Есть одна хорошая песня у соловушки –
Песня панихидная по моей головушке.
Цвела — забубённая, росла — ножевая,
А теперь вдруг свесилась, словно неживая.
Думы мои, думы! Боль в висках и темени.
Промотал я молодость без поры, без времени.
Как случилось-сталось, сам не понимаю.
Ночью жесткую подушку к сердцу прижимаю.
Лейся, песня звонкая, вылей трель унылую.
В темноте мне кажется — обнимаю милую.
За окном гармоника и сиянье месяца.
Только знаю — милая никогда не встретится.
Эх, любовь-калинушка, кровь — заря вишневая,
Как гитара, старая и, как песня, новая.
С теми же улыбками, радостью и муками,
Что певалось дедами, то поется внуками.
Пейте, пойте в юности, бейте в жизнь без промаха -
Все равно любимая отцветет черемухой.
Я отцвел, не знаю где. В пьянстве, что ли? В славе ли?
В молодости нравился, а теперь оставили.
Потому хорошая песня у соловушки,
Песня панихидная по моей головушке.
Цвела — забубённая, была — ножевая,
А теперь вдруг свесилась, словно неживая.
Колокол стонет,
Девушка плачет,
И слезы по четкам бегут.
Насильно,
Насильно
От мира в обители скрыта она,
Где жизнь без надежды и ночи без сна.
Так мое сердце
Грудь беспокоит
И бьется, бьется, бьется.
Велела,
Велела
Судьба мне любовь от него оторвать
И деву забыть, хоть тому не бывать.
Смерть и бессмертье,
Жизнь и погибель
И деве и сердцу ничто;
У сердца
И девы
Одно лишь страданье, один лишь предмет:
Ему счастья надо, ей надобен свет.
Я раскрыл лебединые крылья,
И коснулся крылами зари,
И легко, высоко, без усилья,
Возлетел. Мой размах повтори.
Если хочешь лететь легковольно,
Там, где звезды подобны ручью,
Ты пойми и почувствуй безбольно
Лебединую песню мою.
Улети от родного затона,
От знакомых родных ступеней,
Убаюкай дрожание стона,
Будет песня полней и звучней.
Искупаешься в Солнце безвестном,
Обвенчаешься с Новой Луной,
И к пределам желанным, хоть тесным,
Прилетишь с полнопевной весной.
Из пустынь, что лазурно-высоки,
Упадешь белоснежно к гнезду,
И качнешь ты родные осоки,
Закачаешь на влаге звезду.
Я раскрыл лебединыя крылья,
И коснулся крылами зари,
И легко, высоко, без усилья,
Возлетел. Мой размах повтори.
Если хочешь лететь легковольно,
Там, где звезды подобны ручью,
Ты пойми и почувствуй безбольно
Лебединую песню мою.
Улети от родного затона,
От знакомых родных ступеней,
Убаюкай дрожание стона,
Будет песня полней и звучней.
Искупаешься в Солнце безвестном,
Обвенчаешься с Новой Луной,
И к пределам желанным, хоть тесным,
Прилетишь с полнопевной весной.
Из пустынь, что лазурно-высоки,
Упадешь белоснежно к гнезду,
И качнешь ты родныя осоки,
Закачаешь на влаге звезду.
«Отец мой был природный пахарь»,
мать сиротливо запоет
и тихо начинает плакать,
сильнее — песня не дает. И бабушка ту песню пела
легонько, не скрывая слез:
сама в двадцатом овдовела,
самой быть пахарем пришлось. Отец мой был природный пахарь.
От почерневшего крыльца,
над шестерыми мать поплакав,
шла провожать на фронт отца. А мы, глотая песню-слезы,
с голодных лет, сиротских лет
впитали истовый и грозный
родимых песен алый цвет. Их вдовы не поют, а плачут,
сутуло пляшет вдовий круг,
а утром вместо сдохшей клячи
впрягутся в плуг… Немало вдов по всей России
плетут ее ржаной венец.
И всё поют, поют седые
о том, что пахарь — мой отец.
По небу полуночи ангел летел,
И тихую песню он пел;
И месяц, и звезды, и тучи толпой
Внимали той песне святой.
Он пел о блаженстве безгрешных духов
Под кущами райских садов;
О Боге великом он пел, и хвала
Его непритворна была.
Он душу младую в обятиях нес
Для мира печали и слез.
И звук его песни в душе молодой
Остался — без слов, но живой.
И долго на свете томилась она,
Желанием чудным полна,
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли.
Хороши колхозные покосы,
А в полях такая благодать!
Наша Даша знаменита ростом,
А идёт по полю — не видать.Подпой, соловей, гармонисту.
Я спою про мою да про любимую.
С тобой от души споём,
Кончим песню, новую начнём.Как пройдет, как поведёт бровями,
Парни ей проходу не дают.
Пять гармоник, всеми голосами
Заливаясь, про неё поют.Подпой, соловей, гармонисту.
Я спою про мою да про любимую.
С тобой от души споём,
Кончим песню, новую начнём.Раствори окно, и теплый ветер
Принесёт нам песню в светлый дом;
Самых лучших девушек на свете
Мы, друзья, любимыми зовём.Подпой, соловей, гармонисту.
Я спою про мою да про любимую.
С тобой от души споём,
Кончим песню, новую начнём.
Звенит и смеется,
Солнится, весело льется
Дикий лесной журчеек.
Своевольный мальчишка
Чурлю-журль.
Звенит и смеется.
И эхо живое несется
Далеко в зеленой тиши
Корнистой глуши:
Чурлю-журль,
Чурлю-журль!
Звенит и смеется:
«Отчего никто не проснется
И не побежит со мной
Далеко, далеко… Вот далеко!»
Чурлю-журль,
Чурлю-журль!
Звенит и смеется,
Песню несет свою. Льется.
И не видит: лесная Белинка
Низко нагнулась над ним.
И не слышит лесная цветинка
Песню отцветную, поет и зовет…
Все зовет еще:
«Чурлю-журль…
А чурлю-журль?.»
Руку, братья, в час великий!
В общий клик сольемте клики
И, свободы бренных уз,
Отложив земли печали,
Возлетимте к светлой дали,
Буди вечен наш союз!
Слава честь и поколенье
В горних Зодчему творенья,
Нас сотворившему для дел;
Разливать на миллионы
Правды свет и свет закона —
Наш божественный удел.
Вы, о мужи божьей рати,
На востоке, на закате,
Вы на всех земли концах!
Вечной истины исканье,
Благо целого созданья —
Да живут у нас в сердцах.
Вслед за огненными лосями,
В сновиденье ль, наяву ль,
Золотые стрелы осени
Просвистели в синеву.
Просвистели, и рассветная
Вновь струится тишина.
Только издали заветная
Чья-то песня мне слышна.
Беспокойное и жгучее —
Что там в сердце, в глубине:
Или молодость кипучая
Возвращается ко мне?
Что ж, пути ей не заказаны…
Друг далекий, подходи!
Сколько слов еще не сказано,
Сколько песен впереди!
Побольше влаги светлой мне,
И пену через край!
Ищи спокойствия на дне
И горе запивай! Вино богами нам дано
В замену летских струй:
Разгонит горести оно,
Как смерти поцелуй, И новый мир откроет нам,
Янтарных струй светлей,
И я за этот мир отдам
Всю нить грядущих дней.Лишь кубок, чокнув, закипит, —
Воспламенится кровь,
И снова в сердце проблестит
И радость и любовь! В душе отвага закипит,
Свобода оживет,
И сын толпы не уследит
Орлиный мой полет!
Я — соловей: я без тенденций
И без особой глубины…
Но будь то старцы иль младенцы, —
Поймут меня, певца весны.Я — соловей, я — сероптичка,
Но песня радужна моя.
Есть у меня одна привычка:
Влечь всех в нездешние края.Я — соловей! на что мне критик
Со всей небожностью своей? -
Ищи, свинья, услад в корыте,
А не в руладах из ветвей! Я — соловей, и, кроме песен,
Нет пользы от меня иной.
Я так бессмысленно чудесен,
Что Смысл склонился предо мной!
Луч вбил в ставню через щелку
Золотистую иголку
И запрыгал на полу.
— Эй, проснись, лентяй-мальчишка…
Встали утки, встала мышка,
Кошка моется в углу.
Спит! Храпуша… Нос распухнет…
Самовар ворчит, на кухне
Ждет парное молоко.
Золотится лес и крыша.
Мчится в лес теленок Миша,
Хвост задравши высоко.
Встань-вставай… Вода в кадушке
Холодней брюшка лягушки —
Брызги горсточкой в глаза.
День сияет, сад сверкает,
Перед дверью Жучка лает —
Ну, вставай же, егоза!
Так уж водится, наверно,
Я давно на том стою:
Тот, кто любит мать, наверно,
Любит родину свою!
И в народе неделимо
Счастье радости одной:
Счастье родины любимой,
Счастье матери родной.
И выходит, руку поднял
На твою родную мать,
Кто осмелился сегодня
Счастье родины ломать.
И с таких, как с гадов хищных,
Страшных в подлости своей,
Их поганой кровью взыщут
Миллионы сыновей!
Ты живешь недалеко от Белого моря,
Я живу недалеко от Черного моря,
Но наши сердца всегда вместе,
Любимая моя, любимая моя!
Ты проводишь по северным лесам,
Как теплый ветер Южного моря,
Но ты прекрасней всех звезд,
Любимая моя, любимая моя!
Я вижу тебя на вершинах гор,
Я вижу тебя в небесах синевы,
Но ты прекрасней всех звезд,
Любимая моя, любимая моя!
Когда-то в жизни, полной мрака,
Мне образ ласковый светил;
Но он погас, — и сумрак ночи
Меня тотчас же охватил.
Когда ждет впотьмах ребенок,
Невольный страх его гнетет,
И, чтоб прогнать свой страх гнетущий,
Он песню звонкую поет.
И я — такой ребенок глупый,
Средь ночи песню я пою,
И хоть звучит она уныло,
Я все ж прогнал ей скорбь мою.
Уж не цвесть цветку в пустыне,
В клетке пташечке не петь!
Уж на горькой на полыне
Сладкой ягодке не зреть! Ясну солнышку в ненастье
В синем небе не сиять!
Добру молодцу в несчастье
Дней веселых не видать! Как во той ли тяжкой доле
Русы кудри разовью;
Уж как выйду ль в чисто поле
Разгулять тоску мою.Может, ветер на долину
Грусть-злодейку разнесет;
Может, речка злу кручину
Быстрой струйкой разобьет.Не сходить туману с моря,
Не сбежать теням с полей,
Не разбить мне люта горя,
Не разнесть тоски моей!
На Вас было черное закрытое платье.
Вы никогда не поднимали глаз.
Только на груди, может быть, над распятьем,
Вздыхал иногда и шевелился газ.
У Вас был голос серебристо-утомленный.
Ваша речь была таинственно проста.
Кто-то Сильный и Знающий, может быть, Влюбленный
В Свое Создание, замкнул Вам уста.
Кто был Он — не знаю — никогда не узнаю,
Но к Нему моя ревность, и страх мой к Нему.
Ревную к Божеству, Кому песни слагаю,
Но песни слагаю — я не знаю, Кому.15 мая 190
3.
Петербург
Разбиваясь волной у камней,
Спой знакомую песню, о море!
Если б так же я в песне моей
Мог излить накипевшее горе!
Как резвится ребенок бедняк,
Вдоль утеса бегущий с сестренкой,
Как доволен судьбою рыбак,
В челноке распевающий звонко!
Издалека плывут корабли,
В ожидании радостной встречи;
Если б встретить приветом могли
И моля — чьи-то милые речи!
Разбиваясь у темных камней,
Пой знакомую песню, о море,
О блаженстве утраченных дней,
Превратившемся в жгучее горе.
1893 г.
Мне поется у колодца,
Позабыт кувшин.
Голос громко раздается
В глубине долин.
Приходи, мой друг желанный!
Вот тебя я жду.
Травы — одр благоуханный,
В скалах грот найду.
Нет, никто, никто доныне
Не ласкал меня!
Грудь и плечи, как святыни,
Охраняла я.
День настал. Иди, желанный!
Кто ты — знает бог!
Травы — одр благоуханный,
Мягок серый мох.
Оплету, вот так, я руки, —
Спи между грудей.
Вечер. Гаснут, гаснут звуки.
Где ты, сын полей?
Жду кого-то у колодца;
Позабыт кувшин;
Песня громко отдается
В тишине долин.
Когда в колыбели, дитя, я лежал,
Веселую песню мне дух напевал;
За нею душа улетала далеко,
И песня запала мне в душу глубоко.
Отрадные звуки проснутся порой,
Веселые годы встают предо мной,
И дух напевает — где денется горе? —
Про дальнее небо, про синее море...
Когда я безумной любовью пылал,
Дурную мне песню мой дух напевал;
То звуки блаженства, то стоны печали
Далекие — грудь молодую вздымали.
Душа к ним летела — казалося ей,
Что песня звучала из милых очей;
Но очи не блещут, любовь отлетела,
И звуки затихли, и грудь охладела.
Я в жизни утратой утрату сменял —
Унылую песню мне дух напевал;
И в сумраке ночи на песню печали
Знакомые тени ко мне прилетали.
Напрасно теперь в отдаленном краю
Веселые старые песни пою:
Нет! жизнь обнажилась! Нет! бездна зияет —
Ужасную песню мне дух напевает.
Бодро несет меня тройка лихая,
Веселыя песни ямщик мой поет,
На небе, с тучами месяц играя,
Вдаль безконечную тройку зовет.
Мчимся мы, мчимся, снег лишь белеет,
Небо в тумане слилося с землей,
Там вдалеке пни деревьев чернеют,
Дальше избушек чернеется строй.
А колокольчик, вертясь под дугою,
Заунывную песню поет мне свою;
Знаю ее я! Знаком я с тоскою:
Грустныя песни и сам я пою.
Здесь-то и петь и грустить одиноко,
Все здесь так тихо…. лишь ветер порой
То по деревьям просвищет далеко,
То захохочет над темной землей.
Мчимся мы, мчимся; ржать бешено кони
С звоном и песнями катится тройка,
Много роднаго и в песне и в звоне
Русской езды веселой и бойкой.
В непогоду ветер
Воет, завывает;
Буйную головку
Злая грусть терзает,
Горемышной доле
Нет нигде привета:
До седых волос любовью
Душа не согрета.
Нету сил; устал я
С этим горем биться,
А на свет посмотришь —
Жалко с ним проститься!
Доля ж, моя доля!
Где ты запропала?
До поры до время
Камнем в воду пала?
Поднимись — что силы
Размахни крылами:
Может, наша радость
Живёт за горами.
Если нет, у моря
Сядем да дождёмся;
Без любви и с горем
Жизнью наживёмся!
Тихо вечерние тени
В синих ложатся снегах.
Сонмы нестройных видений
Твой потревожили прах.
Спишь ты за дальней равниной,
Спишь в снеговой пелене…
Песни твоей лебединой
Звуки почудились мне.
Голос, зовущий тревожно,
Эхо в холодных снегах…
Разве воскреснуть возможно?
Разве былое — не прах?
Нет, из господнего дома
Полный бессмертия дух
Вышел родной и знакомой
Песней тревожить мой слух.
Сонмы могильных видений,
Звуки живых голосов…
Тихо вечерние тени
Синих коснулись снегов.2 февраля 1901
Остался дом за дымкою степною,
не скоро я к нему вернусь обратно.
Ты только будь, пожалуйста, со мною.
товарищ Правда,
товарищ Правда!
Я все смогу, я клятвы не нарушу,
своим дыханьем землю обогрею.
Ты только прикажи — и я не струшу,
товарищ Время,
товарищ Время!
Я снова поднимаюсь по тревоге.
И снова бой, такой, что пулям тесно!
Ты только не взорвись на полдороге,
товарищ Сердце,
товарищ Сердце!
В большом дыму и полночи, и полдни.
А я хочу от дыма их избавить.
ты только все, пожалуйста, запомни,
товарищ Память,
товарищ Память.
С одним желаньем, с думою одною,
Со всех концов родной своей земли
Мы собралися дружною семьею,
Мы все учиться мастерству пришли.Пройдут года, настанут дни такие,
Когда советский трудовой народ
Вот эти руки, руки молодые
Руками золотыми назовет.Куда бы нас отчизна ни послала,
Мы с честью дело сделаем свое:
Она взрастила нас и воспитала,
Мы все — сыны и дочери ее.Мы будем всюду первыми по праву
И говорим от сердца от всего,
Что не уроним трудовую славу
Своей страны, народа своего.
Тяжело и прискорбно мне видеть,
Как мой брат погибает родной.
И стараюсь я всех ненавидеть,
Кто враждует с его тишиной.
Посмотри, как он трудится в поле,
Пашет твердую землю сохой,
И послушай ты песни про горе,
Что поет он, идя бороздой.
Или нет в тебе жалости нежной
Ко страдальцу сохи с бороной?
Видишь гибель ты сам неизбежной,
А проходишь его стороной.
Помоги же бороться с неволей,
Залитою вином, и с нуждой!
Иль не слышишь, он плачется долей
В своей песне, идя бороздой?
К. К. Случевскому
Дарит меня двойной отрадой
Твоих стихов вечерний свет:
И мысли ясною прохладой,
И тем, чему названья нет.
Какая осень! Странно что-то:
Хоть без жары и бурных гроз,
Твой день от солнцеповорота
Не убывал, а только рос.
Так пусть он блещет и зимою,
Когда ж блистать не станет вмочь,
Засветит вещею зарею, —
Зарей во всю немую ночь.
Январь 1898
Лениво и тяжко плывут облака
По синему зною небес.
Дорога моя тяжела, далека,
В недвижном томлении лес.
Мой конь утомился, храпит подо мной,
Когда-то родимый приют?..
А там, далеко, из-за чащи лесной
Какую-то песню поют.
И кажется если бы голос молчал,
Мне было бы трудно дышать,
И конь бы, храпя, на дороге упал,
И я бы не мог доскакать!
Лениво и тяжко плывут облака,
И лес истомленный вокруг.
Дорога моя тяжела, далека,
Но песня — мой спутник и друг.27 февраля 1900
В первой раз тебя узрев, я тобой пленилась,
И с свободою своей на всегда простилась,
Коль не вижуся с тобой, жизни ненавижу,
А когда и вижусь я, так утех не вижу.Всю ты кровь мою разжег, члены все пылают,
Очи всякой час тебя видети желают,
Но ты всю мою любовь ты издевкой числиш,
Как ни мышлю о тебе, ты о мне не мыслиш.Раставаяся с тобой я грущу и млею.
И на свете ничево больше не жалею,
Вечноб я была верна, в том душа порука,
Ты все щастие мое, вся моя ты мука.
Орел могучих, светлых песен!
С зарей открыл твой вещий взор,
Как бледен, как тоскливо тесен
Земного ока кругозор! Впервой ширяясь, мир ты мерил
Отважным взмахом юных крыл…
Никто так гордо в свет не верил,
Никто так страстно не любил.И, веселясь над темной бездной,
Сокрывши светлый идеал,
Никто земной в предел надзвездный
Парить так смело не дерзал.Один ты океан эфира
Крылом надежным облетел
И в сердце огненное мира
Очами светлыми глядел.С тех пор у моря света вечно
Твой голос всё к себе зовет,
Что в человеке человечно
И что в бессмертном не умрет.
Доля бесталанная,
Что жена сварливая,
Не уморит с голода,
Не накормит досыта.
Дома — гонит из дому,
Ведет в гости на горе,
Ломит, что ни вздумает,
Поперек да надвое.
Ах, жена сварливая
Пошумит — уходится,
С петухами поздними
Заснет — успокоится.
Доля бесталанная
Весь день потешается.
Растолкает сонного —
Всю ночь насмехается,
Грозит мукой, бедностью,
Сулит дни тяжелые,
Смотреть велит соколом,
Песни петь веселые.
Песни те веселые
Свистом покрываются,
После песен в три ручья
Слезы проливаются.
Сини все проталины
Под ногой весны.
Солнцем мы ужалены,
Ветром мы пьяны!
С воздухом вливается
В нас апрельский хмель…
Скоро ль закачается
Девичья постель!
Чу! поет над водами
Вешних мошек рой.
Время — хороводами
Виться под горой.
Песнями и плясками
Время — ночь вспугнуть…
Ах, когда ж под ласками
Побледнеет грудь!
Словно в церкви статуя,
Мы зимой весь день.
Скоро, лиловатая,
Зацветет сирень,
Скоро куст шиповника
Будет весь в цветах…
Ах! когда ж любовника
Встречу я впотьмах!
Мне снились страстные восторги и страданья,
И мирт и резеда в кудрях прекрасной девы,
И речи горькия, и сладкия лобзанья,
И песен сумрачных унылые напевы.
Давно поблекнули и разлетелись грезы;
Исчезло даже ты, любимое виденье!
Осталась песня мне: той песне на храненье
Вверял я некогда и радости, и слезы.
Осиротелая! умчись и ты скорее!
Лети, о песнь моя, вослед моих видений!
Найди мой лучший сон, по свету птицей рея,
И мой воздушный вздох отдай воздушной тени!
И смех и песни! и солнца блеск!
Челнок наш легкий качают волны;
Я в нем с друзьями, веселья полный,
Плыву беспечно… Вдруг слышен треск.
И разлетелся в куски челнок —
Друзья пловцами плохими были,
Родные волны их поглотили,
Меня ж далеко умчал поток.
И вот сработал в чужой стране
Другой челнок я; но бьют сурово
Чужие волны в челнок мой новый;
Мой край далеко! как грустно мне!
Друзья иные теперь со мной!
И снова песни! Но воют бури,
И гаснут звезды в ночной лазури…
Прости навеки мой край родной!