Не надо ее окликать:
Ей оклик — что охлест. Ей зов
Твой — раною по рукоять.
До самых органных низовВстревожена — творческий страх
Вторжения — бойся, с высот
— Все крепости на пропастях! —
Пожалуй — органом вспоет.А справишься? Сталь и базальт —
Гора, но лавиной в лазурь
На твой серафический альт
Вспоет — полногласием бурь.И сбудется! — Бойся! — Из ста
На сотый срываются… Чу!
На оклик гортанный певца
Органною бурею мщу! 7 февраля
По богемским городам
Что бормочет барабан?
— Сдан — сдан — сдан
Край — без славы, край — без бою.
Лбы — под серою золою
Дум-дум-дум…
— Бум!
Бум!
Бум!
По богемским городам —
Или то не барабан
(Горы ропщут? Камни шепчут?)
А в сердцах смиренных чешских-
Гне — ва
Гром:
— Где
Мой
Дом?
По усопшим городам
Возвещает барабан:
— Вран! Вран! Вран
Завелся в Градчанском замке!
В ледяном окне — как в рамке
(Бум! бум! бум!)
Гунн!
Гунн!
Гунн!
Ты, срывающая покров
С катафалков и с колыбелей,
Разъярительница ветров,
Насылательница метелей, Лихорадок, стихов и войн,
— Чернокнижница! — Крепостница! —
Я заслышала грозный вой
Львов, вещающих колесницу.Слышу страстные голоса —
И один, что молчит упорно.
Вижу красные паруса —
И один — между ними — черный.Океаном ли правишь путь,
Или воздухом — всею грудью
Жду, как солнцу, подставив грудь
Смертоносному правосудью.26 июня 1916
Героини испанских преданий
Умирали, любя,
Без укоров, без слёз, без рыданий.
Мы же детски боимся страданий
И умеем лишь плакать, любя.
Пышность замков, разгульность охоты,
Испытанья тюрьмы, —
Всё нас манит, но спросят нас: «Кто ты?»
Мы согнать не сумеем дремоты
И сказать не сумеем, кто мы.
Мы все книги подряд, все напевы!
Потому на заре
Детский грех непонятен нам Евы.
Потому, как испанские девы,
Мы не гибнем, любя, на костре.
У первой бабки — четыре сына,
Четыре сына — одна лучина,
Кожух овчинный, мешок пеньки, —
Четыре сына — да две руки!
Как ни навалишь им чашку — чисто!
Чай, не барчата! — Семинаристы!
А у другой — по иному трахту! —
У той тоскует в ногах вся шляхта.
И вот — смеётся у камелька:
«Сто богомольцев — одна рука!»
И зацелованными руками
Чудит над клавишами, шелками…
* * *
Обеим бабкам я вышла — внучка:
Чернорабочий — и белоручка!
От гнева в печени, мечты во лбу,
Богиня верности, храни рабу.Чугунным ободом скрепи ей грудь,
Богиня Верности, покровом будь.Все сладколичие сними с куста,
Косноязычием скрепи уста… Запечатленнее кости в гробу,
Богиня Верности, храни рабу! Дабы без устали шумел станок,
Да будет уст ее закон — замок.Дабы могильного поверх горба:
«Единой Верности была раба!»На раздорожии, ребром к столбу,
Богиня Верности — распни рабу! 24 октября
В мое окошко дождь стучится.
Скрипит рабочий над станком.
Была я уличной певицей,
А ты был княжеским сынком.
Я пела про судьбу-злодейку,
И с раззолоченных перил
Ты мне не рупь и не копейку, —
Ты мне улыбку подарил.
Но старый князь узнал затею:
Сорвал он с сына ордена
И повелел слуге-лакею
Прогнать девчонку со двора.
И напилась же я в ту ночку!
Зато в блаженном мире — том —
Была я — княжескою дочкой,
А ты был уличным певцом!
Неподражаемо лжет жизнь:
Сверх ожидания, сверх лжи…
Но по дрожанию всех жил
Можешь узнать: жизнь!
Словно во ржи лежишь: звон, синь…
(Что ж, что во лжи лежишь!) — жар, вал…
Бормот — сквозь жимолость — ста жил…
Радуйся же! — Звал!
И не кори меня, друг, столь
Заворожимы у нас, тел,
Души — что вот уже: лбом в сон.
Ибо — зачем пел?
В белую книгу твоих тишизн,
В дикую глину твоих «да» —
Тихо склоняю облом лба:
Ибо ладонь — жизнь.
Так, от века здесь, на земле, до века,
И опять, и вновь
Суждено невинному человеку —
Воровать любовь.По камням гадать, оступаться в лужи
. . . . . . . . . .
Сторожа часами — чужого мужа,
Не свою жену.Счастье впроголодь? у закона в пасти!
Без свечей, печей…
О несчастное городское счастье
Воровских ночей! У чужих ворот — не идут ли следом? —
Поцелуи красть…
— Так растет себе под дождем и снегом
Воровская страсть…29 сентября 1916
Люблю — но мука еще жива.
Найди баюкающие слова: Дождливые, — расточившие все
Сам выдумай, чтобы в их листвеДождь слышался: то не цеп о сноп:
Дождь в крышу бьет: чтобы мне на лоб, На гроб стекал, чтобы лоб — светал,
Озноб — стихал, чтобы кто-то спалИ спал…
Сквозь скважины, говорят,
Вода просачивается. В ряд
Лежат, не жалуются, а ждут
Незнаемого. (Меня — сожгут).Баюкай же — но прошу, будь друг:
Не буквами, а каютой рук:
Уютами…
Соратник в чудесах и бедах
Герб, во щитах моих и дедов
. . . . . .выше туч:
Крыло — стрела — и ключ.
. . . . . .Посмотрим, как тебя толкует
Всю суть собрав на лбу
Наследница гербу.
Как…… из потемок
По женской линии потомок
Крыло — когда возьмут карету
Стрела — властям писать декреты
. . . . . .подставив грудь
— Ключ: рта не разомкнуть.
Но плавится сюргуч и ломок
По женской линии потомок
Тебя сюргуч.
— Крыло — стрела — и ключ.
Короткие крылья волос я помню,
Метущиеся между звёзд. — Я помню
Короткие крылья
Под звёздною пылью,
И рот от усилья сведённый,
— Сожжённый! —
И все сухожилья —
Руки.
Смежённые вежды
И чёрный — промежду —
Свет.
Не гладя, а режа
По бренной и нежной
Доске — вскачь
Всё выше и выше,
Не слыша
Палач — хрипа,
Палач — хруста
Костей.
— Стой!
Жилы не могут!
Коготь
Режет живую плоть!
Господь, ко мне!..
То на одной струне
Этюд Паганини.
В первой любила ты
Первенство красоты,
Кудри с налётом хны,
Жалобный зов зурны,
Звон — под конём — кремня,
Стройный прыжок с коня,
И — в самоцветных зёрнах —
Два челночка узорных.
А во второй — другой —
Тонкую бровь дугой,
Шёлковые ковры
Розовой Бухары,
Перстни по всей руке,
Родинку на щеке,
Вечный загар сквозь блонды
И полунощный Лондон.
Третья тебе была
Чем-то ещё мила…
— Что от меня останется
В сердце твоём, странница?
Облачко, белое облачко с розовым краем
Выплыло вдруг, розовея последним огнём.
Я поняла, что грущу не о нём,
И закат мне почудился — раем.
Облачко, белое облачко с розовым краем
Вспыхнуло вдруг, отдаваясь вечерней судьбе.
Я поняла, что грущу о себе,
И закат мне почудился — раем.
Облачко, белое облачко с розовым краем
Кануло вдруг в беспредельность движеньем крыла.
Плача о нём, я тогда поняла,
Что закат мне — почудился раем.
Думали — человек!
И умереть заставили.
Умер теперь, навек.
— Плачьте о мертвом ангеле!
Он на закате дня
Пел красоту вечернюю.
Три восковых огня
Треплются, лицемерные.
Шли от него лучи —
Жаркие струны по снегу!
Три восковых свечи —
Солнцу-то! Светоносному!
О поглядите, как
Веки ввалились темные!
О поглядите, как
Крылья его поломаны!
Черный читает чтец,
Крестятся руки праздные…
— Мертвый лежит певец
И воскресенье празднует.
Ясное утро не жарко,
Лугом бежишь налегке.
Медленно тянется барка
Вниз по Оке.
Несколько слов поневоле
Всe повторяешь подряд.
Где-то бубенчики в поле
Слабо звенят.
В поле звенят? На лугу ли?
Едут ли на молотьбу?
Глазки на миг заглянули
В чью-то судьбу.
Синяя даль между сосен,
Говор и гул на гумне…
И улыбается осень
Нашей весне.
Жизнь распахнулась, но всe же.
Ах, золотые деньки!
Как далеки они. Боже!
Господи, как далеки!
Имя ребёнка — Лев,
Матери — Анна.
В имени его — гнев,
В материнском — тишь.
Волосом он рыж
— Голова тюльпана! —
Что ж, осанна
Маленькому царю.
Дай ему Бог — вздох
И улыбку матери,
Взгляд — искателя
Жемчугов.
Бог, внимательней
За ним присматривай:
Царский сын — гадательней
Остальных сынов.
Рыжий львёныш
С глазами зелёными,
Страшное наследье тебе нести!
Северный Океан и Южный
И нить жемчужных
Чёрных чёток — в твоей горсти!
Что же мне делать, слепцу и пасынку,
В мире, где каждый и отч и зряч,
Где по анафемам, как по насыпям —
Страсти! где насморком
Назван — плач!
Что же мне делать, ребром и промыслом
Певчей! — как провод! загар! Сибирь!
По наважденьям своим — как по мосту!
С их невесомостью
В мире гирь.
Что же мне делать, певцу и первенцу,
В мире, где наичернейший — сер!
Где вдохновенье хранят, как в термосе!
С этой безмерностью
В мире мер?!
Как разгораются — каким валежником!
На площадях ночных — святыни кровные!
Пред самозванческим указом Нежности —
Что наши доблести и родословные! С какой торжественною постепенностью
Спадают выспренные обветшалости!
О наши прадедовы драгоценности
Под самозванческим ударом Жалости! А проще: лоб склонивши в глубь ладонную,
В сознаньи низости и неизбежности —
Вниз по отлогому — по неуклонному —
Неумолимому наклону Нежности… Май
Ударило в виноградник —
Такое сквозь мглу седу —
Что каждый кусток, как всадник,
Копьем пригвожден к седлу.Из туч с золотым обрезом —
Такое — на краснозем,
Что весь световым железом
Пронизан — пробит — пронзен.Светила и преисподни
Дитя: виноград! смарагд!
Твой каждый листок — Господня
Величия — транспарант.Хвалы виноградным соком
Исполнясь, как царь Давид —
Пред Солнца Масонским Оком —
Куст служит: боготворит.20-22 сентября