Муза моя,
Ты сестра милосердия.
Мир ещё полон страданий и мук.
Пусть на тебя чья-то радость
Не сердится.
Нам веселиться пока недосуг.
Как не побыть возле горести вдовьей?
В доме её на втором этаже
С женщиной той
Ты наплачешься вдоволь.
Смотришь —
И легче уже на душе.
Не проходи мимо горя чужого,
Рядом оно
Или где-то в глуши…
Людям так хочется доброго слова,
Доброго взгляда
И доброй души!
Горем истерзана,
Залита кровью, —
Наша планета опасно больна.
Муза,
Ты сядь у её изголовья.
Пусть твою песню услышит она.
Знаю, что песня ничто не изменит.
Мир добротой переделать нельзя.
Всё же ты пой…
Это позже оценит,
Позже поймёт твою песню земля.
«Многие барды, лиру настроив,
Смело играют, поют;
Звуки их лиры, гласы их песней
Мчатся по рощам, шумят.
Многие барды, тоны возвысив,
Страшные битвы поют;
В звуках их песней слышны удары,
Стон пораженных и смерть.
Многие барды, тоны унизив,
Сельскую радость поют —
Нравы невинных, кротких пастушек,
Вздохи, утехи любви.
Многие барды в шумном восторге
Нам воспевают вино,
Всех призывая им утоляти
Скуку, заботы, печаль.
Все ли их песни трогают сердце,
Душу приводят в восторг?
Все ли Омиры, Геснеры, Клейсты?
Где Анакреон другой?
Мало осталось бардов великих!» —
Так воспевая, вздохнул;
Слезы из сердца тихо катятся;
Лира упала из рук.
Быстро зефиры с Невского брега,
Быстро несутся ко мне —
Веют — вливают сладкие песни,
Нежные песни в мой слух…
Я восхищаюсь! — В радости сердца
Громко взываю, пою:
«Древние барды дух свой влияли
В нового барда Невы!»
Какие песни, милый мой,
Когда вокруг лишь ненависти крики,
А в сердце скорбь о глупости людской,
Которою, как некой тьмой,
Ослеплены и малый и великий?
Какие песни в той стране,
Где старики, как язву, мысль бичуют
И с целой армией в бронях и на коне
Противу мальчиков воюют?
В стране, где эта мысль, лишась прямых путей,
По закоулкам татем бродит,
От грубых прячась сторожей,
И в детях лишь себе защитников находит?
О родина моя! Ужели никогда
Без роковых преград, без пропастей глубоких,
Как реки плавные равнин твоих широких,
Ты не пойдешь путем разумного труда?
И будет вечно мысль не там, где сила,
А сила будет век темна
И безответна, как могила,
И, как могила, холодна?
А мысль… ужель она средь тысячи шпионов,
Как дичь для травли злых невежд…
Воспоминанье жизни сонной
Меня влечет под сень аллей,
Где ночи сумрак благовонный
Тревожит милый соловей…
Туда, где мы молились жарко,
Где милый профиль, серых глаз
Зарница, вспыхивая ярко,
Мне выдавала всякий раз…
Туда, где мы, в года былые,
Любили песни напевать
И эти песни молодые
Ночному небу поверять…
И нас тогда во мрак манило
Затем, что где-то в небесах
И на земле безмолвной жило
Блаженство в звездах и цветах,
А каждой вспыхнувшей зарнице
Могли про тайны говорить
И эти тайны — небылицы —
Самим подслушать… и любить!
Мне нужно на кого-нибудь молиться.
Подумайте, простому муравью
вдруг захотелось в ноженьки валиться,
поверить в очарованность свою! И муравья тогда покой покинул,
все показалось будничным ему,
и муравей создал себе богиню
по образу и духу своему.И в день седьмой, в какое-то мгновенье,
она возникла из ночных огней
без всякого небесного знаменья…
Пальтишко было легкое на ней.Все позабыв — и радости и муки,
он двери распахнул в свое жилье
и целовал обветренные руки
и старенькие туфельки ее.И тени их качались на пороге.
Безмолвный разговор они вели,
красивые и мудрые, как боги,
и грустные, как жители земли.
Чувств и дум несметный рой
И толпа воспоминаний
Всюду следуют за мной
По пути моих страданий…
Надо высказать мне их;
Мой замкнутый мир им тесен,
Сердце, в память дней былых,
Просит песен.Спел бы я, как в эти дни,
Мне светя, не заходило
Всеобъемлющей любви
Лучезарное светило;
Как оно, сгорев дотла,
Меркло, грустно потухая,
И уж нет его… Пришла
Ночь глухая.Душу вылил бы я всю;
Воплотил бы сердце в звуки!
Песни про любовь мою,
И про счастье, и про муки,
Про глубокую тоску —
Их святыни не нарушат…
Спел бы я, да не могу —
Слезы душат…
Всюду с музой проникающий,
В дом заброшенный, пустой
Я попал. Как зверь рыкающий,
Кто-то пел там за стеной:
Сборщик, надсмотрщик, подрядчик,
....................
Я подлецам не потатчик:
Выпить — так выпью один.
Следственный пристав и сдатчик!..
Фединька, откупа сын!..
Я подлецам не потатчик:
Выпить, так выпью один!..
Прасол, помещик, закладчик!..
Фуксы — родитель и сын!..
Я подлецам не потатчик:
Выпить, так выпью один!..
С ними не пить, не дружиться!..
С ними честной гражданин
Должен бороться и биться!..
Выпить, так выпью один!..
Или негоден я к бою?
Сбился я с толку с собой:
Горе мое от запою,
Или от горя запой?
Если вы есть — будьте первыми,
Первыми, кем бы вы ни были.
Из песен — лучшими песнями,
Из книг — настоящими книгами.
Первыми будьте и только!
Пенными, как моря.
Лучше второго художника
Первый маляр.
Спросят вас оробело:
«Кто же тогда останется,
Если все будут первыми,
Кто пойдёт в замыкающих?»
А вы трусливых не слушайте,
Вы их сдуйте как пену,
Если вы есть — будьте лучшими,
Если вы есть — будьте первыми!
Если вы есть — попробуйте
Горечь зелёных побегов,
Примериваясь, потрогайте
Великую ношу первых.
Как самое неизбежное
Взвалите её на плечи.
Если вы есть — будьте первыми,
Первым труднее и легче!
СТАНСЫ.
(Анне Ивановне Готовцовой.)
Благоуханием души
И прелестью подобно розе,
И без поэзии, и в прозе,
Вы достоверно хороши.
Но мало было вам тревожит
В нас вдохновительные сны:
Вы захотели их умножить
Дарами счастливой весны.
Вы захотели примирить
Существенность с воображеньем;
За вдохновенье вдохновеньем,
За песни песнями платить.
Дается редкому поэту
Быть поэтическим лицем:
В гостиной смотрит сентябрем,
Кто чародей по кабинету.
Но в вась, любимице наук,
С плодом цвет свежий неразлучен:
С улыбкой вашею созвучен
И стих ваш, сердца чистый звук.
Кн. Вяземский.
Песни старыя и злыя,
Сны, рожденные тоской,
Схоронить хочу я нынче —
Гроб мне надобно большой.
Не скажу я, что еще в нем
Я хочу похоронить,
Только гроб тот больше бочки
Гейдельбергской должен быть.
И носилки принесите
Из надежных мне досок —
Моста майнцскаго длиннее —
Чтобы гроб стоять в них мог.
И двенадцать великанов
Приведите из-за гор —
Пусть возьмут и в море кинут
Гроб большой тот, оттого,
Что нужна большая также
И могила для него.
Но зачем такой великий
Нужен гроб мне? — Я свою
Схороню любовь в нем тоже
И страданья схороню.
Песни старые и злые,
Сны, рожденные тоской,
Схоронить хочу я нынче —
Гроб мне надобно большой.
Не скажу я, что еще в нем
Я хочу похоронить,
Только гроб тот больше бочки
Гейдельбергской должен быть.
И носилки принесите
Из надежных мне досок —
Моста майнцского длиннее —
Чтобы гроб стоять в них мог.
И двенадцать великанов
Приведите из-за гор —
Пусть возьмут и в море кинут
Гроб большой тот, оттого,
Что нужна большая также
И могила для него.
Но зачем такой великий
Нужен гроб мне? — Я свою
Схороню любовь в нем тоже
И страданья схороню.
Мы пьем, — так рыцари пивали,
Поем — они так не певали:
Их бранный дух, их грубый вкус
От чаши гнали милых муз.Веселость пасынков Рорбаха
Была безумна и неряха:
Бывало в замке за столом
Сидят в бронях перед вином.И всякой в буйности природной
Кричит, что пьяному угодно
И непристойность глупых слов
Слетает нагло с языков.Но мы, друзья, не то, что деды:
Мы песни призвали в беседы,
Когда веселье — наш кумир
Сзывает нас на шумный пир.Великолепными рядами
Сидим за длинными столами,
И всякой, глядя на покал,
Поет, как Гете приказал.Слова: отрада и свобода
В устах у пьяного народа
При звуке чоканья гремят,
И всяк друг другу — друг и брат! Мы пьем — так рыцари пивали,
Поем — они не так певали.
Годы, как ласточки, мчатся…
Что впереди — не боюсь.
С кем только, милый, прощаться
в час, когда я соберусь? Выйду ли к Волге с рассветом,
ночь ли в окне простою, —
милый мой, только об этом
думаю думу свою. Милый мой, выросли дети,
поумирала родня…
Был ты, мой милый, на свете
только один у меня. Всё, что нам выпало в жизни —
счастье твоё и моё —
не пожалел для отчизны,
Всё ты отдал за неё. Годы — пускай себе мчатся!
Старость — не радость, а груз.
…С кем мне, мой милый, прощаться
в час, когда я соберусь?
Ах ты, ночь ли,
Ноченька!
Ах ты, ночь ли,
Бурная!
Отчего ты
С вечера
До глубокой
Полночи
Не блистаешь
Звездами,
Не сияешь
Месяцем?
Все темнеешь
Тучами?
И с тобой, знать,
Ноченька,
Как со мною,
Молодцем,
Грусть-злодейка
Сведалась!
Как заляжет,
Лютая,
Там, глубоко
На сердце —
Позабудешь
Девицам
Усмехаться,
Кланяться; —
Позабудешь
С вечера
До глубокой
Полночи,
Припевая,
Тешиться
Хороводной
Пляскою!
Нет, взрыдаешь,
Всплачешься,
И, безродный
Молодец, —
На постелю
Жесткую,
Как в могилу,
Кинешься!
Царь Халдейский (соло)
У меня ли не житье!
Все казенное — мое.
Государство, это — я,
И над всеми власть моя.
Халдейские люди
А у нас-то, вот житье!
Что встаем, то за вытье.
Мы несем во все места,
А мошна у нас пуста.
Халдейский царь
Не пойти ль мне на войну
В чужедальную страну,
Злата, серебра добыть,
Чтоб еще богаче быть?
Халдейские люди
Собирают нашу рать.
Знать, нам время умирать.
Нас погонят на войну
За халдейскую казну.
Халдейский царь
Что там? вздумали роптать?
Стройся, верная мне рать!
Поострей точи мечи!
Бей! коли! руби! топчи!
ДевичьяСвежий ветер дует в сумерках
На скалистый островок.
Закачалась чайка серая
Под скалой, как поплавок.Под крыло головку спрятала
И забылась в полусне.
Я бы тоже позабылася
На качающей волне! Поздно ночью в саклю темную
Грусть и скуку принесешь.
Поздно ночью с милым встретишься,
Да и то когда заснешь! РыбацкаяЛетом в море легкая вода,
Белые сухие паруса,
Иглами стальными в невода
Сыплется под баркою хамса.Осенью невесел Трапезонд!
В море вьюга, холод и туман,
Ходит головами горизонт,
В пену зарывается бакан.Тяжела студеная вода,
Буря в ночь осеннюю дерзка,
Да на волю гонит из гнезда
Лютая голодная тоска!
О, не скорби душой, поэт,
В минуты бледные бессилья!
Нет Музы, дивных песен нет,
Мечта свои сложила крылья;
Но вновь волшебный миг блеснет,
Нет для тебя тоски бесплодной, —
Созвучий рой к тебе придет
С своею пляской хороводной!
Земля — в обятиях зимы,
Мир полон молчаливой муки,
Звучат среди холодной тьмы
Лишь бури плачущие звуки;
Но снова миру май блеснет, —
И зашумит весь мир свободный,
И юность песню запоет
В весельи пляски хороводной!
Ромашка моя
Не для тебя ли в садах наших вишни
Рано так начали зреть?
Рано весёлые звёздочки вышли,
Чтоб на тебя посмотреть.
Если б гармошка умела
Всё говорить, не тая!
Русая девушка в кофточке белой,
Где ты, ромашка моя?
Птицы тебя всюду песней встречают,
Ждёт ветерок у окна.
Ночью дорогу тебе освещает,
Выйдя навстречу, луна.
Я не могу быть с тобою в разлуке
Даже пятнадцать минут,
Ведь о тебе все гармони в округе
Лучшие песни поют.
Если б гармошка умела
Всё говорить, не тая!
Русая девушка в кофточке белой,
Где ты, ромашка моя?
Еще печаль! Опять утрата!
Опять вопрос в душе заныл
Над прахом бедного собрата:
Куда ж он шел? Зачем он жил?
Ужель затем, чтоб сердца муки
На песни нам перевести,
Нам дать в забаву эти звуки
И неразгаданным уйти?..
Я эти звуки повторяю —
Но песням, милым с давних дней,
Уже иначе я внимаю…
Они звучат уже полней…
Как будто в них теперь всецело
Вошла, для жизни без конца,
Душа, оставившая тело
Их бездыханного творца.
«Ну-ка, двери отвори:
Кто стоит там у двери?»
— «Это нищий, Аннушка».
— «Дай краюху старику
Да ступай-ка на реку:
Кто там стонет,
Будто тонет?»
— «Это лебедь, Аннушка».
— «Ну так выйди за плетень:
Почему такая тень?!»
— «Это ружья, Аннушка».
— «Ну, так выйди за ворота,
Расспроси, какая рота:
Кто? Какого, мол, полка?
Не хотят ли молока?»
— «Не пойду я, Аннушка!
Это белые идут,
Это красного ведут,
Это… муж твой, Аннушка…»
Увижу ль я девушку,
Увижу ль я красную —
Забьется неволею
Сердечко удалое
Любовью сердечною.
«Полюбишь ли, девушка,
Полюбишь ли, красная,
Без модной учтивости
Любовию верною
Удалова молодца?
Ах, что же ты, девушка,
Ах, что же ты, красная,
Стыдишься? Аль, милая,
Любить не намерена
Удалова молодца?» —
«Любила б я молодца,
Любила б удалова;
Но мне ли, сироточке,
Бескровной и бедненькой,
Ласкаться любовию?
Желаю ль я, девушка,
Желаю ль я, красная,
Палат раззолоченных,
Искусством украшенных,
И блесков обманчивых?» —
«Люблю тебя, милую,
Люблю тебя, юную,
За характер добренький,
За стыдливость детскую,
Всем девицам сродную».
Баю-баюшки, спи в колыбели своей!
Твой отец был одним из народных вождей,
И красавицей мать в нашем клане слыла,
Но обоих, увы, рано смерть отняла.
Баю-баюшки, спи в колыбели своей!
И долины и даль изумрудных полей —
Все твое! охраняя твой сон от врага,
На стене крепостной затрубили рога.
Баю-баюшки, спи! А настанет черед —
Поведешь ты полки за собою вперед;
Приближается жизнь с вековою борьбой
И приносит заря пробужденье с собой.
1895 г.
Что ты тужишь, я то знаю,
Да не можно пособить.
Я сама, мой светь, вздыхаю,
Да нельзя тебя любить.
Стыд и страх мне запрещаеть
Сердце поручить тобе,
И невольно принуждает
Не любить, и быть в себе.Томно сердце отвращайся,
И протився страсти сей;
И в неволю не давайся,
Будь под властию моей.
Очи больше не прельщайтесь,
Часто на него глядеть!
Сильтесь вы и отвращайтесь,
Ах, стратна любовна сеть.Только как я ни креплюся,
Принужденна воздыхать;
Видно, хоть ужь я таюся,
Что мне вольность потерять.
Стыд уж ты, ах, прочь отходишь.
И любви вручаещь в власть.
Ахъ! В какую ты приводищь
Мя теперь поносну страсть!
Бог весть, отчего так нежданно
Тоска мне всю душу щемит,
И в памяти так неустанно
Старинная песня звучит?..
Прохладой и сумраком веет;
День выждал вечерней поры;
Рейн катится тихо, и рдеет,
Вся в искрах, вершина горы.
Взошла на утесы крутые
И села девица-краса,
И чешет свои золотые,
Что солнечный луч, волоса.
Их чешет она, распевая,
И гребень у ней золотой —
А песня такая чудная,
Что нет и на свете другой.
И обмер рыбак запоздалый,
И, песню заслышавши ту,
Забыл про подводные скалы
И смотрит — туда в высоту…
Мне кажется: так вот и канет
Челнок: ведь рыбак без ума,
Ведь песней призывною манит
Его Лорелея сама.
Вы помните песню про славное море?
О парус,
летящий под гул баргузина!
…Осенние звезды стояли над логом,
осенним туманом клубилась низина.Потом начинало светать понемногу.
Пронзительно пахли цветы полевые…
Я с песнею тою
пускался в дорогу,
Байкал для себя открывая впервые.Вернее, он сам открывал себя.
Медленно
машина взбиралась на грань перевала.
За петлями тракта,
за листьями медными
тянуло прохладой и синь проступала.И вдруг он открылся.
Открылась граница
меж небом и морем.
Зарей освещенный,
казалось, он вышел, желая сравниться
с той самою песней, ему посвященной.И враз пробежали мурашки по коже,
сжимало дыханье все туже и туже.
Он знал себе цену.
Он спрашивал:
— Что же,
похоже на песню?
А может, похуже? Наполнен до края дыханьем соленым
горячей смолы, чешуи омулиной,
он был голубым,
синеватым,
зеленым,
горел ежевикой и дикой малиной.Вскипала на гальке волна ветровая,
крикливые чайки к воде припадали,
и как ни старался я, рот открывая,
но в море,
но в море слова пропадали.И думалось мне
под прямым его взглядом,
что, как ни была бы ты, песня, красива,
ты меркнешь,
когда открывается рядом
живая,
земная,
всесильная сила.
Песня из кинофильма «Осторожно, Василек!» (режиссер Эдуард Гаврилов)Я свой путь почти прошел
За друзьями следом
старым быть -нехорошо
Хорошо быть дедом
Молод был летел вперед
К битвам и победам
старыть быть совсем не мед
Хорошо быть дедом… Припев: Если небо бугриться тучами
Будьте рядом с друзьями лучшими
Будьте рядом с друзьями лучшими
Мне мой внук самый лучший друг
С ним за речку шагаю снова я
Старость это зима суровая
Старость это зима суровая
А весной моей будет внук… Тут осколок там ожог
Крепкий сон неведом
Старым быть-нехорошо
Хорошо быть дедом,.
Не сменяюсь я судьбой
С молодым соседом…
потому что молодой
Быть не может дедом! Припев.
Где последний
Индеец заснул,
Полночь тихо
Несет караул,
Над Америкой
Звезды стоят,
За Америкой
Волны шумят.Эти звездные
Ночи ясны,
Фермер видит
Спокойные сны,
Полночь тихо
Несет караул,
Дребезжит
Электрический стул.Если голову
В смертной тоске
Прислонить
К изможденной руке, -
Можно слышать,
Как звякают цепи,
Протянувшись
От Сакко к Ванцетти… Если б рот мой
Как пушка гудел,
Если б стих мой
Снарядом летел,
Если б песня
Могла помешать
Губернатору Фуллеру
Спать, -Я бы песню гонял
По земле,
Я б кричал ей,
Измученной, вслед:
— Через каждую
Эту версту
Надрывайся! Кричи!
Протестуй! Над Америкой
Очень темно,
Только песня несется
Сквозь тьму;
Эта песня поется давно,
Сочинять ее вновь
Ни к чему!
Забастовок
Тревожный гудок,
Демонстраций
Взволнованный гул…
И зарю
Поднимает восток,
И дрожит
Электрический стул…
«Доброй ночи!» — ты сказала,
Подавая руку мне,
И желала много счастья,
Много радостей во сне.
«Пусть до самого рассвета
Снятся милые черты!» —
Улыбаяся лукаво,
Говорила другу ты!
И сбылись твои желанья,
И тебя увидел я!
Всё твои мне снились взоры,
Взоры, полные огня!
Снилось — в комнатке уютной
Мы сидим с тобой вдвоем;
На полу чертит узоры
Месяц палевым лучом.
Ты меня рукой лилейной
Привлекла на грудь свою,
Нежно в очи целовала
И шептала мне: «люблю!»
И еще так много снилось…
Что за дивный, сладкий сон!
Пожелай, чтобы со мною
Наяву случился он!..
Соловей мой, соловей,
Голосистый соловей!
Ты куда, куда летишь,
Где всю ночку пропоешь?
Кто-то бедная, как я,
Ночь прослушает тебя,
Не смыкаючи очей,
Утопаючи в слезах?
Ты лети, мой соловей,
Хоть за тридевять земель,
Хоть за синие моря,
На чужие берега;
Побывай во всех странах,
В деревнях и в городах:
Не найти тебе нигде
Горемышнее меня.
У меня ли у младой
Дорог жемчуг на груди,
У меня ли у младой
Жар-колечко на руке,
У меня ли у младой
В сердце миленький дружок.
В день осенний на груди
Крупный жемчуг потускнел,
В зимню ночку на руке
Распаялося кольцо,
А как нынешней весной
Разлюбил меня милой.
Я крадусь полем, тих и дик;
Взведен курок ружья.
Опять твой светлый, милый лик
В мечтанье вижу я.
Тиха, спокойна, в этот миг
Гуляешь ты в полях.
Мой промелькнувший, бледный лик
Не встал в твоих мечтах.
Тоска и зло сдавили грудь…
Я исходил весь свет:
К востоку путь, на запад путь;
К тебе — дороги нет!
Но о тебе и мысль одна
Мне луч во мгле ночной:
Покоем вновь душа полна…
Не знаю, что со мной!
Ты не пой, соловей,
Под моим окном;
Улети в леса
Моей родины!
Полюби ты окно
Души-девицы…
Прощебечь нежно ей
Про мою тоску;
Ты скажи, как без ней
Сохну, вяну я,
Что трава на степи
Перед осенью.
Без неё ночью мне
Месяц сумрачен;
Среди дня без огня
Ходит солнышко.
Без неё кто меня
Примет ласково?
На чью грудь отдохнуть
Склоню голову?
Без неё на чью речь
Улыбнуся я?
Чью мне песнь, чей привет
Будет по сердцу?
Что ж поёшь, соловей,
Под моим окном?
Улетай, улетай
К душе-девице!
Ветер мира колышет знамёна побед,
Обагрённые кровью знамёна.
Озарил миру путь нашей родины свет,
Мы на страже стоим непреклонно.Наши нивы цветут, —
Мы отстояли весну.
Наши силы растут, —
Мир победит войну.Мы сильны! Берегись, поджигатель войны,
Не забудь, чем кончаются войны!
С нами люди простые из каждой страны,
Мы в грядущее смотрим спокойно.Чтоб свободно и радостно жил человек,
Укрепляем мы нашу отчизну.
Люди к счастью придут, потому что в наш век
Все дороги ведут к коммунизму.Наши нивы цветут, —
Мы отстояли весну.
Наши силы растут, —
Мир победит войну.
В закрыве, в скрове, пламень безглагольный,
Дню не молясь, обуглится до тла,
Перегорит, вдали от песни вольной.
В тюрьме лишь от угла и до угла
Весь путь того, к кому через решотку
Глядит Луна, а больше смотрит мгла.
При встрече должен издали трещотку
Чумной завихрить песней кастаньет,
Проказа—чу!—за четкой нижет четку.
В безумии страшит любой предмет.
Я в мире сплю и чую орхидею,
На ствол чужой, смеясь, ползет расцвет.
Я вижу все. И разумом седею.
Я, гуляя в час заката
У залива между скал —
(Непонятная утрата!)
Сердце как-то потерял…
К морякам в моей печали
Приходил с вопросом я,
И они мне отвечали,
Что вчера его видали
У тебя, краса моя.
Так не будь же безрассудна
И признай мои права,
Мне прожить без сердца трудно,
А тебе к чему же два?
Знаешь, Нипа, перемену
Предложил бы я тебе:
Мне свое отдай в замену,
А мое — оставь себе!
1887 г.
Перевод с французскогоТри юных пажа покидали
Навеки свой берег родной.
В глазах у них слезы блистали,
И горек был ветер морской.— Люблю белокурые косы! -
Так первый, рыдая, сказал.-
Уйду в глубину под утесы,
Где блещет бушующий вал,
Забыть белокурые косы! -
Так первый, рыдая, сказал.Промолвил второй без волненья —
Я ненависть в сердце таю,
И буду я жить для отмщенья
И черные очи сгублю! Но третий любил королеву
И молча пошел умирать.
Не мог он ни ласке, ни гневу
Любимое имя предать.
Кто любит свою королеву,
Тот молча идет умирать!