Легко на сердце от песни веселой,
Она скучать не дает никогда,
И любят песню деревни и села,
И любят песню большие города.Нам песня строить и жить помогает,
Она, как друг, и зовет, и ведет,
И тот, кто с песней по жизни шагает,
Тот никогда и нигде не пропадет! Шагай вперед, комсомольское племя,
Шути и пой, чтоб улыбки цвели.
Мы покоряем пространство и время,
Мы — молодые хозяева земли.Нам песня жить и любить помогает,
Есть старая песня, печальная песня одна,
И под сводом небесным давно раздается она.
И глупая старая песня — она надоела давно,
В той песне печальной поется всегда про одно.
Про то, как любили друг друга — человек и жена,
Про то, как покорно ему предавалась она.
Как часто дышала она тяжело-горячо,
Если на берег песчаный
Волны обломки примчат,
Если студеное море
Рвется в куски о скалу,
О корабле «Аретуза»
Песни поют моряки.
Розовый чай из Цейлона,
Рыжий и сладкий табак,
Ром, и корица, и сахар —
Вот «Аретузы» дары.
От кого это теплое южное море
Знает горькие песни холодных морей?..
И под небом другим, с неизбежностью споря,
Та же тень всё стоит над мечтою моей.Иль ей мало созвучных рыданий пучины,
Что из тесного сердца ей хочется слез,
Слез чужих, чьей-нибудь бескорыстной кручины
Над могилой безумно отвергнутых грез… Чем помочь обманувшей, обманутой доле?
Как задачу судьбы за другого решить?
Кто мне скажет? Но сердце томится от боли
И чужого крушенья не может забыть.Брызги жизни сливались в алмазные грезы,
Отшумели песни нашего полка,
Отзвенели звонкие копыта.
Пулями пробито днище котелка,
Маркитантка юная убита.
Нас осталось мало: мы да наша боль.
Нас немного, и врагов немного.
Живы мы покуда, фронтовая голь,
А погибнем — райская дорога.
Что любится, чем дышется,
Душа чем ваша полнится,
То в голосе услышится,
То в песенке припомнится!
А мы споем о Родине,
С которой столько связано,
С которой столько пройдено
Хорошего и разного.
Тяжелое забудется, —
Хорошее останется;
На крыльях моей песни
Я унесу тебя
Туда где Ганга плещет
Священная струя.
Я знаю там мечтечко
Где льет свой аромат,
Облитый весь сияньем
Луны, роскошный сад;
Где лотос, разцветая,
К себе сестрицу ждет
Зачем при звуках этих песен,
Знакомых песен старины,
Ты, сердце, сильно так забилось,
Как будто в дни своей весны? Ужель восторги и печали,
Все бури юношеских лет,
В тебе оставили навеки
Ничем неизгладимый след? Ты жарко верила, любила —
Но жизнь разбила все мечты.
Жизнь ничего не пощадила,
Пред чем благоговело ты! И холоднее год от году
Всему человечеству
Заздравный стакан,
Два полных — отечеству
И славе славян,
Свободе божественной,
Лелеющей нас,
Кругом и торжественно
По троице в раз! Поэзии сладостной,
И миру наук,
И буйности радостной,
Запад гаснет в дали бледно-розовой,
Звезды небо усеяли чистое,
Соловей свищет в роще березовой,
И травою запахло душистою.Знаю, что к тебе в думушку вкралося,
Знаю сердца немолчные жалобы,
Не хочу я, чтоб ты притворялася
И к улыбке себя принуждала бы! Твое сердце болит безотрадное,
В нем не светит звезда ни единая —
Плачь свободно, моя ненаглядная,
Пока песня звучит соловьиная, Соловьиная песня унылая,
Барабаны, гряньте
В Горьком и Коканде,
Гневом бушуя,
Улицы оденьте
В Ленинграде, в Шуе,
В Луге и Дербенте.
Клин, греми трубою
К бою! К бою! К бою!
Пусть повсюду брызнут
Мы шли под грохот канонады,
Мы смерти смотрели в лицо,
Вперед продвигались отряды
Спартаковцев, смелых бойцов.
Средь нас был юный барабанщик,
В атаках он шел впереди
С веселым другом барабаном,
С огнем большевистским в груди.
Как за реченькой слободушка стоит,
По слободке той дороженька бежит,
Путь-дорожка широка, да не длинна,
Разбегается в две стороны она:
Как налево — на кладбище к мертвецам,
А направо — к закавказским молодцам,
Грустно было провожать мне, молодой,
Двух родимых и по той, и по другой:
Обручальника по левой проводя,
С плачем матерью-землей покрыла я;
Не печалься о сыне,
Злую долю кляня,
По бурлящей России
Он торопит коня.
Громыхает гражданская война
От темна до темна,
Много в поле тропинок,
Только правда одна.
Бродил я под тенью деревьев,
Один со своею тоской,
И снова старая греза
Впилась мне в сердце змеей.
Певицы воздушные! Где вы
Подслушали песнь мою?
Заслышу ее и снова
Отраву смертельную пью.
Кто поймет их — безумные песни мои,
Сочетание мрака и света?
В сердце ярко горит пламя светлой любви,
Мрачен дух гражданина — поэта.
Умиленья слеза застилает мне взор,
Если к милой стремлюсь я мечтами,
И отчизны моей созерцая позор,
Я кровавыми плачу слезами.
Наше злое время — время лютой битвы.
Прочь кимвал и лиру! Гимнов не просите,
Золотые струны на псалтири рвите!
Ненавистны песни, не к чему молитвы.
О щиты мечами гулко ударяя,
Дружно повторяйте клич суровой чести,
Клич, в котором слышен голос кровной мести,
Клич, в котором дышит сила огневая.
Песни будут спеты только после боя,
В лагере победы, — там огни зажгутся,
Май на дворе… Началися посевы,
Пахарь поет за сохой…
Снова внемлю вам, родные напевы,
С той же глубокой тоской!
Но не одно гореванье тупое —
Плод бесконечных скорбей, —
Мне уже слышится что-то иное
В песнях отчизны моей.
Не говори в живом признанья
Мне слова гордого "поэт".
Мы — первой радости дыханье,
Мы — первой зелени расцвет.
Разрушив черные оконца,
Мы жаждем миром опьянеть,
Еще не нам, не знавшим солнца,
Вершиной гордою шуметь.
Еще неведомой тревогой
Полна восторженная грудь,
Душно в темнице сырой и холодной.
Ноет стесненная грудь…
Нету простора для воли свободной
Прерван в начале мой путь….
Бьюсь и об стену с безумной тоскою.
Слушаю песню цепей;
Рву эти цепи безсильной рукою…
Тихо в могиле моей!…
Помню я: яркое солнце сияло.
Шли мы веселой толпой,
Я тебе посвятил умиленныя песни,
Вечерний час!
Эта тихая радость воскресни, воскресни
Еще хоть раз!
Разливается сумрак, — голубоватый, —
Меж стен домов.
Дали синия неба миром обяты,
Без звезд, без слов…
Дитя, мои песни далеко
На крыльях тебя унесут,
К долинам Ганесова тока:
Я знаю там лучший приют.
Там, светом луны обливаясь,
В саду все, зардевшись, цветет,
И лотоса цвет, преклоняясь,
Сестрицу заветную ждет.
Печали малые даны, —
Чтоб радостям придать цены;
Нередко о пустом, случится,
Сердечко бедное крушится,
В тоске, в слезах лишается утех,
А после всё выходит смех.
Девица, страстию горя
И тайне сердца изменя,
Признанье в бездну скрыть желает
Мы крыли в хвост и в гриву
Обжаренную медь —
Нельзя неодолимой
Грозою не греметь! По Ладоге, и Каме,
И по другим рекам
Мы грохотали камнем
Рабочих баррикад. Мы, рядовые парни
(Сосновые кряжи),
Ломали в Красной Армии
Отчаянную жизнь. И, клятвенную мудрость
Задохнулись канонады,
В мире тишина,
На большой земле однажды
Кончилась война.
Будем жить, встречать рассветы,
Верить и любить.
Только не забыть бы это,
Не забыть бы это,
Лишь бы не забыть!
Давно мои ранние годы прошли
По самому краю,
По самому краю родимой земли,
По скошенной мяте, по синему раю,
И я этот рай навсегда потеряю.
Колышется ива на том берегу,
Как белые руки.
Пройти до конца по мосту не могу,
Но лучшего имени влажные звуки
Спят луга, спят леса,
Пала божия роса,
В небе звездочки горят,
В речке струйки говорят,
К нам в окно луна глядит,
Малым детям спать велит:
«Спите, спите, поздний час,
Мы знаем, что нам изменила весна,
Завяло надежд наших поле
И что не сбылись грозы яснаго сна
И сказки, и песни о воле.
Мы видим и знаем, чья это вина,
Чья это гнетущая сила,
Чья мрачная воля, как лед холодна,
Все наши мечты погубила.
Но знаем и тот неизбежный закон
Что вновь зацветет наше поле
Когда я был любим, в восторгах, в наслажденье,
Как сон пленительный, вся жизнь моя текла.
Но я тобой забыт, — где счастья привиденье?
Ах! счастием моим любовь твоя была! Когда я был любим, тобою вдохновенный,
Я пел, моя душа хвалой твоей жила.
Но я тобой забыт, погиб мой дар мгновенный:
Ах! гением моим любовь твоя была! Когда я был любим, дары благодеянья
В обитель нищеты рука моя несла.
Но я тобой забыт, нет в сердце состраданья!
Ах! благостью моей любовь твоя была!
Сестре Шуре
Ты запой мне ту песню, что прежде
Напевала нам старая мать.
Не жалея о сгибшей надежде,
Я сумею тебе подпевать.
Я ведь знаю, и мне знакомо,
Потому и волнуй и тревожь —
Будто я из родимого дома
Занималась заря и весенние песни звучали,
Не смолкали они на беспечных и юных устах,
Открывались кругом необятно широкие дали
В лучезарных мечтах.
Жизнь манила к себе, облекаяся в яркие краски,
Вся — сиянье и свет — увлекала, манила вперед,
И казалося нет, как царевичу юному в сказке,
Недоступных высот.
Налей и мне, товарищ мой,
И я, как ты, студент лихой:
Я пью вино, не заикаясь,
И верен Вакху мой обет:
Пройду беспечно через свет,
От хмеля радости качаясь.Свобода, песни и вино —
Вот что на радость нам дано,
Вот наша троица святая!
Любовь — но что любовь? Она
Без Вакха слишком холодна,
Я в глубине души храню страданье,
На нем для всех положена печать.
Порой забьется сердце в ожиданьи,
Тебе в ответ, чтоб снова замолчать.В нем светит похоронная лампада
Недвижным, вечным, роковым огнем,
И даже мрак таинственного ада
Незримый пламень не погасит в нем.Я об одном молю: моей могилы
Не позабудь смиренную юдоль.
О, если ты меня не вспомнишь, милый,
Не станет сил нести такую боль.Услышь меня! Мне ничего не надо,
(Из Т. Шевченко)Во чистом поле калина
Красная стояла,
У калинушки девица
Плакала, рыдала.Ветер буйный, — ветер буйный!
Услышь мое горе!
Отнеси ты мою душу
За синее море.Отнеси ее ты, буйный,
Туда, где мой милый, —
И поставь кустом калины
Над его могилой.Широко над той могилой
Земля в апреле розовее,
Чем молодость и чем любовь,
Ребенок, любит чище феи
Весну, явившуюся вновь.
В июне с сердцем неуемным
От беспокойно-жадных грез
За Летом, от загара темным,
Она скрывается в овес.