представлять творец пороки нам
И как должна цвести святая добродетель.
Посадский, дворянин, маркиз, граф, князь, владетель
Восходят на театр: творец находит путь
Смотрителей своих чрез действо ум тронуть.
Коль ток потребен слез, введи меня ты в жалость,
Для смеху предо мной представь мирскую шалость.
Не представляй двух действ моих на смеси дум:
Смотритель к одному тогда направит ум,
Ругается, смотря, единого он страстью
И беспокойствует единого напастью.
Афины и Париж, зря крашу царску дщерь,
Котору умерщвлял отец, как лютый зверь,
В стенании своем единогласны были
И только лишь о ней потоки слезны лили.
Не тщись мои глаза различием прельстить
И бытие трех лет во три часа вместить:
Старайся мне в игре часы часами мерить,
Чтоб я, забывшися, возмог тебе поверить,
Что будто не игра то действие
Но самое тогда случившесь бытие.
И не гремя в стихах, летя под небесами;
Скажи мне только то, что страсти скажут сами.
Не сделай трудности и местом мне своим,
Чтоб я, зря, твой театр имеючи за Рим,
В Москву не полетел, а из Москвы к Пекину:
Всмотряся в Рим, я Рим так скоро не покину.
Для знающих людей не игрищи пиши:
Смешить без разума — дар подлыя души.
Представь бездушного подьячего в приказе,
Судью, не знающа, что писано в указе.
Комедией писец исправить должен нрав:
Смешить и пользовать — прямой ея устав.
Представь мне гордого, раздута, как лягушку,
Скупого: лезет он в удавку за полушку.
Представь картежника, который, снявши крест,
Кричит из-за руки, с фигурой сидя: «Рест!»
В сатире ты тому ж пекись, пиша, смеяться,
Коль ты рожден, мой друг, безумных не бояться,
И чтобы в страстные сердца она втекла:
Сие нам зеркало сто раз нужняй стекла.
А эпиграммы тем единым лишь богаты,
Когда сочинены остры и узловаты.
Склад басен Лафонтен со мною показал,
Иль эдак Аполлон писати приказал.
Нет гаже ничего и паче мер то гнусно,
Коль притчей говорит Эсоп, шутя невкусно.
Еще мы видим склад геройческих поэм,
И нечто помяну я ныне и о нем.
Он подлой женщиной Дидону превращает,
Или нам бурлака Энеем возвещает,
Являя рыцарьми буянов, забияк.
Итак, таких поэм шутливых склад двояк:
Или богатырей ведет отвага в драку,
Парис Фетидину дал сыну перебяку.
Гектор не в брань ведет, но во кулачный бой,
Не воинов — бойцов ведет на брань с собой.
Иль пучится буян: не подлая то ссора,
Но гонит Ахиллес прехраброго Гектора.
Замаранный кузнец во кузнице Вулькан,
А лужа от дождя не лужа — океан.
Робенка баба бьет, — то гневная Юнона.
Плетень вокруг гумна, — то стены Илиона.
Невежа, верь ты мне и брось перо ты прочь
Или учись писать стихи и день и ночь.
Не видим никогда мы слабостей своих,
Нам мнится все добро, что зрим в себе самих.
Пороки, кои в нас, вменяем в добродетель,
Хотя тому один наш страстный ум свидетель.
Лишь он доводит то, что то, конечно, так,
И добродетелен и мудр на свете всяк.
Пороки отошли, невежество сокрылось,
Иль будет так, когда того еще не зрилось.
Буян закается по улицам летать,
А петиметер вздор пред дамами болтать.
Не будет пьяница пить, кроме только квасу,
Подьячий за письмо просить себе запасу,
Дьячкам, пономарям умерших будет жаль,
Скупой, ущедрившись, состроит госпиталь.
Когда ж надеяться премене быть толикой?
Когда на Яузу сойдет Иван Великой,
И на Неглинной мы увидим корабли,
Волк станет жить в воде, белуга на земли,
И будет, омывать Нева Кремлевы стены.
Но скоро ль таковой дождемся мы премены?
Всяк хочет щеголять достоинством своим,
И думает он: все изящнейшее с ним.
Льстец мыслит никогда, что он безмерно гнусен,
Он мыслит то, что он как жить с людьми искусен.
Коль нужда в комаре, зовет его слоном,
Когда к боярину придет с поклоном в дом,
Сертит пред мухою боярской без препоны
И от жены своей ей делает поклоны.
Скупой с усмешкою надежно говорит:
«Желудку что ни дай, он все равно варит».
Вина не любит он, здоровее-де пиво,
Пить вины фряжские, то очень прихотливо,
Отец-де мой весь век все мед да пиво пил,
Однако он всегда здоров и крепок был.
Безумец, не о том мы речь теперь имеем,
Что мы о здравии и крепости жалеем.
Сокровище свое ты запер в сундуки
И, опираяся, безножен, на клюки,
Забыв, здоров ли ты теперь или ты болен,
Кончая дряхлый век, совсем бы был доволен,
Когда бы чаял ты, как станешь умирать,
Что льзя с собой во гроб богатство все забрать.
Здоровье ли в уме? Мешки ты в мысли числишь,
Не спишь, не ешь, не пьешь, о деньгах только мыслишь,
В которых, коль ты их не тратишь, нужды нет,
Ты мнительно богат; так мысли твой весь свет.
Что ж мыслит о себе безмозглый петиметер?
Где в людях ум живет, в нем тамо пыль и ветер.
Он думает, на том премудрость состоит,
Коль кудри хороши, кафтан по моде сшит,
И что в пустой его главе едина мода,
Отличным чтит себя от подлого народа.
Старуха, своея лишенна красоты,
Ругается, смотря на светски суеты.
Вступила девушка с мужчиной в речь свободно,
Старухе кажется то быть неблагородно.
Ей мнится: «Доведут, до худа те слова.
Я, — мнит, —во младости была не такова».
То станется, что ты поменьше говорила,
Но молча, может быть, и больше что творила.
Невежа говорит: «Я помню, чей я внук,
По-дедовски живу, не надобно наук.
Пускай убытчатся, уча рабяток, моты,
Мой мальчик не учен, а в те ж пойдет вороты.
Наприклад: о звездах потребны ль вести мне,
Иль знать Ерусалим в которой стороне,
Иль с кем Темираксак имел войны кровавы?
На что мне, чтобы знать чужих народов правы,
Или вперятися в чужие языки?
Как будто без того уж мы и дураки».
Что он невежествен живет, о том не тужит,
И мнит он, то ему еще ко славе служит,
А если, что наук не должно людям дать,
Не вскользь, доводами захочет утверждать,
Тогда он бредит так: «Как может быть известно
Живущим на земли строение небесно?
Кто может то сказать, что на небе бывал?
До солнца и сокол еще не долетал.
О небе разговор ученых очень пышен,
Но что? То только вздор, и весь их толк излишен.
Мы ведаем то все, как верен календар:
От стужи стынет кровь, а там написан жар».
Но ты, не ведая ни малых сил науки,
Лишася и того, что будет честь от скуки?
Ищи тут правды, где не думано о ней,
И проклинай за то ученых ты людей.
О правах бредит так: «Я плюю на рассказы,
Сплетенны за морем, потребно знать указы».
Не спорю, но когда сидишь судьею где,
Рассудок надобно ль иметь тебе в суде?
Коль темен разум твой, темно и вображенье,
Хоть утром примешься сто раз за Уложенье.
Обманщик думает: «То глупый человек,
Который никого не обманул вовек,
Погибнет-де тем честь, да это дело мало,
Во мне-де никогда ея и не бывало.
Когда-де по ея нам правилам ходить,
Так больше нам уже и кур не разводить».
Тот, гордостью надут, людей в ничто вменяет,
В пустой себя главе с Июлием равняет
И мыслит, если б он на свете был его,
Герой бы сей пред ним не стоил ничего.
Что ж гордости сея безмерныя причина?
Не знаю: гордый наш детина как детина.
С чего ж он сходен с ним? На сей скажу вопрос,
Что есть и у него, и в том же месте, нос.
Иному весь титул — что только благороден,
Красися тем, мой друг, что обществу ты годен.
Коль хочешь быть почтен за свой высокий род,
Яви отечеству того достойный плод!
Но, зрящу мне в тебе перед собой урода,
Прилично ли сказать: высокого ты рода?
Ты честью хвалишься, котора не твоя.
Будь пращур мой Катон, но то Катон — не я.
На что о прадедах так много ты хлопочешь
И спесью дуешься? Будь правнук, чей ты хочешь,
Родитель твой был Пирр, и Ахиллес твой дед,
Но если их кровей в тебе и знака нет,
Какого ты осла почтить себя заставишь?
Твердя о них, себя ты пуще обесславишь.
Такой ли, скажут, плод являет нам та кровь!
Посеян ананас, родилася морковь.
Не победителя клячонка возит — воду,
Хоть Буцефалова была б она приплоду.
Но чем уверить нас о прабабках своих,
Что не было утех сторонних и у них?
Ручаешься ли ты за верность их к супругам,
Что не был ни к одной кто сбоку взят к услугам,
Что всякая из них Лукреция была
И каждая поднесь все Пирров род вела?
Прерви свой, муза, глас, престань пустое мыслить!
Удобнее песок на дне морском исчислить,
Как наши дурости подробно перечесть…
Да и на что, когда дается вракам честь?