Далеко мы с тобою
И близко,
И не ближе семейных границ.
Потому так растет переписка
Долгих взглядов
И длинных ресниц.
Но работает
Очень не точно
И трагически для двоих
Этот год называется
Годом спокойного солнца.
Я не спорю с наукой,
По сердцу мне это названье,
Только в этом году
Крылья бомбардировщиков наглых
Над вьетнамской землей
Заслоняли спокойное солнце.
Только в этом году
Наша дочка, мудрец-несмышленыш,
Фотограф печатает снимки,
Ночная, глухая пора.
Под месяцем, в облачной дымке,
Курится большая гора.Летают сухие снежинки,
Окончилось время дождей.
Фотограф печатает снимки —
Являются лица людей.Они выплывают нежданно,
Как луны из пустоты.
Как будто со дна океана
Средь них появляешься ты.Из ванночки, мокрой и черной,
Она погибла, как играла,
С улыбкой детской на лице.
И только ниточка кораллов
Напоминала о конце.
Подходит ночь. Я вижу немца,
Как молча он ее пытал.
Как он хозяйским полотенцем
Большие руки вытирал.
И вижу я в часы ночные,
Когда смолкают голоса,
Много песков поглощают моря, унося их волнами,
Но берега их сыпучими вечно покрыты песками.
Много и песен умчит навсегда невозвратное время —
Новые встанут певцы, и услышит их новое племя.
Если погибну я, знаю, что мир мои песни забудет;
Но для тебя, нежный друг мой, другого певца уж не будет.
Если погибну я, знаю, что свет не заметит утраты;
Мы решили с тобой дружить,
Пустяками сердец не волнуя.
Мы решили, что надо быть
Выше вздоха и поцелуя…
Для чего непременно вздох,
Звезды, встречи… скамья в аллее?
Эти глупые «ах» да «ох»!..
Мы — серьезнее и умнее!
В землянках, в сумраке ночном,
На память нам придет —
Как мы в дому своем родном
Встречали Новый год; Как собирались заодно
У мирного стола,
Как много было нам дано
И света и тепла; Как за столом, в кругу друзей,
Мы пили в добрый час
За счастье родины своей
И каждого из нас.И кто подумал бы тогда,
Опять он здесь, в рядах борцов.
Он здесь — пришелец из Женевы.
Он верит: рухнет гнет оков.
Друзья свободы, где вы, где вы?
Друзья, на выручку ужель
Не шлете вольного отряда?
Уже рассыпалась шрапнель
Над опустевшей баррикадой.
Вот позвонят, взломают дверь.
В слепом усердии неистов,
Там звезда зари взошла,
Пышно роза процвела.
Это время нас, бывало,
Друг ко другу призывало.
На постеле пуховой,
Дева сонною рукой
Отирала томны очи,
Удаляя грезы ночи.
Когда кислородных подушек
Уж станет ненадобно мне —
Жена моя свечку потушит,
И легче вздохнется жене.
Она меня ландышем сбрызнет,
Что в жизни не жаловал я,
И, как подобает на тризне,
Не очень напьются друзья.
Сдвинув брови, твердыми шагами
Ходит парень возле перекрестка.
В этот вечер под его ногами
Снег хрустит решительно и жестко.
Час назад, в просторном зале клуба,
Пестрый вихрь кружился, бушевал,
Пело сердце, рокотали трубы —
Был в разгаре молодежный бал.
Смертные гумна убиты цепами.
Смилуйся, Господи жатвы, над нами.
Колос и колос, колосья без счета,
Жили мы, тешила нас позолота.
Мы золотились от луга до луга.
Нивой шептались, касались друг друга.
Пели, шуршали, взрастали мы в силе.
За Обью — Кама, за Камою — Волга —
по небу и горю дорога сквозная.
Как дурень, стою на краю, да и только:
не знаю, как быть, и что делать — не знаю.
Над речкой с татарским названием Обью
два месяца прожил, а может быть, дольше,
не ради того, чтобы жизнь мою снова
начать, чтоб былое достойно продолжить.
Il est doux quelquefois
de rever le bonheur*
Среди песков, степей ужасных,
Где солнце пламенем горит,
Что душу странников несчастных
Отрадой сладкою живит?
Надежда — что труды не вечны;
Что степь, пески не бесконечны;
Что странник в хижине своей,
О, если б знал я наперёд,
Когда мой смертный час придёт,
И знал, что тихо, без терзанья,
Я кончу путь существованья, —
Я жил бы легче и смелей,
Страдал и плакал веселей,
Не только б жизнь мою злословил,
И постепенно бы готовил
Я душу слабую к концу,
Как деву к брачному венцу;
1
Спят, не разнимая рук,
С братом — брат,
С другом — друг.
Вместе, на одной постели.
Вместе пили, вместе пели.
Я укутала их в плед,
Настанет час ужасной брани,
И заструится кровь рекой,
Когда порок среди стенаний
Восторжествует над землей.
Брат кровью брата обагрится,
Исчезнет с дружеством любовь,
И жизни огнь в отце затмится
Рукой неистовой сынов.
Вослед, метелями повита,
Быть может, все несчастье
От почты полевой:
Его считали мертвым,
А он пришел живой.Живой, покрытый славой,
Порадуйся, семья!
Глядит — кругом чужие.
— А где жена моя? — Она ждала так долго,
Так велика война.
С твоим бывалым другом
Сошлась твоя жена.— Так где он? С ним по-свойски
Народность в русской поэзии
Вышел Леший, сел на пень,
Чует запах деревень,
Палку новую кремнем обтесывает,
Порой бороду почесывает,
Сидит, морщится,
Уши у него топорщатся,
Видит: узенькой тропой
Идет в гости Домовой.
Тебя ль я видел, милый друг?
Или неверное то было сновиденье,
Мечтанье смутное, и пламенный недуг
Обманом волновал мое воображенье?
В минуты мрачные болезни роковой
Ты ль, дева нежная, стояла надо мной
В одежде воина с неловкостью приятной?
Так, видел я тебя; мой тусклый взор узнал
Знакомые красы под сей одеждой ратной:
И слабым шепотом подругу я назвал…
(Памяти друга, А. П. Сребрянского)
Не страшна мне, добру молодцу,
Волга-матушка широкая,
Леса тёмные, дремучие,
Вьюги зимние-крещенские…
Уж как было: по тёмным лесам
Пировал я зимы круглые;
По чужим краям, на свой талан,
Перевод И.Сельвинского
Один человек в очень знойный час
«Жара, говорит, искупаюсь сейчас».
Вот снял он одежду,
Ведерко поднес,
Хотел оплеснуться,
Но… мимо пронес.
Капли не вылил, не то что до дна!
Боится бедняжка: вода холодна.
НЫНЕШНИЙ СВЕТ.
Теперь наш свет со всем не тот.
В котором деды наши жили:
В нем было менее забот,
И их не так как нас учили.
Их воспитатель был—природа,
В ней чтить училися Творца,
Ни ложный блеск, ни знатность рода
Не отравляли их сердца, —
Оне стыдились Лицемерить,
Нет полно больше согрешать,
И говорить, что жен таких нельзя сыскать,
Которы бы мужей любили,
И их по смерти не забыли.
Я признаюся сам в том часто согрешал,
И легкомыслием пол нежный упрекал;
А ныне всякой раз готов за жен вступиться,
И в верности к мужьям за них хоть побожиться.
Жена
Опять я ваш, о юные друзья!
Туманные сокрылись дни разлуки:
И брату вновь простерлись ваши руки,
Ваш трезвый круг увидел снова я.
Всё те же вы, но сердце уж не то же:
Уже не вы ему всего дороже,
Уж я не тот… Невидимой стезей
Ушла пора веселости беспечной,
Ушла навек, и жизни скоротечной
Луч утренний бледнеет надо мной.
Когда, почти детьми, ухабистой тропинкой
Мы бегали в березовый лесок,
Как жарко грудь ее дышала под косынкой,
Как шаловлив был с ней пахучий ветерок!
Нам было весело,— мы оба задыхались,—
Друг другу руки жали иногда;
Но никогда мы, никогда
В своей любви не признавались!
Когда восход луны мы с ней вдвоем встречали,
Уж не я ли тебя, милая, упрашивал,
Честью, ласкою, как друга, уговаривал:
«Позабудь меня — ты после будешь счастлива,
Обвенчают нас — ты вспомнишь волю девичью.
У меня зимой в избушке сыро, холодно,
Мать-старуха привередлива, причудлива,
Сестры злы, а я головушка разгульная,
Много горя ты со мною понатерпишься».
Ты не верила, сквозь слезы улыбалася,
Улыбаясь, обняла меня и молвила:
Уж год таскается за мной
Повсюду марбургский философ.
Мой ум он топит в мгле ночной
Метафизических вопросов.
Когда над восковым челом
Волос каштановая грива
Волнуется под ветерком,
Взъерошивши ее, игриво
На робкий роковой вопрос
Ответствует философ этот,
Я знаю, друг, что значит слово мать,
Я знаю - в нем есть мир любви чудесный,
Я знаю - мать прискорбно потерять
И сиротой докончить путь безвестный.
Я матери лишился с детских лет,
И нет ее в моем воспоминанье,
Но сколько раз, забыв земной наш свет,
Носился к ней я в пламенном желанье!
И знаешь, друг, душе в ее скорбях
Есть тайное, святое утешенье
Я думу тяжкую прочел в твоих очах.
Развей тяжелый сон... Забудь теперь о горе...
Смотри, как весело в полуденных лучах
Пред нами блещет это море!
Какою ласкою исполнено живой
Соседних волн прикосновенье;
Все волны катятся к черте береговой,
Хоть тоже встретились, быть может, на мгновенье...
Нам берег этот чужд. Чужда немая даль
И зелень, и цветы. Так что же? Нет и нужды!
О ты, ночь моя, ноченька,
Ночь ты лунная, ночь морозная,
Как тревожишь ты сердце томное,
Сердце томное — безнадежное! Страшно мне: мой уголок,
Как могила, вкруг чернеет;
Разведу я огонек —
Дуб трещит и пламенеет,
Свет багровый на стенах
Чудно зыблется в очах;
И дохнуть не смею я, —
Придет пора — твой май отзеленеет;
Придет пора — я мир покину сей;
Ореховый твой локон побелеет;
Угаснет блеск агатовых очей.
Смежи мой взор; но дней своих зимою
Моей любви ты лето вспоминай;
И, добрый друг, стихи мои порою
Пред камельком трескучим напевай.
Когда, твои морщины вопрошая
Когда кругом меня всё мрачно, грозно было,
И разум предо мной свой факел угашал,
Когда надежды луч и бледный и унылой
На путь сомнительный едва мне свет бросал, В ночь мрачную души, и в тайной с сердцем брани,
Как равнодушные без боя вспять бегут,
А духом слабые, как трепетные лани,
Себя отчаянью слепому предают, Когда я вызван в бой коварством и судьбою
И предало меня всё в жертву одного, —
Ты, ты мне был тогда единственной звездою,
И не затмился ты для сердца моего.О, будь благословен отрадный луч мне верный!
Друг, сопутник и хранитель!
Будь священный кубок сей
Днесь того изобразитель,
Что всегда в душе моей!
Все в одном соединяю
Несравненном чувстве я:
Что вкушала, что вкушаю
И надежды бытия.
Что прошло, то предо мною
Все теперь обновлено,
«Ужель, мой друг, не знаешь, где Париж?!
Так где ж, скажи, квартира наша?
Незнаньем этим ты меня смешишь!»
Мадлена отвечала: «Но, папаша,
Я только Африку учила до сих пор…»
— «Добро! Сейчас расширим кругозор:
Чтоб впредь не ведать затруднений,
Запомни, что Париж — главнейший град на Сене».
— «А Сена где?» — «Во Франции, мой друг».
— «А Франция?» — «La Francе — небесный звук!!