— «Слова твои льются, участьем согреты,
Но темные взгляды в былом».
— «Не правда ли, милый, так смотрят портреты,
Задетые белым крылом?»
— «Слова твои — струи, вскипают и льются,
Но нежные губы в тоске».
— «Не правда ли, милый, так дети смеются
Пред львами на красном песке?»
— «Слова твои — песни, в них вызов и силы,
Ты снова, как прежде, бодра»…
— «Так дети бодрятся, не правда ли, милый,
Которым в кроватку пора?»
В небе — вечер, в небе — тучки,
В зимнем сумраке бульвар.
Наша девочка устала,
Улыбаться перестала.
Держат маленькие ручки
Синий шар.
Бедным пальчикам неловко:
Синий шар стремится вдаль.
Не дается счастье даром!
Сколько муки с этим шаром!
Миг — и выскользнет веревка.
Что останется? Печаль.
Утомились наши ручки,
— В зимнем сумраке бульвар.
Наша детка побежала,
Ручки сонные разжала…
Мчится в розовые тучки
Синий шар.
День угасший
Нам порознь нынче гас.
Это жестокий час —
Для Вас же.Время — совье,
Пусть птенчика прячет мать.
Рано Вам начинать
С любовью.Помню первый
Ваш шаг в мой недобрый дом, —
С пряничным петухом
И вербой.Отрок чахлый,
Вы жимолостью в лесах,
Облаком в небесах —
Вы пахли! На коленях
Снищу ли прощенья за
Слезы в твоих глазах
Оленьих.Милый сверстник,
Еще в Вас душа — жива!
Я же люблю слова
И перстни.18 декабря 1915
Новый месяц встал над лугом,
Над росистою межой.
Милый, дальний и чужой,
Приходи, ты будешь другом.
Днем — скрываю, днем — молчу.
Месяц в небе, — нету мочи!
В эти месячные ночи
Рвусь к любимому плечу.
Не спрошу себя: «Кто ж он?»
Все расскажут — твои губы!
Только днем объятья грубы,
Только днем порыв смешон.
Днем, томима гордым бесом,
Лгу с улыбкой на устах.
Ночью ж… Милый, дальний… Ах!
Лунный серп уже над лесом!
С Новым Годом, Лебединый стан!
Славные обломки!
С Новым Годом — по чужим местам —
Воины с котомкой!
С пеной у рта пляшет, не догнав,
Красная погоня!
С Новым Годом — битая — в бегах
Родина с ладонью!
Приклонись к земле — и вся земля
Песнею заздравной.
Это, Игорь, — Русь через моря
Плачет Ярославной.
Томным стоном утомляет грусть:
— Брат мой! — Князь мой! — Сын мой!
— С Новым Годом, молодая Русь
За морем за синим!
И поплыл себе — Моисей в корзине! —
Через белый свет.
Кто же думает о каком-то сыне
В восемнадцать лет! С юной матерью из чужого края
Ты покончил счет,
Не узнав, какая тебе, какая
Красота растет.Раззолоченной роковой актрисе —
Не до тех речей!
А той самой ночи — уже пять тысяч
И пятьсот ночей.И не знаешь ты, и никто не знает,
— Бог один за всех! —
По каким сейчас площадям гуляет
Твой прекрасный грех! 26 август 1916
С этой горы, как с крыши
Мира, где в небо спуск.
Друг, я люблю тебя свыше
Мер — и чувств.
От очевидцев скрою
В тучу! С золою съем.
…С этой горы, как с Трои
Красных — стен.
Страсти: хвала убитым,
Сущим — срам.
Так же смотрел на битву
Царь-Приам.
Рухнули у — стои:
Зарево? Кровь? Нимб?
Так же смотрел на Трою
Весь О — лимп.
Нет, из прохладной ниши
Дева, воздевши длань…
Друг, я люблю тебя свыше.
Слышь — и — встань.
— Москва! — Какой огромный
Странноприимный дом!
Всяк на Руси — бездомный.
Мы все к тебе придём.
Клеймо позорит плечи,
За голенищем нож.
Издалека-далече
Ты всё же позовёшь.
На каторжные клейма,
На всякую болесть —
Младенец Пантелеймон
У нас, целитель, есть.
А вон за тою дверцей,
Куда народ валит, —
Там Иверское сердце
Червонное горит.
И льётся аллилуйя
На смуглые поля.
Я в грудь тебя целую,
Московская земля!
Две руки, легко опущенные
На младенческую голову!
Были — по одной на каждую —
Две головки мне дарованы.
Но обеими — зажатыми —
Яростными — как могла! —
Старшую у тьмы выхватывая —
Младшей не уберегла.
Две руки — ласкать-разглаживать
Нежные головки пышные.
Две руки — и вот одна из них
За ночь оказалась лишняя.
Светлая — на шейке тоненькой —
Одуванчик на стебле!
Мной ещё совсем не понято,
Что дитя моё в земле.
Только в очи мы взглянули — без остатка,
Только голос наш до вопля вознесен —
Как на горло нам — железная перчатка
Опускается — по имени — закон.
Слезы в очи загоняет, воды —
В берега, проклятие — в уста.
И стремит железная свобода
Вольнодумца с нового моста.
И на грудь, где наши рокоты и стоны,
Опускается железное крыло.
Только в обруче огромного закона
Мне просторно — мне спокойно — мне светло.25 августа 1917
Бежит тропинка с бугорка,
Как бы под детскими ногами,
Все так же сонными лугами
Лениво движется Ока;
Колокола звонят в тени,
Спешат удары за ударом,
И все поют о добром, старом,
О детском времени они.
О, дни, где утро было рай
И полдень рай и все закаты!
Где были шпагами лопаты
И замком царственным сарай.
Куда ушли, в какую даль вы?
Что между нами пролегло?
Все так же сонно-тяжело
Качаются на клумбах мальвы…
А всему предпочла
Нежный воздух садовый.
В монастырском саду,
Где монашки и вдовы,
— И монашка, и мать —
В добровольной опале,
Познаю благодать
Тишины и печали.
Благодать ремесла,
Прелесть твёрдой основы
— Посему предпочла
Нежный воздух садовый.
В неизвестном году
Ляжет строго и прямо
В монастырском саду —
Многих рыцарей — Дама,
Что казне короля
И глазам Казановы —
Что всему предпочла
Нежный воздух садовый!
Тридцатая годовщина
Союза — верней любви.
Я знаю твои морщины,
Как знаешь и ты — мои,
Которых — не ты ли — автор?
Съедавший за дестью десть,
Учивший, что нету — завтра,
Что только сегодня — есть.
И деньги, и письма с почты —
Стол — сбрасывавший — в поток!
Твердивший, что каждой строчки
Сегодня — последний срок.
Грозивший, что счетом ложек
Создателю не воздашь,
Что завтра меня положат —
Дурищу — да на тебя ж!
Ты мне нравишься: ты так молода,
Что в полмесяца не спишь и полночи,
Что на карте знаешь те города,
Где глядели тебе вслед чьи-то очи.
Что за книгой книгу пишешь, но книг
Не читаешь, умилённо поникши,
Что сам Бог тебе — меньшой ученик,
Что же Кант, что же Шеллинг, что же Ницше?
Что весь мир тебе — твоё озорство,
Что наш мир, он до тебя просто не был,
И что не было и нет ничего
Над твоей головой — кроме неба.
Меж великанов-соседей, как гномик
Он удивлялся всему.
Маленький розовый домик,
Чем он мешал и кому?
Чуть потемнеет, в закрытые ставни
Тихо стучит волшебство.
Домик смиренный и давний,
Чем ты смутил и кого?
Там засмеются, мы смеху ответим.
Фея откроет Эдем…
Домик, понятный лишь детям,
Чем ты грешил, перед кем?
Лучшие радости с ним погребли мы
Феи нырнули во тьму…
Маленький домик любимый,
Чем ты мешал и кому?
Ночи без любимого — и ночи
С нелюбимым, и большие звёзды
Над горячей головой, и руки,
Простирающиеся к Тому —
Кто от века не был — и не будет,
Кто не может быть — и должен быть.
И слеза ребёнка по герою,
И слеза героя по ребёнку,
И большие каменные горы
На груди того, кто должен — вниз…
Знаю всё, что было, всё, что будет,
Знаю всю глухонемую тайну,
Что на тёмном, на косноязычном
Языке людском зовётся — Жизнь.
Я расскажу тебе — про великий обман:
Я расскажу тебе, как ниспадает туман
На молодые деревья, на старые пни.
Я расскажу тебе, как погасают огни
В низких домах, как — пришелец египетских стран —
В узкую дудку под деревом дует цыган.
Я расскажу тебе — про великую ложь:
Я расскажу тебе, как зажимается нож
В узкой руке, — как вздымаются ветром веков
Кудри у юных — и бороды у стариков.
Рокот веков.
Топот подков.
Справа, справа — баран круторогий!
И сильны мои ноги.
Пожелайте мне доброй дороги,
Богини и боги! Слажу, слажу с курчавой сестрою,
С корабельной сосною!
Вся поклажа — брусок со струною,
Ничего — за спиною! Ни закона, ни. . . . ., ни дома,
Ни отцовского грома,
Ни товарища нежной истомы, —
Всё сгорело соломой! Пожелайте мне смуглого цвета
И попутного ветра!
. . . . . . . .— в Лету,
Без особой приметы! 19 ноября
(На картину «Au Crepouscule»
Paul Chabas в Люксембургском музее)
Клане Макаренко
Сумерки. Медленно в воду вошла
Девочка цвета луны.
Тихо. Не мучат уснувшей волны
Мерные всплески весла.
Вся — как наяда. Глаза зелены,
Стеблем меж вод расцвела.
Сумеркам — верность, им, нежным, хвала:
Дети от солнца больны.
Дети — безумцы. Они влюблены
В воду, в рояль, в зеркала…
Мама с балкона домой позвала
Девочку цвета луны.
Кто спит по ночам? Никто не спит!
Ребенок в люльке своей кричит,
Старик над смертью своей сидит,
Кто молод — с милою говорит,
Ей в губы дышит, в глаза глядит.
Заснешь — проснешься ли здесь опять?
Успеем, успеем, успеем спать!
А зоркий сторож из дома в дом
Проходит с розовым фонарем,
И дробным рокотом над подушкой
Рокочет ярая колотушка:
Не спи! крепись! говорю добром!
А то — вечный сон! а то — вечный дом!