Мой друг бесценный, будь спокойна!
Да будущего мрак — тебя не устрашит!
Душа твоя чиста! ты счастия достойна!
Тебя Всевышний наградит!
Друзья, без горести на гроб взирайте мой!
Да он питает в вас не скорбь, а упованье!
В нем — ненарушимый покой!
За ним — свиданье!
Ты прав, мой друг, ты прав — хвалить ее не смей!
Кто прелестей ее прямую цену знает,
Тот может ли найти язык приличный ей?
Он все — стихи, свой дар, себя позабывает!
Мой друг утешительный!
Тогда лишь покинь меня,
Когда из души моей
Луч жизни скроется!
Тогда лишь простись со мной!
Источник великого,
И веры и радости,
И в сердце невинности;
Мне силу и мужество,
И твердость дающа,
Мой ангел — сопутница,
И в жизни и в вечности!
„Что так, дружочек, приуныло?
Что твой приятный взор угас?“
Так наслажденье говорило
Желанью в добрый час.
„Приди! Поделимся напастью!
Приди — я друг давнишний твой!
Я покажу дорогу к счастью
И помирю с судьбой!“
Желанье слезы отирает,
И мчится к другу на крылах,
И — в ту ж минуту умирает
У друга на руках!
Моя вторая мать, друг юношеских лет,
На память о любви ее мне подарила,
И я, как памятник любви, ее хранила,
И вечно сохранить дала себе обет, —
И ныне мысль переменяю!
Мой друг, она — твоя!...
Но что ж, ужели чем обет свой нарушаю?
Ты — та же я!
Друг мой, жизни смысл терпенье.
Это в сердце запиши.
Входит вера в Провиденье,
С ним в святилище души.
Счастье наше сон прелестный,
Божий Ангел этот сон;
Здесь о радости небесной
Нам, пророчествуя, он
Слово вымолвит святое.
Им утешно одарит
Все тревожное земное
И на небо улетит.
К тихой пристани привел я
Свой смиренный легкий челн,
Там убежище нашел я,
Безопасное от волн.
Сам Бог тебе порука,
Что я, мой друг, не внука,
А бабушки просил!
Ты сам мне говорил.
Портрет отдам Сергею!
И думать я не смею,
Чтоб мой полковник мог
С своим штабс-капитаном
Разделаться обманом!
Мой друг! нам правда Бог!
Давно ль ты из-под шлема? —
Когда бывал лукав? —
Солдатская эмблема
Известно: гол, да прав!
Был Арзамас в день Изока и в день, я не знаю, который,
Был Арзамас как не был, ибо все члены от Арфы
Вплоть до Светланы священным сумбуром друг друга душили,
Вот почему Прото<ко>ла не вышло, а вышел с натугой
Карлик один, протоколец незнатной, достойный Беседы.
Есть же тому и другая причина: жарко Светлане?
А в жар протоколы писать не безделка. Итак, не взыщите.
Сладостно было принять мне табак твой, о выспренний Гнедич!
Буду усердно, приявши перстами, к преддвериям жадного носа
Прах сей носить благовонный и, сладко чихая, сморкаться!
Будет платкам от него помаранье, а носу великая слава!
Где ты сегодня? Что Алексей Николаевич? Лучше ль
Стало ему? Постараюся ныне с ним видеться утром.
Если б ты, Николай, взгомозился зайти по дороге за мною:
Вместе б пошли мы, дорогой вещая крылатые речи друг другу!
Друг человечества и твердый друг закона,
Смиренный в почестях и скромный средь похвал,
Предстатель ревностный за древний град у трона —
Каких ты доблестей в себе не сочетал?
Любовь высокую к святой земле отчизны,
Самозабвение и непрерывный труд,
В день брани — мужество, в день мира — правый суд,
И чистоту души и жизнь без укоризны...
Вельможа-гражданин! тебе в потомстве мзда!
И зависти назло уже сияет снова
Знакомая Москве бессмертия звезда
Еропкина и Чернышова!
Вспомни, вспомни, друг мой милой,
Как сей день приятен был!
Небо радостно светило!
Мнилось, целый мир делил
Наслаждение со мною!
Год минувший — тяжкий сон!
Смутной, горестной мечтою
Без возврата скрылся он.
Снова день сей возвратился,
Снова в сердце тишина!
Вид природы обновился —
И душа обновлена!
Что прошло — тому забвенье!
Верный друг души моей,
Нас хранило Провиденье!
Тот же с нами круг друзей!
О сопутник мой бесценный!
Мысль, что в мире ты со мной,
Неразлучный, неизменный, —
Будь хранитель в жизни мой!
В ней тобою все мне мило!
В самой скорби страха нет!
Небо нас соединило!
Мы вдвоем покинем свет!
Друзья! „прости“ — словцо святое,
Оно не значит розно жить;
Напротив — неразлучней быть
Воспоминанием и старой дружбой вдвое!
Сказав „прости“ моим друзьям,
Себя от них не отдаляю,
В одном лишь слове заключаю
И благодарность к ним, и веру к их сердцам!
„Прости!“ — надежды милый глас,
Предвозвещающий свиданье!
В минуту скорби — упованье
На восхитительный вознагражденья час!
Того ужасного „прости“,
Которое жестокой силой
Творит чужим, что было мило,
Не дай нам никогда, Творец, произнести!
„Прости!“ — святое завещанье
Быть вместе даже и вдали,
Залог бродящим на земли
Путями разными — на верное свиданье.
Никто: „прости, и жизнь и свет!“
Сказать не может без волненья,
Но то лишь знак переселенья
В тот край, где о „прости“ уж и помина нет!
О юноша! лети, под зоной отдаленной,
Иных друзей, надежд и радостей искать!
Ищи побед, толпой прелестной окруженной;
Оставь, оставь меня в печалях увядать!
Ах! жить, делясь с тобой и сердцем и судьбою,
Сей жребий сладостный, сей дар не для меня!..
Но если не совсем отринута тобою,
Эдвин, не позабудь, не позабудь меня!
Когда ж — быть может! — вид любовницы в страданье
Нарушит тишину, мой друг, души твоей;
Тогда протекшего загладь воспоминанье,
Тогда спокой себя, тогда забудь о ней!
Но может быть и то, — что, в ужасах мученья,
Как блага будешь ждать решительного дня,
Ждать будешь, но вотще, друзей и услажденья,
Тогда — не позабудь, не позабудь меня!
Вот вам стихи, и с ними мой портрет!
О милые, сей бедный дар примите
В залог любви. Меня уж с вами нет!
Но вы мой путь, друзья, благословите.
Вы скажете: печален образ мой;
Увы! друзья, в то самое мгновенье,
Как в пламенном Маньяни вдохновенье
Преображал искусною рукой
Веленевый листок в лицо поэта,
Я мыслию печальной был при вас,
Я проходил мечтами прежни лета
И предо мной мелькал разлуки час!
Куда ведет меня мой рок, не знаю;
И если б он мне выбрать волю дал
Мой путь... друзья! — не тот бы я избрал;
Но с Промыслом судиться не дерзаю!
Пусть будет то, что свыше суждено!
Готов на все!.. Условие одно:
Чтоб вы, рукой Всесильного хранимы,
В сей буре бед остались невредимы.
Что, когда б одни влачились
Мы дорогою земной
И нигде на ней не льстились
Повстречать души родной?..
И от странствия, друзья,
Отказался б лучше я!
Что тогда красы творенья
В наших были бы глазах?
На источник наслажденья
Мы смотрели бы в слезах!
И веселья милый глас
Был бы жалобен для нас!
Кто б отрадными устами
Нам „терпение“ сказал?
Кто б нас братскими руками
Утомленных поддержал?
Кто б в опасный, страшный час
Был покров и щит для нас?
И безрадостно б, уныло
Наша вся дорога шла!..
Отчего ж нам жить так мило?
Чем дорога весела?
О! друзья! то сердца глас:
Провожают братья нас!
О лира, друг мой неизменной,
Поверенный души моей!
В часы тоски уединенной
Утешь меня игрой своей!
С тобой всегда я неразлучен,
О лира милая моя!
Для одиноких мир сей скучен,
А в нем один скитаюсь я!
Мое младенчество сокрылось;
Уж вянет юности цветок;
Без горя сердце истощилось,
Вперед присудит что-то рок!
Но я пред ним не побледнею:
Пусть будет то, что должно быть!
Судьба ужасна лишь злодею,
Судьба меня не устрашит.
Не нужны мне венцы вселенной,
Мне дорог ваш, друзья, венок!
На что чертог мне позлащенной?
Простой, укромный уголок,
В тени лесов уединенный,
Где бы свободно я дышал,
Всем милым сердцу окруженный,
И лирой дух свой услаждал, —
Вот все — я больше не желаю,
В душе моей цветет мой рай.
Я бурный мир сей презираю,
О лира, друг мой! утешай
Меня в моем уединенье;
А вы, друзья мои, скорей,
Оставя свет сей треволненный,
Сберитесь к хижине моей.
Там, в мире сердца благодатном,
Наш век как ясный день пройдет;
С друзьями и тоска приятна,
Но и тоска нас не найдет.
Когда ж придет нам расставаться,
Не будем слез мы проливать:
Недолго на земле скитаться;
Друзья! увидимся опять.
Любезный друг, гусар и Бок!
Планетам изменять нимало нам не стыдно!
Их путь от нас далек;
К тому ж, мой друг, для звезд небесных не обидно,
Когда забудешь их на час для звезд земных!
Для беспредельности одной они сияют,
И в гордости своей совсем не замечают
Слепцов, которые из мрачности земной
Их куртизируют подзорною трубой!
Хоть я и не гусар, но клясться рад с тобой
Священным именем пророка,
Что, встретившись, как ты, с прекрасною четой,
Забыл бы звезды все, Жуковского и Бока!
В осьмом часу тебя готов я ждать!
Но завяжи глаза, чтоб к нам дойти вернее,
Чтобы опять сирены не видать!
Близ пропасти слепой всегда пройдет смелее.
Нет, право, мочи нет,
Какой стал ныне свет!
Быть светупреставленью,
По щучьему веленью,
По моему прошенью!..
Нет! полно жить в Черни!
Здесь каверзы одни!
Не думай, друг мой Маша,
Искать в Черни друзей;
Для пользы, знай, твоей
И грешневая каша
Тебя сто раз милей.
Желаешь ты примера!
Спроси у землемера —
Он прям и скажет да!
А Феотраст докажет,
Что пьяный никогда
Неистины не скажет!..
Давно Сократ сказал:
Счастлив, кому послал
Создатель в жизни друга,
Подобного тебе!
Тот, верно, мил судьбе,
И радость с ним подруга!
Но Нина шепчет мне:
„Читать довольно скушно!“
И очень равнодушно
У моськи на спине
Изволит по преданью
Искать проворных блох!
Кто не воскликнет ох!
Как можно блох исканью
Тебя не предпочесть!
Когда, оставя лесть,
Мой друг, перед тобою
Покажется блохою
И все, что в мире есть,
И мило, и прекрасно!
И так, мой друг, напрасно
От Нины дружбы ждать!
Будь моськой или маком
Или печеным раком,
И будет обожать...
Но можно ли желать
Такого превращенья!
Прелестнейшего свет
Лишился б украшенья!
Другой в нем Маши нет!
Земным сопутникам, друзьям!
Храни Творец союз наш милый!
Пошли единый жребий нам
И неразлучность до могилы.
Полней стаканы! пейте в лад
За дружество святое!
Избранный друг, по сердцу брат!
Живем друзьями вдвое!
Amи, ton rеtour parmи nous
Du sиx prouvе еncorе l’иnfluеncе.
Cе jour, quи fût hеurеux pour tous,
Dеvaиt bиеn fиnиr ton absеncе.
Buvons, buvons! quе notrе amи
Partagе notrе иvrеssе;
Tous lеs jours passés avеc luи
Sont dеs sиx pour notrе tеndrеssе.
Любви фиал! — В душе питать
Союз священный и единый!
Что б ни было, не изменять,
Любить и вопреки судьбины!
В единой видеть жребий свой;
Все жизни упованья,
Все, все на жертву для одной,
Все блага и желанья.
Contrе lе sort trop anиmé
Banиssons l’иnjustе colèrе!
Nous aиmons, nous sommеs aиmés!
Еnfants! bénиssons notrе pèrе.
L’amиtиé pour tous lеs humaиns
Brиllе commе l’aurorе,
Partagе mêmе lеs chagrиns —
N’еst cе pas un bonhеur еncorе!
Князь Петр, жилец московский!
Рука твоя легка! Пожалуй сертука!
Твой сельский друг Жуковский
Обнову хочет сшить.
Но ах! не можно быть
(Ведь тело тяжко бремя)
В одно, мой милый, время
В столице и в Орле.
Он за сто верст в селе.
Есть муза — нет портнова!
А надобна обнова.
И так пусть твой сертук,
Сиятельный мой друг,
Для Проля или Грея
Послужит образцом.
Портной столичный — фея!
Владеет утюгом
И ножниц острых силой
И ниток колдовством —
И будет с сертуком
Твой стиходел унылой.
А старый мой сертук
Уж выбился из рук;
И много превращенья,
Несчастный, претерпел;
Под щеткою кряхтел,
А сколько же мученья
От злого голика!
Пытали, как злодея!
Ну право, нет жальчее
На свете сертука!
И так ничуть не диво,
Отставки просит он;
Служил он не лениво
И честно награжден
Заплатами за службу!
А ты — не в службу, в дружбу —
Для образца, мой друг,
Пожалуй без расписки
Подателю записки
Твой княжеский сертук!
Друг, сопутник и хранитель!
Будь священный кубок сей
Днесь того изобразитель,
Что всегда в душе моей!
Все в одном соединяю
Несравненном чувстве я:
Что вкушала, что вкушаю
И надежды бытия.
Что прошло, то предо мною
Все теперь обновлено,
Восхитительной мечтою
Мне является оно:
Годы, вместе проведенны,
Жребий твой и мой в одном,
И залоги их священны
Нам ниспосланы Творцом!
Сколь пристрастно Провиденье
Мне удел избрало мой!
Проходило ли мгновенье,
Чтобы тайною мольбой
Перед ним не изливалось
Сердце Нины?.. О! для нас
Все прошедшее промчалось,
Как один веселый час!
А теперь — о, друг бесценный!
Что ни вижу пред собой, —
Все свидетель мне священный,
Сколь прекрасен жребий мой!
Ты — в едином все что мило!
Дети — в них твои ж черты!
Все, что есть, что будет, было —
Все в тебе и всюду ты!
И грядущее вручаю,
Друг единственный, Тому,
Чья рука вела святая
Нас ко счастью одному.
Я молюсь, чтобы Небесный
Ничего не изменил,
И протекши дни прелестны
В днях грядущих обновил.
(Песня)
Дубрава шумит;
Сбираются тучи;
На берег зыбучий
Склонившись, сидит
В слезах, пригорюнясь, девица-краса;
И полночь и буря мрачат небеса;
И черные волны, вздымаясь, бушуют;
И тяжкие вздохи грудь белу волнуют.
«Душа отцвела;
Природа уныла;
Любовь изменила,
Любовь унесла
Надежду, надежду — мой сладкий удел.
Куда ты, мой ангел, куда улетел?
Ах, полно! я счастьем мирским насладилась:
Жила, и любила… и друга лишилась.
Теките струей
Вы, слезы горючи;
Дубравы дремучи,
Тоскуйте со мной.
Уж боле не встретить мне радостных дней;
Простилась, простилась я с жизнью моей:
Мой друг не воскреснет; что было, не будет…
И бывшего сердце вовек не забудет.
Ах! скоро ль пройдут
Унылые годы?
С весною — природы
Красы расцветут…
Но сладкое счастье не дважды цветет.
Пускай же драгое в слезах оживет;
Любовь, ты погибла; ты, радость, умчалась;
Одна о минувшем тоска мне осталась».
По кочкам, колеям,
Преследуем суровым
Морозом, с Дербичовым
Я полетел к друзьям;
Кони меня крылаты
Безвредно донесли;
Встречать меня пришли
В передней Плещеняты,
Их мать и Букильон.
А сам Плещук копченой,
Быв страшно рассержен
Моей, друзья, изменой,
Ко мне не выходил
И с доктором долбил
В столовой шаропехом
Шары как на убой!
Вы спросите со смехом,
Какой привлек виной
От негра я презренье?
Причиною тому
К обеду неявленье.
Однако моему
Он все был рад приезду!
Пускай не выбегал
Он с моськами к подезду!
Но, верно, прошептал
Сквозь губы раз десяток
Он песню плещеняток:
„Тем лучше! как я рад!..“
Почто?.. зовут обедать!
Ах! голод мне не сват!..
Как быть! Извольте ж ведать,
Что я во всякий час
При вас моей душою,
И жертвовать собою
И всем готов за вас!
Сказал хоть не прекрасно —
Да коротко и ясно.(Приписка).А Светлана? Ох хороша!
Друг милый, оставь прихотливой судьбе
Беду посылать за бедою!
В замену ниспослан тебе от небес
Прекраснейший дар: быть любимым!
И горе, и счастье как тени летят,
Всечасно сменяяся в жизни!
Но то, в чем прямое для нас бытие,
Чем мир перед нами прекрасен,
Священное сердце... — над сердцем судьба
Бессильна! Оно неизменно!
О друг, в нем богатство прямое твое!
Ты им, как волшебною силой,
Всех добрых сбираешь в согласный твой круг!
Ты царствуешь в милом семействе, —
Счастливый мечтою, любовью друзей!
Им сладко читать в твоем взоре.
В нем видят они, что хранится в душе,
Он светел, желанием блага!
Им сладостно руку твою пожимать —
Она лишь покорствует чувству.
Им сладостно слышать приветный твой глас —
Он верный души изяснитель!
В сем круге и я! Пусть язык мой не твой!
Но сердце твое — и навеки!
Я знаю, что будет приятен тебе
От искренней дружбы подарок!
Желал бы веселья златого принесть
Иль влить утешения каплю
В ту чашу, в которой судьба подала
Тебе безотрадную горесть,
Но кто переменит, и можно ль сказать
Не будь невозвратному было!
Мой милый Бок!
Не думай, чтоб я был ленивый лежебок!
Или пренебрегал твоим кабриолетом, —
Нет, нет! но как гусар ты поступил с поэтом!
(Как друг-гусар, прошу меня понять):
Как друг ты, согласив с своим мое желанье,
Спешишь скорей меня обнять,
Скорее разделить со мной очарованье,
Которое сестра прелестная твоя
Своим присутствием вокруг нас разливает —
И дружба этому прямую цену знает.
Но как гусар ты все смутил, душа моя:
Ты хочешь приступом взять мирного поэта;
Ты силою кабриолета
Затеял, в миг один, весь план его взорвать!..
Послушай: сняв мундир, привычку разрушать
Оставь с мундиром и усами!
Капитуляция была уж между нами;
Стояло в ней: тебе от друга вести ждать;
Дождавшись же, за ним в своем кабриолете
И налицо во весь опор скакать.
Но, видно, это все ты предал жадной Лете
И в памяти одну лишь дружбу сохранил!
Итак, чтоб памяти ты вновь не утопил,
Вот для тебя рецепт от сей чумы ужасной,
Вот план мой письменный, по пунктам, точный, ясный:
Пункт первый: подождать!
Ты знаешь, до Печор я еду провожать
Своих друзей — на то дней семь иль восемь сроку.
Коль скоро возвращусь, тотчас записку к Боку,
И в этом пункт второй — но как ее послать?
Не лучше ли тебе меня уж в Дерпте ждать?
Мы вместе славно прокатимся!
Мой план не весь! еще есть пунктов пять,
Но на словах мы лучше обяснимся!
Прости! завидуя моим дурным стихам,
На месте их теперь желал бы быть я сам.
Р. S. Когда ты через десять дней,
По обстоятельствам, за другом и поэтом
Не можешь сам скакать с своим кабриолетом,
То хоть одних пришли с ним лошадей.
О Братья! хлеб-соль ешь,
А правду так как режь!
Вот текст мой, избранный в сей день для поученья.
Случилось некое сурьезное рожденье.
Его торжествовать в сем месте мы сошлись.
Но кто же родился? Не Герцог, не Маркиз,
Не Квакер, не Султан, не Ректор, не Профессор,
Не Поп, не Николай Иванович Ильин!
Но добрый человек! Коллегии Асессор
Его не важный чин.
Прозваньем Александр, сын Алексеев,
Фамилия Плещеев.
Родился он, в том чуда нет!
Такие чудеса не редко видит свет! —
Но вот что предскажу, и верьте предсказанью:
Он будет, братия, любезен, добр, умен!
Бог даст ему жену, каких немного жен!
И есть, и пить, и спать он станет по преданью!
Да сверх того играть на лире как Орфей,
Все превосходное считая за забаву.
Прекрасных шестерых детей
Он будет здесь, в Черни, воспитывать на славу;
Он будет фокусник, творец больших затей,
Чудесный лицедей, —
Способный трогать всех или морить со смеха.
Он будет силой шаропеха
Смирять издырье шарокат;
В Орле он купит дом; и будет дом сей клад!
Из Суриянина конюшню он достанет;
И все как дважды два то сбудется, друзья,
Хоть я без бороды, но бородою я
Клянусь, что гороскоп мой, верно, не обманет.
А чтоб яснее вам задачу досказать,
Так знайте: что легко нам в будущем читать,
Когда уже оно для нас прошедшим стало,
Пророчество мое, не много и не мало,
Давно уже сбылось. И я, извольте знать,
Затем лишь перед вас, друзья мои, являлся,
Что был вчера хмелен, а нынче не проспался:
Хотел вас поглядеть, себя вам показать.
Аминь.
Мартышки тешились лаптой;
Вот как: одна из них, сидя на пне, держала
В коленях голову другой;
Та, лапки на спину, зажмурясь, узнавала,
Кто бил. — Хлоп-хлоп! «Потап, проворней! Кто?» — «Мирошка!» —
«Соврал!» — И все, как бесы, врозь!
Прыжки; кувы́рканье вперед, и взад, и вкось;
Крик, хохот, писк! Одна мяукает, как кошка,
Другая, ноги вверх, повисла на суку;
А третья ну скакать сорокой по песку!
Такого поискать веселья!
Вдруг из лесу на шум выходит лев,
Ученый, смирный принц, брат внучатный царев:
Ботанизировал по роще от безделья.
Мартышкам мат;
Ни пикнут, струсили, дрожат!
«Здесь праздник! — лев сказал. — Что ж тихо? Забавляйтесь!
Играйте, детушки, не опасайтесь!
Я добр! Хотите ли, и сам в игру войду»! —
«Ах! милостивый князь, какое снисхожденье!
Как вашей светлости быть с нами наряду!
С мартышками играть! ваш сан! наш долг! почтенье!..» —
«Пустое! что за долг! я так хочу! смелей!
Не все ли мы равны! Вы б сами то ж сказали,
Когда бы так, как я, философов читали!
Я, детушки, не чван! Вы знатности моей
Не трусьте! Ну, начнем!» Мартышки верть глазами
И, веря (как и все) приветника словам,
Опять играть; гвоздят друг друга по рукам.
Брат царский хлоп! и вдруг под царскими когтями
Из лапки брызжет кровь ключом!
Мартышка — ой! — и прочь, тряся хвостом,
Кто бил, не думав, отгадала;
Однако промолчала.
Хохочет князь; другие, рот скривя,
Туда ж за барином смеются,
Хотя от смеха слезы льются;
И задом, задом, в лес! Бегут и про себя
Бормочут: не играй с большими господами!
Добрейшие из них — с когтями!
Братья-друзья арзамасцы! Вы протокола послушать,
Верно, надеялись. Нет протокола! О чем протоколить?
Все позабыл я, что было в прошедшем у нас заседанье!
Все! да и нечего помнить! С тех пор, как за ум мы взялися,
Ум от нас отступился! Мы перестали смеяться —
Смех заступила зевота, чума окаянной Беседы!
Даром что эта Беседа давно околела — зараза
Все еще в книжках Беседы осталась — и нет карантинов!
Кто-нибудь, верно, из нас, не натершись „Опасным соседом“,
Голой рукой прикоснулся к „Чтенью“ в Беседе иль вытер,
Должной не взяв осторожности, свой анфедрон рассужденьем
Деда седого о слоге седом — я не знаю! а знаю
Только, что мы ошалели! что лень, как короста,
Нас облепила! дело не любим! безделью ж отдались!
Мы написали законы; Зегельхен их переплел и слупил с нас
Восемь рублей и сорок копеек — и все тут! Законы
Спят в своем переплете, как мощи в окованной раке!
Мы от них ожидаем чудес — но чудес не дождемся.
Между тем, Реин усастый, нас взбаламутив, дал тягу
В Киев и там в Днепре утопил любовь к Арзамасу!
Реин давно замолчал, да и мы не очень воркуем!
Я, Светлана, в графах таблиц, как будто в тенетах,
Скорчась сижу; Асмодей, распростившись с халатом свободы,
Лезет в польское платье, поет мазурку и учит
Польскую азбуку; Резвый Кот всех умнее; мурлычет
Нежно люблю и просится в церковь к налою; Кассандра,
Сочным бивстексом пленяся, коляску ставит на сани,
Скачет от русских метелей к британским туманам и гонит
Челн Очарованный к квакерам за море; Чу в Цареграде
Стал не Чу, а чума, и молчит; Ахилл, по привычке,
Рыщет и места нигде не согреет; Сверчок, закопавшись
В щелку проказы, оттуда кричит к нам в стихах: я ленюся.
Арфа, всегда неизменная Арфа, молча жиреет!
Только один Вот-я-вас усердствует славе; к бессмертью
Скачет он на рысях; припряг в свою таратайку
Брата Кабуда к Пегасу, и сей осел вот-я-васов
Скачет, свернувшись кольцом, как будто в „Опасном соседе“!
Вслед за Кабудом, друзья! Перестанем лениться! быть худу!
Быть бычку на веревочке! быть Арзамасу Беседой!
Вы же, почетный наш баснописец, вы, нам доселе
Бывший прямым образцом и учителем русского слога,
Вы, впервой заседающий с нами под знаменем Гуся,
О, помолитесь за нас, погруженных бесстыдно в пакость Беседы!
Да спадет с нас беседная пакость, как с гуся вода! Да воскреснем.
О Негр, чернилами расписанный Натурой,
На коем виден лак искусств;
Из-под экватора пролезший к нам фигурой,
Лица чудесного дивишь архитектурой,
Ты винегрет ролей и чувств;
Вдруг мамкой, цесарем... и се-карикатурой!
Но дело не об том,
Со всем твоим уменьем и умом,
Ты можешь сделаться великою скотиной,
То есть большим скотом,
Когда не подаришь друзей безделкой — днем,
И не останешься у нас сегодня с Ниной.
Плещук!
Не вдруг
Оставь
Друзей!
Ей! Ей!
Поправь
Свой план!
Надень
Кафтан;
Брось лень,
Побрей
Себя;
Друзей
Любя,
Им ты
Вещай:
„Скоты!
Вам рай,
Где я!
Одна
Моя
Жена,
Да рой
Святой
Плещат —
Ребят,
Каких
Других
Здесь нет,
Как нет
Мне вас,
Друзей,
Подчас
Милей!
И так,
Чудак
Плещук,
Ваш друг,
У вас,
Скотов,
Не час
Готов,
Но шесть
И шесть
Часов
Провесть!“
Друг милый мой,
Прекрасен твой
Гали-Матвей!
Скажу: ей! ей!
Оставя лесть,
Ты Пинду честь!
Но вот и мой
Не мастерской
Гали-Максим,
Твоим, поэт,
Стихам в ответ!
На двух стопах,
Как на клюках,
Мои стихи
(Из рифм жмыхи)
К тебе пойдут
И принесут
Приятный сон!
Царь Аполлон
Давно судил,
Чтоб я лечил
Микстурой слов,
Клистиром строф
И рвотным од
Бессонных род!
Что ж написать?
Ужель сказать,
Что аплике
На сундуке?
Что тюфяки
Не парики?
Что Мовильон,
Хоть и крещен,
Но ренегат
И не женат?
Увы! мой друг!
Мне недосуг!
Меркурий твой:
Пора домой!
Мне говорит;
И клей кипит,
И твой пиит,
Сложив кафтан,
Не капитан —
Наклейщик стал!
Чин этот мал,
Да лучше в нем,
Мой друг, тишком
Свой век провесть
И помнить честь,
Чем все забыть
И первым быть,
С звездой, с крестом,
Секретарем,
И продавать
Отца и мать,
Царя, друзей
За горсть гиней!
Друг, одолжи,
Мое скажи
Почтенье той
Жене, какой
Здесь, под луной,
Ах! нет другой!
Я сам, мой друг, не понимаю,
Как можно редко так писать
К друзьям, которых обожаю,
Которым все бы рад отдать!..
Подруга детских лет, с тобою
Бываю сердцем завсегда
И говорить люблю мечтою...
Но говорить пером — беда!
День почтовой есть день мученья!
Для моего воображенья
Враги — чернильница с пером!
Сидеть согнувшись за столом
И, чтоб открыть души движенья,
Перо в чернила помакать,
Написанное ж засыпать
Скорей песком для сбереженья —
Все это, признаюсь, мне ад!
Что ясно выражает взгляд
Иль голоса простые звуки,
То на бумаге, невпопад,
Для услаждения разлуки,
Должны в определенный день
Мы выражать пером!.. А лень,
А мрачное расположенье,
А сердца тяжкое стесненье
Всегда ль дают свободу нам
То мертвым поверять строкам,
Что в глубине души таится?
Неволи мысль моя страшится:
Я автор — но писать ленив!
Зато всегда, всегда болтлив,
Когда твои воображаю
Столь драгоценные черты,
И сам себе изображаю,
Сколь нежно мной любима ты!
Всегда, всегда разгорячаешь
Ты пламенной своей душой
И сердце и рассудок мой!
О, сколь ты даром обладаешь
Быть милой для твоих друзей!
Когда письмо твое читаю,
Себя я лучшим ощущаю,
Довольней участью своей,
И будущих картина дней
Передо мной животворится,
И хоть на миг единый мнится,
Что в жизни все имею я:
Любовь друзей — судьба моя.
Храни, о друг мой неизменный,
Сей для меня залог священный!
Пиши — когда же долго нет
Письма от твоего поэта,
Все верь, что друг тебе поэт, —
И жди с терпением ответа!
Миновались, миновались
Дни младенчества для нас!
Сами прежде расставались
Мы с подругами не раз;
Со слезами провожали
Их в незнаемый нам свет
И молитвы посылали
Удалившимся вослед.
Ах! пришло и наше время
Слышать грустное прости!
Взять заботой жизни бремя,
В свет незнаемый идти!
О друзья! друзья! внемлите
Удаляющихся глас:
Сохраните, сохраните
Память верную об нас!
Мы идем, куда отселе
Небеса нас поведут!
Там на жизненном пределе
Два сопутника нас ждут:
Ободритель — упованье,
Гений младости живой,
И любовь — воспоминанье,
Страж земного неземной.
О, святое упованье!
Озаряй нам жизни даль!
Счастью будь очарованье,
Заговаривай печаль:
Мир невидимо-небесный
В мире видимом являй,
И в предел, душе известный,
По земле нас провожай!
Ты же, друг — воспоминанье,
С нами будь! Пролей свое
Благодатное сиянье
На земное бытие!
Говори о том, что было
Счастьем наших лучших лет,
Чтоб для нас хоть в сердце жило
То, чего уж в жизни нет!
Лик твой душу утешает!
Он ей сладостно знаком!
Нам хранительно сияет
Покидаемая в нем!
Ты — она! в твоей святыне
Все для нас заключено!
Где ни будем, нам отныне
Мысль о ней и жизнь — одно!
В тени дерев, над чистыми водами
Дерновый холм вы видите ль, друзья?
Чуть слышно там плескает в брег струя;
Чуть ветерок там дышит меж листами;
На ветвях лира и венец…
Увы? друзья, сей холм — могила;
Здесь прах певца земля сокрыла;
Бедный певец!
Он сердцем прост, он нежен был душою —
Но в мире он минутный странник был;
Едва расцвел— и жизнь уж разлюбил
И ждал конца с волненьем и тоскою;
И рано встретил он конец,
Заснул желанным сном могилы…
Твой век был миг, но миг унылый,
Бедный певец!
Он дружбу пел, дав другу нежну руку, —
Но верный друг во цвете лет угас;
Он пел любовь— но был печален глас;
Увы! он знал любви одну лишь муку;
Теперь всему, всему конец;
Твоя душа покой вкусила;
Ты спишь; тиха твоя могила,
Бедный певец!
Здесь, у ручья, вечернею порою
Прощальну песнь он заунывно пел:
«О красный мир, где я вотще расцвел;
Прости навек; с обманутой душою
Я счастья ждал — мечтам конец;
Погибло все, умолкни, лира;
Скорей, скорей в обитель мира.
Бедный певец!
Что жизнь, когда в ней нет очарованья?
Блаженство знать, к нему лететь душой,
Но пропасть зреть меж ним и меж собой;
Желать всяк час и трепетать желанья…
О пристань горестных сердец,
Могила, верный путь к покою,
Когда же будет взят тобою
Бедный певец?»
И нет певца… его не слышно лиры…
Его следы исчезли в сих местах;
И скорбно все в долине, на холмах;
И все молчит… лишь тихие зефиры,
Колебля вянущий венец,
Порою веют над могилой,
И лира вторит им уныло:
Бедный певец!
Воейков, этот день для сердца незабвенный!
Здесь возвращение мое
Ты за год праздновал в родной друзей семье.
Как странник, в круг ее случаем заведенный,
Ты мыслил между нас минуту отдохнуть,
Потом опять идти в свой одинокий путь
С несовершившимся желаньем
И с темным счастья ожиданьем!
Но здесь тебе твое не дале рок сказал...
И Провидение здесь всем, что в жизни мило,
Тебя в душе твоей Светланы наградило!
Друг, благодарственный фиал
Незримому, Тому, кто нам не изменяет,
Который всюду спутник нам,
Который и самим бедам
Всегда во благо быть для нас повелевает!
Ему поверим мы! Ему от нас обет —
Украсить жизнию Его прекрасный свет!
И быть в кругу Его прекраснейших созданий,
Достойным всех Его святых благодеяний!
* * *
Вам, милая, наш друг-благотворитель,
От счастливых детей мольба в веселый час:
Вкушайте счастие беспечно между нас!
Покой ваш нашего спокойствия хранитель!
С доверием подайте руку нам,
И верным ваших чад сердцам
Себя с надеждой поручите;
Их на добро благословите,
А общий жребий свой — оставим небесам!
* * *
Друзья, в сей день был мой возврат!
Но он для нас и день разлуки;
На дружбу верную дадим друг другу руки!
Кто брат любовию, тот и в разлуке брат!
О, нет! Не может быть для дружбы расстоянья!
Вдали, как и вблизи, я буду вам родной,
А благодарные об вас воспоминанья
Возьму на самый край земной!
* * *
Вас, добрая сестра, на жизнь друг верный мой,
Всего, что здесь мое, со мною разделитель!
Вас брат ваш, долбинский минутный житель,
Благодарит растроганной душой
За те немногие мгновенья,
Которые при вас, в тиши уединенья,
Спокойно музам он и дружбе посвятил!
Что б рок ни присудил,
Но с долбинской моей семьею
Разлука самая меня не разлучит!
Она лишь дружеский союз наш утвердит!
* * *
Мой ангел, Ваничка, с невинной красотою,
С улыбкой милой на устах,
С слезами на глазах,
Боясь со мной разлуки,
Ко мне бросающийся в руки,
И Машенька, и мой угрюмый Петушок,
Мои друзья бесценны...
Могу ль когда забыть их ласки незабвенны!
О, будь же, долбинский мой уголок,
Спокоен, тих, храним святыми небесами!
Будь радость ясная ваш верный семьянин.
И чтоб из нас в сей жизни ни один
Не познакомился с бедами!
А если уж нельзя здесь горе не узнать,
Будь неизменная надежда вам подруга!
Чтоб вы при ней могли и горе забывать...
Что б ни было, не забывайте друга!..