По холмам — круглым и смуглым,
Под лучом — сильным и пыльным,
Сапожком — робким и кротким —
За плащом — рдяным и рваным.
По пескам — жадным и ржавым,
Под лучом — жгучим и пьющим,
Сапожком — робким и кротким —
За плащом — следом и следом.
По волнам — лютым и вздутым,
Под лучом — гневным и древним,
Сапожком — робким и кротким —
За плащом — лгущим и лгущим.
Ночи без любимого — и ночи
С нелюбимым, и большие звёзды
Над горячей головой, и руки,
Простирающиеся к Тому —
Кто от века не был — и не будет,
Кто не может быть — и должен быть.
И слеза ребёнка по герою,
И слеза героя по ребёнку,
И большие каменные горы
На груди того, кто должен — вниз…
Знаю всё, что было, всё, что будет,
Знаю всю глухонемую тайну,
Что на тёмном, на косноязычном
Языке людском зовётся — Жизнь.
Доблесть и девственность! — Сей союз
Древен и дивен, как Смерть и Слава.
Красною кровью своей клянусь
И головою своей кудрявой —
Ноши не будет у этих плеч,
Кроме божественной ноши — Мира!
Нежную руку кладу на меч:
На лебединую шею Лиры.
Здесь, меж вами: домами, деньгами, дымами
Дамами, Думами,
Не слюбившись с вами, не сбившись с вами,
Неким —
Шуманом пронося под полой весну:
Выше! из виду!
Соловьиным тремоло на весу —
Некий — избранный.
Боязливейший, ибо взяв на дыб —
Ноги лижете!
Заблудившийся между грыж и глыб
Бог в блудилище.
Лишний! Вышний! Выходец! Вызов! Ввысь
Не отвыкший… Виселиц
Не принявший… В рвани валют и виз
Беги — выходец.
1
Ты обо мне не думай никогда!
(На — вязчива!)
Ты обо мне подумай: провода:
Даль — длящие.
Ты на меня не жалуйся, что жаль…
Всех слаще мол…
Лишь об одном пожалуйста: педаль:
Боль — длящая.
2
Ла — донь в ладонь:
— За — чем рождён?
— Не — жаль: изволь:
Длить — даль — и боль.
3
Проводами продлённая даль…
Даль и боль, это та же ладонь
Отрывающаяся — доколь?
Даль и боль, это та же юдоль.
В некой разлинованности нотной
Нежась наподобие простынь —
Железнодорожные полотна,
Рельсовая режущая синь!
Пушкинское: сколько их, куда их
Гонит! (Миновало — не поют!)
Это уезжают-покидают,
Это остывают-отстают.
Это — остаются. Боль как нота
Высящаяся… Поверх любви
Высящаяся… Женою Лота
Насыпью застывшие столбы…
Час, когда отчаяньем как свахой
Простыни разостланы. — Твоя! —
И обезголосившая Сафо
Плачет как последняя швея.
Плач безропотности! Плач болотной
Цапли, знающей уже… Глубок
Железнодорожные полотна
Ножницами режущий гудок.
Растекись напрасною зарёю
Красное напрасное пятно!
…Молодые женщины порою
Льстятся на такое полотно.
Ты помнишь? Розовый закат
Ласкал дрожащие листы,
Кидая луч на темный скат
И темные кресты.
Лилось заката торжество,
Смывая боль и тайный грех,
На тельце нежное Того,
Кто распят был за всех.
Закат погас; в последний раз
Блеснуло золото кудрей,
И так светло взглянул на нас
Малютка Назарей.
Мой друг, незнанием томим,
Ты вдаль шагов не устреми:
Там правды нет! Будь вечно с Ним
И с нежными детьми.
И, если сны тебе велят
Идти к «безвестной красоте»,
Ты вспомни безответный взгляд
Ребенка на кресте.
Гамлетом — перетянутым — натуго,
В нимбе разуверенья и знания,
Бледный — до последнего атома…
(Год тысяча который — издания?)
Наглостью и пустотой — не тронете!
(Отроческие чердачные залежи!)
Некоей тяжеловесной хроникой
Вы на этой груди — лежали уже!
Девственник! Женоненавистник! Вздорную
Нежить предпочедший!.. Думали ль
Раз хотя бы о том — чтó сорвано
В маленьком цветнике безумия…
Розы?.. Но ведь это же — тссс! — Будущность!
Рвём — и новые растут! Предали ль
Розы хотя бы раз? Любящих —
Розы хотя бы раз? — Убыли ль?
Выполнив (проблагоухав!) тонете…
— Не было! — Но встанем в памяти
В час, когда над ручьёвой хроникой
Гамлетом — перетянутым — встанете…
Героини испанских преданий
Умирали, любя,
Без укоров, без слёз, без рыданий.
Мы же детски боимся страданий
И умеем лишь плакать, любя.
Пышность замков, разгульность охоты,
Испытанья тюрьмы, —
Всё нас манит, но спросят нас: «Кто ты?»
Мы согнать не сумеем дремоты
И сказать не сумеем, кто мы.
Мы все книги подряд, все напевы!
Потому на заре
Детский грех непонятен нам Евы.
Потому, как испанские девы,
Мы не гибнем, любя, на костре.
Над ними древность простирает длани,
Им светит рок сияньем вещих глаз,
Их каждый миг — мучительный экстаз.
Вы перед ними — щепки в океане!
Для них любовь — минутный луч в тумане,
Единый свет немеркнущий — для вас.
Вы лишь в любви таинственно-богаты,
В ней все: пожар и голубые льды,
Последний луч и первый луч звезды,
Все ручейки, все травы, все закаты!..
— Над ними лик склоняется Гекаты,
Им лунной Греции цветут сады…
Они покой находят в Гераклите,
Орфея тень им зажигает взор…
А что у вас? Один венчальный флер!
Вяжите крепче золотые нити
И каждый миг молитвенно стелите
Свою любовь, как маленький ковер!
Возвращение в жизнь — не обман, не измена.
Пусть твердим мы: «Твоя, вся твоя!» чуть дыша,
Все же сердце вернется из плена,
И вернется душа.
Эти речи в бреду не обманны, не лживы,
(Разве может солгать, — ошибается бред!)
Но проходят недели, — мы живы,
Забывая обет.
В этот миг расставанья мучительно-скорый
Нам казалось: на солнце навек пелена,
Нам казалось: подвинутся горы,
И погаснет луна.
В этот горестный миг — на печаль или радость —
Мы и душу и сердце, мы все отдаем,
Прозревая великую сладость
В отрешенье своем.
К утешителю-сну простираются руки,
Мы томительно спим от зари до зари…
Но за дверью знакомые звуки:
«Мы пришли, отвори!»
В этот миг, улыбаясь раздвинутым стенам,
Мы кидаемся в жизнь, облегченно дыша.
Наше сердце смеется над пленом,
И смеется душа!
Ладони! (Справочник
Юнцам и девам).
Целуют правую,
Читают в левой.
В полночный заговор
Вступивший — ведай:
Являют правою,
Скрывают левой.
Сивилла — левая:
Вдали от славы.
Быть неким Сцеволой
Довольно — правой.
А всё же в ненависти
Час разверстый
Мы миру левую
Даем — от сердца!
А все же, праведным
Объевшись гневом,
Рукою правою
Мы жилы — левой!
Водопадами занавеса, как пеной —
Хвоей — пламенем — прошумя.
Нету тайны у занавеса от сцены:
(Сцена — ты, занавес — я).
Сновиденными зарослями (в высоком
Зале — оторопь разлилась)
Я скрываю героя в борьбе с Роком,
Место действия — и — час.
Водопадными радугами, обвалом
Лавра (вверился же! знал!)
Я тебя загораживаю от зала,
(Завораживаю — зал!)
Тайна занавеса! Сновиденным лесом
Сонных снадобий, трав, зёрн…
(За уже содрогающейся завесой
Ход трагедии — как — шторм!)
Ложи, в слезы! В набат, ярус!
Срок, исполнься! Герой, будь!
Ходит занавес — как — парус,
Ходит занавес — как — грудь.
Из последнего сердца тебя, о недра,
Загораживаю. — Взрыв!
Над ужа́ — ленною — Федрой
Взвился занавес — как — гриф.
Нате! Рвите! Глядите! Течет, не так ли?
Заготавливайте — чан!
Я державную рану отдам до капли!
(Зритель бел, занавес рдян).
И тогда, сострадательным покрывалом
Долу, знаменем прошумя.
Нету тайны у занавеса — от зала.
(Зала — жизнь, занавес — я).
Вот: слышится — а слов не слышу,
Вот: близится — и тьмится вдруг…
Но знаю, с поля — или свыше —
Тот звук — из сердца ли тот звук…
— Вперёд на огненные муки! —
В волнах овечьего руна
Я к небу воздеваю руки —
Как — древле — девушка одна…
Конь — хром,
Меч — ржав.
Кто — сей?
Вождь толп.
Шаг — час,
Вздох — век,
Взор — вниз.
Все — там.
Враг. — Друг.
Терн. — Лавр.
Всё — сон…
— Он. — Конь.
Конь — хром.
Меч — ржав.
Плащ — стар.
Стан — прям.
Раскалена, как смоль:
Дважды не вынести!
Брат, но с какой-то столь
Странною примесью
Смуты… (Откуда звук
Ветки откромсанной?)
Брат, заходящий вдруг
Столькими солнцами!
Брат без других сестер:
Напрочь присвоенный!
По гробовой костер —
Брат, но с условием:
Вместе и в рай и в ад!
Раной — как розаном
Соупиваться! (Брат,
Адом дарованный!)
Брат! Оглянись в века:
Не было крепче той
Спайки. Назад — река…
Снова прошепчется
Где-то, вдоль звезд и шпал,
— Настежь, без третьего! —
Что по ночам шептал
Цезарь — Лукреции.
От руки моей не взыгрывал,
На груди моей не всплакивал…
Непреложней и незыблемей
Опрокинутого факела:
Над душой моей в изглавии,
Над страдой моей в изножии
(От руки моей не вздрагивал, —
Не твоей рукой низложена)
Азраил! В ночах без месяца
И без звезд дороги скошены.
В этот час тяжело-весящий
Я тебе не буду ношею…
Азраил? В ночах без выхода
И без звезд: личины сорваны!
В этот час тяжело-дышащий
Я тебе не буду прорвою…
А потом перстом как факелом
Напиши в рассветных серостях
О жене, что назвала тебя
Азраилом вместо — Эроса.
Уравнены: как да и нет,
Как чёрный цвет — и белый цвет.
Как в творческий громовый час:
С громадою Кремля — Кавказ.
Не путал здесь — земной аршин.
Все равные — дети вершин.
Равняться в низости своей —
Забота черни и червей.
В час благодатный громовой
Все горы — братья меж собой!
Так, всем законам вопреки,
Сцепились наши две руки.
* * *
И оттого что оком — жёлт,
Ты мне орёл — цыган — и волк.
Цыган в мешке меня унёс,
Орёл на вышний на утёс
Восхи́тил от страды мучной.
— А волк у ног лежит ручной.
Под занавесом дождя
От глаз равнодушных кроясь,
— О завтра мое! — тебя
Выглядываю — как поезд
Выглядывает бомбист
С еще-сотрясеньем взрыва
В руке… (Не одних убийств
Бежим, зарываясь в гриву
Дождя!) Не расправы страх,
Не… — Но облака! но звоны!
То Завтра на всех парах
Проносится вдоль перрона
Пропавшего… Бог! Благой!
Бог! И в дымовую опушь —
Как о́б стену… (Под ногой
Подножка — или ни ног уж,
Ни рук?) Верстовая снасть
Столба… Фонари из бреда…
О нет, не любовь, не страсть,
Ты поезд, которым еду
В Бессмертье…
Могла бы — взяла бы
В утробу пещеры:
В пещеру дракона,
В трущобу пантеры.
В пантерины — лапы —
— Могла бы — взяла бы.
Природы — на лоно, природы — на ложе.
Могла бы — свою же пантерину кожу
Сняла бы…
— Сдала бы трущобе — в учёбу!
В кустову, в хвощёву, в ручьёву, в плющёву, —
Туда, где в дремоте, и в смуте, и в мраке,
Сплетаются ветви на вечные браки…
Туда, где в граните, и в лыке, и в млеке,
Сплетаются руки на вечные веки —
Как ветви — и реки…
В пещеру без света, в трущобу без следу.
В листве бы, в плюще бы, в плюще — как в плаще бы…
Ни белого света, ни чёрного хлеба:
В росе бы, в листве бы, в листве — как в родстве бы…
Чтоб в дверь — не стучалось,
В окно — не кричалось,
Чтоб впредь — не случалось,
Чтоб — ввек не кончалось!
Но мало — пещеры,
И мало — трущобы!
Могла бы — взяла бы
В пещеру — утробы.
Могла бы —
Взяла бы.
Идешь, на меня похожий,
Глаза устремляя вниз.
Я их опускала — тоже!
Прохожий, остановись!
Прочти — слепоты куриной
И маков набрав букет,
Что звали меня Мариной,
И сколько мне было лет.
Не думай, что здесь — могила,
Что я появлюсь, грозя…
Я слишком сама любила
Смеяться, когда нельзя!
И кровь приливала к коже,
И кудри мои вились…
Я тоже была, прохожий!
Прохожий, остановись!
Сорви себе стебель дикий
И ягоду ему вслед, —
Кладбищенской земляники
Крупнее и слаще нет.
Но только не стой угрюмо,
Главу опустив на грудь,
Легко обо мне подумай,
Легко обо мне забудь.
Как луч тебя освещает!
Ты весь в золотой пыли…
— И пусть тебя не смущает
Мой голос из-под земли.
Автор Райнер Мария Рильке
Перевод Марины Цветаевой
Кто нам сказал, что всё исчезает?
Птицы, которую ты ранил,
Кто знает? — не останется ли её полёт?
И, может быть, стебли объятий
Переживают нас, свою почву.
Длится не жест,
Но жест облекает вас в латы,
Золотые — от груди до колен.
И так чиста была битва,
Что ангел несёт её в след.
На льдине —
Любимый,
На мине —
Любимый,
На льдине, в Гвиане, в Геенне — любимый.
В коросте — желанный,
С погоста — желанный:
Будь гостем! — лишь зубы да кости — желанный!
Тоской подколенной
До тьмы провале́нной
Последнею схваткою чрева — жаленный.
И нет такой ямы, и нет такой бездны —
Любимый! желанный! жаленный! болезный!
«Двух станов не боец, а только гость случайный…»
Двух станов не боец, а — если гость случайный —
То гость — как в глотке кость, гость —
как в подметке гвоздь.
Была мне голова дана — по ней стучали
В два молота: одних — корысть и прочих — злость.
Вы с этой головы — к создателеву чуду
Терпение мое, рабочее, прибавь —
Вы с этой головы — что требовали? — Блуда!
Дивяся на ответ упорный: обезглавь.
Вы с этой головы, уравненной — как гряды
Гор, вписанной в вершин божественный чертеж,
Вы с этой головы — что требовали? — Ряда.
Дивяся на ответ (безмолвный): обезножь!
Вы с этой головы, настроенной — как лира:
На самый высший лад: лирический…
— Нет, стой!
Два строя: Домострой — и Днепрострой — на выбор!
Дивяся на ответ безумный: — Лиры — строй.
И с этой головы, с лба — серого гранита,
Вы требовали: нас — люби! тех — ненавидь!
Не все ли ей равно — с какого боку битой,
С какого профиля души — глушимой быть?
Бывают времена, когда голов — не надо.
Но слово низводить до свеклы кормовой —
Честнее с головой Орфеевой — менады!
Иродиада с Иоанна головой!
— Ты царь: живи один… (Но у царей — наложниц
Минута.) Бог — один. Тот — в пустоте небес.
Двух станов не боец: судья — истец — заложник —
Двух — противубоец! Дух — противубоец.
О поэте не подумал
Век — и мне не до него.
Бог с ним, с громом. Бог с ним, с шумом
Времени не моего!
Если веку не до предков —
Не до правнуков мне: стад.
Век мой — яд мой, век мой — вред мой,
Век мой — враг мой, век мой — ад.
Ветхозаветная тишина,
Сирой полыни крестик.
Похоронили поэта на
Самом высоком месте.
Так и во гробе ещё — подъём
Он даровал — несущим.
…Стало быть, именно на своём
Месте, ему присущем.
Выше которого только вздох,
Мой из моей неволи.
Выше которого — только Бог!
Бог — и ни вещи боле.
Всечеловека среди высот
Вечных при каждом строе.
Как подобает поэта — под
Небом и над землёю.
После России, где меньше он
Был, чем последний смазчик —
Равным в ряду — всех из ряда вон
Равенства — выходящих.
В гор ряду, в зорь ряду, в гнёзд ряду,
Орльих, по всем утёсам.
На пятьдесят, хоть, восьмом году —
Стал рядовым, был способ!
Уединённый вошедший в круг —
Горе? — Нет, радость в доме!
На́ сорок вёрст высоты вокруг —
Солнечного да кроме
Лунного — ни одного лица,
Ибо соседей — нету.
Место откуплено до конца
Памяти и планеты.
Тише, хвала!
Дверью не хлопать,
Слава!
Стола
Угол — и локоть.
Сутолочь, стоп!
Сердце, уймись!
Локоть — и лоб.
Локоть — и мысль.
Юность — любить,
Старость — погреться:
Некогда — быть,
Некуда деться.
Хоть бы закут —
Только без прочих!
Краны — текут,
Стулья — грохочут,
Рты говорят:
Кашей во рту
Благодарят
«За красоту».
Знали бы вы,
Ближний и дальний,
Как головы
Собственной жаль мне —
Бога в орде!
Степь — каземат —
Рай — это где
Не говорят!
Юбочник — скот —
Лавочник — частность!
Богом мне — тот
Будет, кто даст мне
— Не времени́!
Дни сочтены! —
Для тишины —
Четыре стены.
В седину — висок,
В колею — солдат,
— Небо! — морем в тебя окрашиваюсь.
Как на каждый слог —
Что на тайный взгляд
Оборачиваюсь,
Охорашиваюсь.
В перестрелку — скиф,
В христопляску — хлыст,
— Море! — небом в тебя отваживаюсь.
Как на каждый стих —
Что на тайный свист
Останавливаюсь,
Настораживаюсь.
В каждой строчке: стой!
В каждой точке — клад.
— Око! — светом в тебя расслаиваюсь,
Расхожусь. Тоской
На гитарный лад
Перестраиваюсь,
Перекраиваюсь.
Не в пуху — в пере
Лебедином — брак!
Браки розные есть, разные есть!
Как на знак тире —
Что на тайный знак
Брови вздрагивают —
Заподазриваешь?
Не в чаю спитом
Славы — дух мой креп.
И казна моя — немалая есть!
Под твоим перстом
Что Господень хлеб
Перемалываюсь,
Переламываюсь.
Живу — не трогаю.
Горы не срыть.
Спроси безногого,
Ответит: жить.
Не наша — Богова
Гора — Еговова!
Котёл да логово, —
Живём без многого.
Терпеливо, как щебень бьют,
Терпеливо, как смерти ждут,
Терпеливо, как вести зреют,
Терпеливо, как месть лелеют —
Буду ждать тебя (пальцы в жгут —
Так Монархини ждет наложник)
Терпеливо, как рифмы ждут,
Терпеливо, как руки гложут.
Буду ждать тебя (в землю — взгляд,
Зубы в губы. Столбняк. Булыжник).
Терпеливо, как негу длят,
Терпеливо, как бисер нижут.
Скрип полозьев, ответный скрип
Двери: рокот ветров таежных.
Высочайший пришел рескрипт:
— Смена царства и въезд вельможе.
И домой:
В неземной —
Да мой.
Строительница струн — приструню
И эту. Обожди
Расстраиваться! (В сем июне
Ты плачешь, ты — дожди!)
И если гром у нас — на крышах,
Дождь — в доме, ливень — сплошь —
Так это ты письмо мне пишешь,
Которого не шлёшь.
Ты дробью голосов ручьёвых
Мозг бороздишь, как стих.
(Вместительнейший из почтовых
Ящиков — не вместит!)
Ты, лбом обозревая дали,
Вдруг по хлебам — как цеп
Серебряный… (Прервать нельзя ли?
Дитя! Загубишь хлеб!)
Бледно — лицый
Страж над плеском века —
Рыцарь, рыцарь,
Стерегущий реку.
(О найду ль в ней
Мир от губ и рук?!)
Ка — ра — ульный
На посту разлук.
Клятвы, кольца…
Да, но камнем в реку
Нас-то — сколько
За четыре века!
В воду пропуск
Вольный. Розам — цвесть!
Бросил — брошусь!
Вот тебе и месть!
Не устанем
Мы — доколе страсть есть!
Мстить мостами.
Широко расправьтесь,
Крылья! В тину,
В пену — как в парчу!
Мосто — вины
Нынче не плачу!
— «С рокового мосту
Вниз — отважься!»
Я тебе по росту,
Рыцарь пражский.
Сласть ли, грусть ли
В ней — тебе видней,
Рыцарь, стерегущий
Реку — дней.
Никогда не узнаешь, что жгу, что трачу
— Сердец перебой —
На груди твоей нежной, пустой, горячей,
Гордец дорогой.
Никогда не узнаешь, каких не-наших
Бурь — следы сцеловал!
Не гора, не овраг, не стена, не насыпь:
Души перевал.
О, не вслушивайся! Болевого бреда
Ртуть… Ручьёвая речь…
Прав, что слепо берешь. От такой победы
Руки могут — от плеч!
О, не вглядывайся! Под листвой падучей
Сами — листьями мчим!
Прав, что слепо берешь. Это только тучи
Мчат за ливнем косым.
Ляг — и лягу. И благо. О, всё на благо!
Как тела на войне —
В лад и в ряд. (Говорят, что на дне оврага,
Может — неба на дне!)
В этом бешеном беге дерев бессонных
Кто-то на смерть разбит.
Что победа твоя — пораженье сонмов,
Знаешь, юный Давид?
Кто-то едет — к смертной победе
У деревьев — жесты трагедий.
Иудеи — жертвенный танец!
У деревьев — трепеты таинств.
Это — заговор против века:
Веса, счёта, времени, дроби.
Се — разодранная завеса:
У деревьев — жесты надгробий…
Кто-то едет. Небо — как въезд.
У деревьев — жесты торжеств.
Каким наитием,
Какими истинами,
О чем шумите вы,
Разливы лиственные?
Какой неистовой
Сивиллы таинствами —
О чем шумите вы,
О чем беспамятствуете?
Что в вашем веяньи?
Но знаю — лечите
Обиду Времени —
Прохладой Вечности.
Но юным гением
Восстав — порочите
Ложь лицезрения
Перстом заочности.
Чтоб вновь, как некогда,
Земля — казалась нам.
Чтобы под веками
Свершались замыслы.
Чтобы монетами
Чудес — не чваниться!
Чтобы под веками
Свершались таинства!
И прочь от прочности!
И прочь от срочности!
В поток! — В пророчества
Речами косвенными…
Листва ли — листьями?
Сивилла ль — выстонала?
…Лавины лиственные,
Руины лиственные…