В синем небе — розан пламенный:
Сердце вышито на знамени.
Впереди — без роду-племени
Знаменосец молодой.
В синем поле — цвет садовый:
Вот и дом ему, — другого
Нет у знаменосца дома.
Волоса его как лён.
Знаменосец, знаменосец!
Ты зачем врагу выносишь
В синем поле — красный цвет?
А как грудь ему проткнули —
Тут же в знамя завернули.
Сердце на-сердце пришлось.
Вот и дом ему. — Другого
Нет у знаменосца дома.
— «У вас в душе приливы и отливы!»
Ты сам сказал, ты это понял сам!
О, как же ты, не верящий часам,
Мог осудить меня за миг счастливый?
Что принесет грядущая минута?
Чей давний образ вынырнет из сна?
Веселый день, а завтра ночь грустна…
Как осуждать за что-то, почему-то?
О, как ты мог! О, мудрый, как могли вы
Сказать «враги» двум белым парусам?
Ведь знали вы… Ты это понял сам:
В моей душе приливы и отливы!
СережеОн после книги весь усталый,
Его пугает темнота…
Но это вздор! Его мечта —
Контрабандисты и кинжалы.На наши ровные места
Глядит в окно глазами серны.
Контрабандисты и таверны
Его любимая мечта.Он странно-дик, ему из школы
Не ждать похвального листа.
Что бедный лист, когда мечта —
Контрабандисты и пистолы! Что все мирское суета
Пусть говорит аббат сердитый, —
Контрабандисты и бандиты
Его единая мечта!
Сомкнутым строем —
Противу всех.
Дай же спокойно им
Спать во гробех.Ненависть, — чти
Смертную блажь!
Ненависть, спи:
Рядышком ляжь! В бранном их саване —
Сколько прорех!
Дай же им правыми
Быть во гробех.Враг — пока здрав,
Прав — как упал.
Мертвым — устав
Червь да шакал.Вместо глазниц —
Черные рвы.
Ненависть, ниц:
Сын — раз в крови! Собственным телом
Отдал за всех…
Дай же им белыми
Быть во гробех.22 февраля
Поздний свет тебя тревожит?
Не заботься, господин!
Я — бессонна. Спать не может
Кто хорош и кто один.
Нам бессонница не бремя,
Отродясь кипим в котле.
Так-то лучше. Будет время
Телу выспаться в земле.
Ни зевоты, ни ломоты,
Сын — уснул, а друг — придет.
Друг за матерью присмотрит,
Сына — Бог побережет.
Поделю ж, пока пригожа,
И пока одной невмочь, —
Бабью жизнь свою по-божьи:
Сыну — день, а другу — ночь.
Ах, с откровенного отвеса —
Вниз — чтобы в прах и в смоль!
Земной любови недовесок
Слезой солить — доколь?
Балкон. Сквозь соляные ливни
Смоль поцелуев злых.
И ненависти неизбывной
Вздох: выдышаться в стих!
Стиснутое в руке комочком —
Что́: сердце или рвань
Батистовая? Сим примочкам
Есть имя: — Иордань.
Да, ибо этот бой с любовью
Дик и жестокосерд.
Дабы с гранитного надбровья
Взмыв — выдышаться в смерть!
Здесь, меж вами: домами, деньгами, дымами
Дамами, Думами,
Не слюбившись с вами, не сбившись с вами,
Неким —
Шуманом пронося под полой весну:
Выше! из виду!
Соловьиным тремоло на весу —
Некий — избранный.
Боязливейший, ибо взяв на дыб —
Ноги лижете!
Заблудившийся между грыж и глыб
Бог в блудилище.
Лишний! Вышний! Выходец! Вызов! Ввысь
Не отвыкший… Виселиц
Не принявший… В рвани валют и виз
Беги — выходец.
Орел и архангел! Господень гром!
Не храм семиглавый, не царский дом
Да будет тебе гнездом.Нет, — Красная площадь, где весь народ!
И — Лобное место сравняв — в поход:
Птенцов — собирать — сирот.Народ обезглавлен и ждет главы.
Уж воздуху нету ни в чьей груди.
Архангел! — Орел! — Гряди! Не зарева рыщут, не вихрь встает,
Не радуга пышет с небес, — то Петр
Птенцам производит смотр.7 мая 1918,
третий день Пасхи
Литературная — не в ней
Суть, а вот — кровь пролейте!
Выходит каждые семь дней.
Ушедший — раз в столетье
Приходит. Сбит передовой
Боец. Каких, столица,
Еще тебе вестей, какой
Еще — передовицы?
Ведь это, милые, у нас,
Черновец — милюковцу:
«Владимир Маяковский? Да-с.
Бас, говорят, и в кофте
Ходил»…
Эх кровь-твоя-кровца!
Как с новью примириться,
Раз первого ее бойца
Кровь — на второй странице
(Известий.)
Когда-нибудь, прелестное созданье,
Я стану для тебя воспоминаньем.
Там, в памяти твоей голубоокой,
Затерянным — так далеко-далёко.
Забудешь ты мой профиль горбоносый,
И лоб в апофеозе папиросы,
И вечный смех мой, коим всех морочу,
И сотню — на руке моей рабочей —
Серебряных перстней, — чердак-каюту,
Моих бумаг божественную смуту…
Как в страшный год, возвышены Бедою,
Ты — маленькой была, я — молодою.
Жди вопроса, придумывай числа…
Если думать — то где же игра?
Даже кукла нахмурилась кисло…
Спать пора!
В зале страшно: там ведьмы и черти
Появляются все вечера.
Папа болен, мама в концерте…
Спать пора!
Братец шубу надел наизнанку,
Рукавицы надела сестра,
— Но устанешь пугать гувернантку…
Спать пора!
Ах, без мамы ни в чём нету смысла!
Приуныла в углах детвора,
Даже кукла нахмурилась кисло…
Спать пора!
О слезы на глазах!
Плач гнева и любви!
О Чехия в слезах!
Испания в крови! О черная гора,
Затмившая — весь свет!
Пора — пора — пора
Творцу вернуть билет.Отказываюсь — быть.
В Бедламе нелюдей
Отказываюсь — жить.
С волками площадейОтказываюсь — выть.
С акулами равнин
Отказываюсь плыть —
Вниз — по теченью спин.Не надо мне ни дыр
Ушных, ни вещих глаз.
На твой безумный мир
Ответ один — отказ.15 марта — 11 мая
По-небывалому:
В первый раз!
Не целовала
И не клялась.По-небывалому:
Дар и милость.
Не отстраняла
И не клонилась.А у протаянного окна —
Это другая была —
Она. . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . .
Не заклинай меня!
Не клялась.Если и строила —
Дом тот сломлен.
С этой другою
Родства не помню. . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . .
Не окликай меня, —
Безоглядна.Январь
Над синевою подмосковных рощ
Накрапывает колокольный дождь.
Бредут слепцы калужскою дорогой, —
Калужской — песенной — прекрасной, и она
Смывает и смывает имена
Смиренных странников, во тьме поющих Бога.
И думаю: когда-нибудь и я,
Устав от вас, враги, от вас, друзья,
И от уступчивости речи русской, —
Одену крест серебряный на грудь,
Перекрещусь, и тихо тронусь в путь
По старой по дороге по калужской.
Поступью сановнически-гордой
Прохожу сквозь строй простонародья.
На груди — ценою в три угодья —
Господом пожалованный орден.Нынче праздник слуг нелицемерных:
Целый дождь — в подхваченные полы!
Это Царь с небесного престола
Орденами оделяет — верных.Руки прочь, народ! Моя — добыча!
И сияет на груди суровой
Страстный знак Величья и Отличья,
Орден Льва и Солнца — лист кленовый.8 октября 1918
Сергиев день
Разлетелось в серебряные дребезги
Зеркало, и в нем — взгляд.
Лебеди мои, лебеди
Сегодня домой летят!
Из облачной выси выпало
Мне прямо на грудь — перо.
Я сегодня во сне рассыпала
Мелкое серебро.
Серебряный клич — звонок.
Серебряно мне — петь!
Мой выкормыш! Лебеденок!
Хорошо ли тебе лететь?
Пойду и не скажусь
Ни матери, ни сродникам.
Пойду и встану в церкви,
И помолюсь угодникам
О лебеде молоденьком.
Ты этого хотел. — Так. — Аллилуйя.
Я руку, бьющую меня, целую.
В грудь оттолкнувшую — к груди тяну,
Чтоб, удивясь, прослушал — тишину.
И чтоб потом, с улыбкой равнодушной:
— Мое дитя становится послушным!
Не первый день, а многие века
Уже тяну тебя к груди, рука
Монашеская — хладная до жара! —
Рука — о Элоиза! — Абеляра.
В гром кафедральный — дабы насмерть бить! —
Ты, белой молнией взлетевший бич!
Сереже
1
В небо ручонками тянется,
Строит в песке купола…
Нежно вечерняя странница
В небо его позвала.
Пусть на земле увядание,
Над колыбелькою крест!
Мальчик ушел на свидание
С самою нежной из звезд.
2
Ах, недаром лучше хлеба
Жадным глазкам балаган.
Темнокудрый мальчуган,
Он недаром смотрит в небо!
По душе ему курган,
Воля, поле, даль без меры…
Он рожден в лучах Венеры,
Голубой звезды цыган.
«Полюбился ландыш белый
Одинокой резеде.
Что зеваешь?» — «Надоело!»
«Где болит?» — «Нигде!»
«Забавлял ее на грядке
Болтовнею красный мак.
Что надулся?» — «Ландыш гадкий!»
«Почему?» — «Да так!»
«Видно счастье в этом маке,
Быть у красного в плену!..
Что смеешься?» — «Волен всякий!»
«Баловник!» — «Да ну?»
«Полюбился он невольно
Одинокой резеде.
Что вздыхаешь?» — «Мама, больно!»
«Где болит?» — «Везде!»
Как настигаемый олень
Летит перо.
О. . . . . . . . .
И как хитро! Их сонмы гонятся за мной, —
Чумная масть!
Все дети матери одной,
Чье имя — страсть.Олень, олень Золоторог,
Беда близка!
То в свой звонкоголосый рог
Трубит тоска… По зарослям словесных чащ
Спасайся, Царь!
То своры дых кровокипящ, —
То Ревность-Псарь! Все громче, громче об ребро
Сердечный стук…
И тихо валится перо
Из смуглых рук…30 апреля