Вот к свету поднялся
на тоненькой лапке,
На длинной кривящейся ножке,
Цветок в фиолетовой
плисовой шапке,
Осыпанной огненной крошкой.
Он к солнцу тянулся,
на цыпочки встав.
И тысячи жизней зеленых,
(Песня)
Дубрава шумит;
Сбираются тучи;
На берег зыбучий
Склонившись, сидит
В слезах, пригорюнясь, девица-краса;
И полночь и буря мрачат небеса;
И черные волны, вздымаясь, бушуют;
И тяжкие вздохи грудь белу волнуют.
В свирели мы с тобою
Играли иногда
И сладостной игрою
Пленялися тогда.
Тогда, среди забавы,
Среди полей, лугов,
Ты, просты видя нравы,
Желал простых стихов.
Там сельские дриады
Плясали вкруг тебя;
Кони мчат-несут.
Степь всё вдаль бежит;
Вьюга снежная
На степи гудит.
Снег да снег кругом;
Сердце грусть берёт;
Про моздокскую
Степь ямщик поёт…
Когда пуста казна,
Тогда страна бедна,
И если грянет война,
Так всем настанет хана.Но если казна полна,
То может лопнуть она,
А если лопнет казна,
Так всем нам грош цена.Ну, а наша профессия —
Изнутри и извне
Сохранять равновесие
В этой самой казне.Мы дружки закадычные,
Ах! если б мой милый был роза-цветок,
Его унесла бы я в свой уголок;
И там украшал бы мое он окно;
И с ним я душой бы жила заодно.
К нему бы в окно ветерок прилетал
И свежий мне запах на грудь навевал;
И я б унывала, им сладко дыша,
И с милым бы, тая, сливалась душа.
1— «Зачем изорванный сертук
Ты, милый, надеваешь?»
— Я на комерс иду, мой друг,
А прочее ты знаешь.«На небе тучи — посмотри!
Останься лучше дома!»
— Я пропирую до зари
И не услышу грома.«Какой-то мудрый говорит:
«О люди, прочь от хмеля!»
— Кто наслаждаться не велит,
Тот, верно, пустомеля! Студент большую трубку взял
Луна! Скажи, зачем с такой печалью странной
Ты смотришь на меня? Зачем ты так бледна?
О чем грустит твой взгляд под ризою туманной?
Иль ты боишься туч, прекрасная луна?
Ведь ты одна, одна царишь в своем сияньи,
Среди блестящих звезд тебе подобной нет!
Зачем же вижу я в чертах твоих страданье,
Что может отразить твой лучезарный свет?
Скажи мне, что с тобой? Что болью искажает
Твое лицо? Скажи, как другу своему:
ПРОЩАНЬЕ
Переход на страницу аудио-файла.
Промчались годы заточенья;
Недолго, мирные друзья,
Нам видеть кров уединенья
И царскосельские поля.
Разлука ждет нас у порогу,
Зовет нас света дальний шум,
И всякий смотрит на дорогу
С волненьем гордых, юных дум.
Уж как гляну я на поле —
Поле чисто дрогнёт,
Нагустит свои туманы,
В них оденется на ночь.
Я из поля в лес дремучий:
Леший по лесу шумит;
Про любовь свою к русалке
С быстрой речкой говорит.
Ты помнишь дачу и качели
Меж двух высоких тополей,
Как мы взлетали, и немели,
И, удержавшись еле-еле,
Смеялись,
А потом сидели
В уютной комнате твоей?
Был час, когда река с луною
Заводит стройный разговор,
Когда раздумывать не стоит
Снова блеск твоих лучей
Землю осребрил;
Снова думам прежних дней
Сердце он открыл.
Ты глядишь печально в даль
На мои поля:
Иль тебя, мой друг, печаль
Трогает моя?
Во Франции, никак, я, право, позабыл,
Из воинов один, который заслужил,
Чтоб он пожалован крестом воинским был,
Не получил сего, однако, награжденья,
Хоть часто кавалером стал
Кто от сраженья
Не раз бежал;
Да чрез друзей чего иной не получал?
Прямая иногда заслуга не заслуга,
Когда предстателем кто не имеет друга.
Лисица журавля обедать позвала:
В обман ево вела.
Намерилась она принять ево учтиво,
Да чтоб одной поесть,
А журавлю лишь только зделать честь;
Не серце у лисы да горлушко спесиво.
Пожаловал журавль, обед готов.
Лисица говорит: известна дружба наша;
Не надобно друзьям к учтивсту много слов:
Ночь глаза мои скрывала,
Смерть уста мои смыкала, —
В сердце смерть и смерть на лбу:
Я лежал в моем гробу.
Долго ль спал я, я не знаю;
Вдруг проснулся и внимаю:
Кто-то в крышку гроба стук!
Слышу нежной речи звук:
Приди, о нежная Пленира!
В унылу хижину мою,
Тебе печальная Темира
Откроет тамо грусть свою.
Тебе одной она покажет
Стоящу урну на лужку
И с томной горестию скажет:
«Вот долг последний мой дружку!
Ах! друг мой нежный, друг любезный!
Почто оставил ты меня?
В томленьи одиноком
В тени — не на виду —
Под неусыпным оком
Цвела она в саду.
Мамa — всегда с друзьями,
Папa от них сбежал,
Зато Каштан ветвями
От взглядов укрывал.
Здравствуй, братец новый год!
Ну садись-ка, потолкуем,
Как с тобою мы надуем
Православный наш народ.
Нынче люди — бог их знает —
Мудрено себя ведут.
Сидор Карпа надувает,
Смотришь — Сидор сам надут…
Перепутаются мысли
От вседневной кутерьмы,
Осел с овцой с коровой и с козой
Когда-то в пайщики вступили,
И льва с собой пригласили
На договор такой,
Что естьли зверь какой
На чьей-нибудь земле в тенета попадется,
И зверя этова удастся изловить,
Тобы добычу разделить
По равной части всем, кому что доведется.
Разлетелась по просторам
Снежным пухом, тайным вором
Дым, поземка, завируха,
Злого духа злобедуха…
В поле дымко и тревожно,
Беспокойно, бездорожно…
Ни ночлега, ни путины,
Грозен сумрак домовины.
Как по морю, в пене снега,
Без костра и без ночлега,
С берез, неслышен, невесом,
Слетает желтый лист.
Старинный вальс «Осенний сон»
Играет гармонист.
Вздыхают, жалуясь, басы,
И, словно в забытьи,
Сидят и слушают бойцы —
Товарищи мои.
…тот радостный миг,
Как тебя умолил я, несчастный палач!
А. ФетКогда, счастливый, я уснул, она, —
Я знаю, — молча села на постели.
От ласк недавних у нее горели
Лицо, и грудь, и шея. Тишина
Еще таила отзвук наших вскриков,
И терпкий запах двух усталых тел
Дразнил дыханье. Лунных, легких бликов
Лежали пятна на полу, и бел
Вековать ли нам в разлуке?
Не пора ль очнуться нам
И подать друг другу руки,
Нашим кровным и друзьям? Веки мы слепцами были,
И, как жалкие слепцы,
Мы блуждали, мы бродили,
Разбрелись во все концы.А случалось ли порою
Нам столкнуться как-нибудь, —
Кровь не раз лилась рекою,
Меч терзал родную грудь.И вражды безумной семя
Счастлив, кому дала природа
Непоэтическую грудь,
Кто совершает как-нибудь
Труды земного перехода;
Мирским довольствуется он!
Слегка печаль его печалит,
Полувлюблен — когда влюблен,
Он вечно рад — и бога хвалит!
Ты, друг, иначе сотворен:
Через долину испытанья
Ах! невозможно сердцу пробыть без печали,
Хоть уж и глаза мои плакать перестали:
Ибо сердечна друга не могу забыти,
Без которого всегда принужден я быти.
Но, принужден судьбою или непременной,
И от всея вечности тако положенной,
Или насильно волей во всем нерассудной,
И в порыве склониться на иное трудной.
За тяжелым гусем старшим
Вперевалку, тихим маршем
Гуси шли, как полк солдат.Овцы густо напылили,
И сквозь клубы серой пыли
Пламенел густой закат.А за овцами коровы,
Тучногруды и суровы,
Шли, мыча, плечо с плечом.На веселой лошаденке
Башкиренок щелкал звонко
Здоровеннейшим бичом.Козы мекали трусливо
И щипали торопливо
Долго ль будет вам без умолку идти,
Проливные, безотрадные дожди?
Долго ль будет вам увлаживать поля?
Осушится ль скоро мать-сыра земля?
Тихий ветер свежий воздух растворит —
И в дуброве соловей заголосит.
И придет ко мне, мила и хороша,
Юный друг мой, красна девица-душа.
Соловей мой, соловей,
Близ медлительнаго Нила, там, где озеро Мерида, в
царстве пламеннаго Ра,
Ты давно меня любила, как Озириса Изида, друг,
царица и сестра!
И клонила пирамида тень на наши вечера.
Вспомни тайну первой встречи, день, когда во храме
пляски увлекли нас в темный круг,
Час, когда погасли свечи, и когда, как в странной
сказке, каждый каждому был друг,
Помните ли вы меня? А я—когда думаю о моих друзьях, казненных, сосланных, заточенных по тюрьмам,—так вспоминаю и вас. В моих воспоминаниях даю право гражданства вашим чужеземным лицам.
Где вы теперь?.. Благородная шея Рылеева, которую я обнимал как шею брата,—по царской воле—повисла у позорного столба. Проклятие народам, побивающим своих пророков!
Рука, которую мне протягивал Бестужев—поэт и воин,—оторвана от пера и оружия; царь запряг ее в тележку, и она работает в рудниках, прикованная к чьей-нибудь польской руке.
А иных, может, страшнее постигла кара небесная: может, кто из вас, опозоренный чином или орденом, продал свою вольную душу за царскую милость и кладет земные поклоны у царских порогов.
Может, он наемным языком славит царское торжество и радуется мучению своих друзей; может, он на моей родине купается в нашей крови и хвастает перед царем нашими проклятьями, как заслугою.
Если издалека, из среды вольных народов, долетят к вам на север мои грустные песни, пусть звучат они над вашей страною и, как журавли весну, предскажут вам свободу.
Вы узнаете меня по голосу. Пока я был в оковах, я свертывался, как змей, и обманывал деспота. Но вам открывал я тайны моего сердца и был с вами простодушен, как голубь.
Я теперь изливаю на свет мою чашу яда. Горяча и жгуча горечь слов моих; она вышла из крови и слез моей родины. Пусть же она жжет и грызет—но не вас, а ваши оковы.
А если кто из вас станет упрекать меня, то его упрек покажется мне лаем пса, который так привык к терпеливо и долго носимой цепи, что кусает руку, ее разрывающую.
Мы негде все судьи и всех хотим судить.
Причина — все хотим друг друга мы вредить.
В других и доброе, пороча, ненавидим,
А сами во себе беспутства мы не видим.
Поносишь этого, поносишь ты того,
Не видишь только ты бездельства своего.
Брани бездельников, достойных этой дани,
Однако не на всех мечи свои ты брани!
Не делай бранью ты из денежки рубля,
Слона из комара, из лодки корабля.
Сто лет минуло, как тевтон
В крови неверных окупался;
Страной полночной правил он.
Уже прусак в оковы вдался,
Или сокрылся, и в Литву
Понес изгнанную главу.
Между враждебными брегами
Струился Немен; на одном
Еще над древними стенами
Я сам, мой друг, не понимаю,
Как можно редко так писать
К друзьям, которых обожаю,
Которым все бы рад отдать!..
Подруга детских лет, с тобою
Бываю сердцем завсегда
И говорить люблю мечтою...
Но говорить пером — беда!
День почтовой есть день мученья!
Для моего воображенья
Дай мне руку, и пойдем мы в поле,
Друг души задумчивой моей…
Наша жизнь сегодня в нашей воле,
Дорожишь ты жизнию своей?
Если нет, мы этот день погубим,
Этот день мы вычеркнем шутя.
Все, о чем томились мы, что любим, -
Позабудем до другого дня…
Пусть над жизнью пестрой и тревожной
Этот день, не возвращаясь вновь,
«Хлеб давайте!»
Хлеба мало —
кулачок
хлеба́ припрятал.
Голову
позаломала
тыща
разных аппаратов.
Ездят замы,
тратят суммы,
Весной, весной, в ее начале,
я опечалившись жила.
Но там, во мгле моей печали,
о, как я счастлива была,
когда в моем дому любимом
и меж любимыми людьми
плыл в небеса опасным дымом
избыток боли и любви.