Ни грамот, ни праотцев,
Ни ясного сокола.
Идет — отрывается, —
Такая далекая!
Под смуглыми веками —
Пожар златокрылый.
Рукою обветренной
Взяла — и забыла.
Подол неподобранный,
Ошмёток оскаленный.
Не злая, не добрая,
А так себе: дальняя.
Не плачет, не сетует:
Рванул — так и милый!
Рукою обветренной
Дала — и забыла.
Забыла — и россыпью
Гортанною, клёкотом…
— Храни её, Господи,
Такую далекую!
Не думаю, не жалуюсь, не спорю.
Не сплю.
Не рвусь ни к солнцу, ни к луне, ни к морю,
Ни к кораблю.
Не чувствую, как в этих стенах жарко,
Как зелено в саду.
Давно желанного и жданного подарка
Не жду.
Не радуют ни утро, ни трамвая
Звенящий бег.
Живу, не видя дня, позабывая
Число и век.
На, кажется, надрезанном канате
Я — маленький плясун.
Я — тень от чьей-то тени. Я — лунатик
Двух темных лун.
Еще и еще песни
Слагайте о моем кресте.
Еще и еще перстни
Целуйте на моей руке.
Такое со мной сталось,
Что гром прогромыхал зимой,
Что зверь ощутил жалость
И что заговорил немой.
Мне солнце горит — в полночь!
Мне в полдень занялась звезда!
Смыкает надо мной волны
Прекрасная моя беда.
Мне мертвый восстал из праха!
Мне страшный совершился суд!
Под рев колоколов на плаху
Архангелы меня ведут.
Новый Год. Ворох роз.
Старый лорд в богатой раме.
Ты мне ленточку принес?
Дэзи стала знатной дамой.С длинных крыл — натечет.
Мне не надо красной ленты.
Здесь не больно почет
Серафимам и студентам.Что? Один не уйдешь,
Увези меня на Мальту.
Та же наглость и то ж
Несравненное контральто! Новый Год! Новый Год!
Чек на Смитсона в букете!
— Алчет у моих ворот
Зябкий серафим Россетти! 10 ноября 1918
Листья ли с древа рушатся,
Розовые да чайные?
Нет, с покоренной русости
Ризы ее, шелка ее… Ветви ли в воду клонятся,
К водорослям да к ржавчинам?
Нет, — без души, без помысла
Руки ее упавшие.Смолы ли в траву пролиты, —
В те ли во ланы кукушечьи?
Нет, — по щекам на коврики
Слезы ее, — ведь скушно же! Барин, не тем ты занятый,
А поглядел бы зарево!
То в проваленной памяти —
Зори ее: глаза его!
Божественно, детски-плоско
Короткое, в сборку, платье.
Как стороны пирамиды
От пояса мчат бока.Какие большие кольца
На маленьких темных пальцах!
Какие большие пряжки
На крохотных башмачках! А люди едят и спорят,
А люди играют в карты.
Не знаете, что на карту
Поставили, игроки! А ей — ничего не надо!
А ей — ничего не надо!
— Вот грудь моя. Вырви сердце —
И пей мою кровь, Кармен! 13 июня 1917
Волосы я — или воздух целую?
Веки — иль веянье ветра над ними?
Губы — иль вздох под губами моими?
Не распознаю и не расколдую.
Знаю лишь: целой блаженной эпохой,
Царственным эпосом — струнным и странным —
Приостановится…
Это короткое облачко вздоха.
Друг! Всё пройдет на земле, — аллилуйя!
Вы и любовь, — и ничто не воскреснет.
Но сохранит моя тёмная песня —
Голос и волосы: струны и струи.
1
Ты обо мне не думай никогда!
(На — вязчива!)
Ты обо мне подумай: провода:
Даль — длящие.
Ты на меня не жалуйся, что жаль…
Всех слаще мол…
Лишь об одном пожалуйста: педаль:
Боль — длящая.
2
Ла — донь в ладонь:
— За — чем рождён?
— Не — жаль: изволь:
Длить — даль — и боль.
3
Проводами продлённая даль…
Даль и боль, это та же ладонь
Отрывающаяся — доколь?
Даль и боль, это та же юдоль.
Погоди, дружок!
Не довольно ли нам камень городской толочь?
Зайдем в погребок,
Скоротаем ночь.Там таким — приют,
Там целуются и пьют, вино и слезы льют,
Там песни поют,
Пить и есть дают.Там в печи — дрова,
Там тихонечко гуляет в смуглых пальцах нож.
Там и я права,
Там и ты хорош.Там одна — темней
Темной ночи, и никто-то не подсядет к ней.
Ох, взгляд у ней!
Ох, голос у ней! 22 октября 1916
Голуби реют серебряные,
растерянные, вечерние…
Материнское мое благословение
Над тобой, мой жалобный
Вороненок.
Иссиня-черное, исчерна-
Синее твое оперение.
Жесткая, жадная, жаркая
Масть.
Было еще двое
Той же масти — черной молнией сгасли! —
Лермонтов, Бонапарт.
Выпустила я тебя в небо,
Лети себе, лети, болезный!
Смиренные, благословенные
Голуби реют серебряные,
Серебряные над тобой.
А царит над нашей стороной —
Глаз дурной, дружок, да час худой.А всего у нас, дружок, красы —
Что две русых, вдоль спины, косы,
Две несжатых, в поле, полосы.А затем, чтобы в единый год
Не повис по рощам весь народ —Для того у нас заведено
Зеленое шалое вино.А по селам — ивы — дерева
Да плакун-трава, разрыв-трава… Не снести тебе российской ноши.
— Проходите, господин хороший! 11 июня 1917
Это пеплы сокровищ:
Утрат, обид.
Это пеплы, пред коими
В прах — гранит.
Голубь голый и светлый,
Не живущий четой.
Соломоновы пеплы
Над великой тщетой.
Беззакатного времени
Грозный мел.
Значит Бог в мои двери —
Раз дом сгорел!
Не удушенный в хламе,
Снам и дням господин,
Как отвесное пламя
Дух — из ранних седин!
И не вы меня предали,
Годы, в тыл!
Эта седость — победа
Бессмертных сил.
Как с задумчивых сосен струится смола,
Так текут ваши слёзы в апреле.
В них весеннему дань и прости колыбели
И печаль молодого ствола.
Вы листочку сродни и зелёной коре,
Полудети ещё и дриады.
Что деревья шумят, что журчат водопады
Понимали и мы — на заре!
Вам струистые кудри клонить в водоём,
Вам, дриадам, кружить по аллее…
Но и нас, своенравные девочки-феи,
Помяните в апреле своём!
Встретим пришельца лампадкой,
Тихим и верным огнём.
Только ни вздоха украдкой,
Ни вздоха о нём!
Яркого света не надо,
Лампу совсем привернём.
Только о лучшем ни взгляда,
Ни взгляда о нём!
Пусть в треволненье беспечном
Год нам покажется днём!
Только ни мысли о вечном,
Ни мысли о нём!
Станем «сестричками» снова,
Крепче друг к другу прильнём.
Только о прошлом ни слова,
Ни слова о нём!
Что ты любовь моя —
Пора бы знать.
Приди в полночный час,
Скажи, как звать.
Приди в полночный час,
В полночный бой.
Спит матушка с отцом,
Мне спать — с тобой.
Рукою стукни в дверь!
На этот стук
Спросонья скажет мать:
— Еловый сук!
И в горенку скорей!
Скорей в постель!
Тебя теснее обовью,
Чем плющ и хмель.
Что ты любовь моя —
Пора бы знать.
Приди в полночный час,
Скажи, как звать.
Я ли красному как жар киоту
Не молилась до седьмого поту?
Гость субботний, унеси мою заботу,
Уведи меня с собой в свою субботу.Я ли в день святого Воскресенья
Поутру не украшала сени?
Нету для души моей спасенья,
Нету за субботой воскресенья! Я ль свечей не извожу по сотням?
Третью полночь воет в подворотне
Пес захожий. Коли душу отнял —
Отними и тело, гость субботний! 21 ноября 1916
Сегодня ночью я одна в ночи —
Бессонная, бездомная черница! —
Сегодня ночью у меня ключи
От всех ворот единственной столицы!
Бессонница меня толкнула в путь.
— О, как же ты прекрасен, тусклый Кремль мой! —
Сегодня ночью я целую в грудь
Всю круглую воюющую землю!
Вздымаются не волосы — а мех,
И душный ветер прямо в душу дует.
Сегодня ночью я жалею всех, —
Кого жалеют и кого целуют.
Пел в лесочке птенчик,
Под окном — шарманщик:
— Обманщик, изменщик,
Изменщик, обманщик! Подпевали хором
Черти из бочонка:
— Всю тебя, девчонка,
За копейку продал! А коровки в травке:
— Завела аму — уры!
В подворотне — шавки:
— Урры, урры, дура! Вздумала топиться —
Бабка с бородою:
— Ничего, девица!
Унесет водою! Расчеши волосья,
Ясны очи вымой.
Один милый бросил,
А другой — подымет!
У мамы сегодня печальные глазки,
Которых и дети и няня боятся.
Не смотрят они на солдатика в каске
И даже не видят паяца.У мамы сегодня прозрачные жилки
Особенно сини на маленьких ручках.
Она не сердита на грязные вилки
И детские губы в тянучках.У мамы сегодня ни песен, ни сказки,
Бледнее, чем прежде, холодные щечки,
И даже не хочет в правдивые глазки
Взглянуть она маленькой дочке.
А над равниной —
Крик лебединый.
Матерь, ужель не узнала сына?
Это с заоблачной — он — версты,
Это последнее — он — прости.А над равниной —
Вещая вьюга.
Дева, ужель не узнала друга?
Рваные ризы, крыло в крови…
Это последнее он: — Живи! Над окаянной —
Взлет осиянный.
Праведник душу урвал — осанна!
Каторжник койку-обрел-теплынь.
Пасынок к матери в дом. — Аминь.Между 15 и 25 августа