Мы ссорились, мирились
И спорили порой,
Но очень подружились
За нашею игрой.
Игра игрой сменяется,
Кончается игра,
А дружба не кончается,
Ура! Ура! Ура!
Как железо, скрежещет снег
И, как скрипка, поёт у ног.
На деревьях иней, как мех.
На заборах иней, как мох.
И вздымается дым из труб
Рукавами косматых шуб.
И — внимание ученики! –
Заводские гудят гудки.Детям в школу идти — запрет…
Презираю тепло жилья.
Нынче в школе занятий нет,
Но дежурят учителя,
Занимая учеников,
Забредающих чудаков.Удивительна школа в мороз:
Ни домашних, ни классных работ.
И опрос не похож на допрос,
И диктанта никто не ждёт.
Что нам классный журнал, что дневник!
Никому сейчас не до них.И учительница на нас
Смотрит просто как на детей
И о детстве своём рассказ
Начинает она без затей,
То с улыбкой, а то всерьёз.
Как тепла ты, школа, в мороз! И директор совсем не строг,
Сел, как гость за чайным столом,
И, смеясь, он целый урок
Вспоминал о детстве своём…
Про сраженья, про снежных баб…
«Ну, до завтра! Мороз ослаб!»
Жизнь моя лежит ещё вчерне.
Может быть, и все её тревоги
Только для того, чтобы верней
Их, созрев, оставить у дороги.
«Земля имеет форму шара», –
Однажды заключил мудрец,
За что его постигла кара,
И страшен был его конец.
Мир оказался не готов
Жить без поддержки трех китов.
Один лишь раз, и то в начале детства,
Мой дядя, тот, погибший на войне,
К нам заезжал. Но до сих пор вглядеться
Могу в его глаза. Они во мне.Всё остальное — облик и слова —
Забыто. Но ещё, припоминаю,
Была трава. Нездешняя трава.
Высокая и тонкая. Лесная.Должно быть, в лес (он на краю земли
Был для меня) занёс меня мой дядя,
И там мы на поляне прилегли,
Счастливые, в глаза друг другу глядя.И я заметил нити на белках,
И складки век, и редкие ресницы,
И два зрачка, две точечки-зеницы,
В двух серых и лучащихся зрачках.И то, как сам я отразился в них,
И то, как их застлала поволока.
И шевельнулись веки… Только миг
Запомнил я. Одно мгновенье ока.
Любили тебя без особых причин
За то, что ты — внук,
За то, что ты — сын,
За то, что малыш,
За то, что растёшь,
За то, что на папу и маму похож.
И эта любовь до конца твоих дней
Останется тайной опорой твоей.
Нам жалко дедушку Корнея:
В сравненье с нами он отстал,
Поскольку в детстве «Бармалея»
И «Мойдодыра» не читал,
Не восхищался «Телефоном»
И в «Тараканище» не вник.
Как вырос он таким учёным,
Не зная самых главных книг?!
Капля в паутинке-гамаке
На кусте иссохшего репья
Блещет и дрожит на ветерке,
Будто в ней вся ценность бытия.То она алмаз, то аметист,
То она опал, то изумруд.
Пёстрый дятел, цирковой артист,
К нам слетел и покачался тут.И пока, застыв как часовой,
Я слежу за ними не дыша,
Я росинке свой и птице свой,
И любовью полнится душа.
Речка детства моего — Турея.
Плеск воды вокруг сухой коряги.
Поплавок отцовский (это пробка
На обломке птичьего пера).
Вынырнула крыса водяная.
Мокрый чёрный мех блеснул на солнце.
Нас с отцом увидя, удивилась…
Речка детства — милая Турея.
Всюду были турники:
Во дворах и на опушках,
В поле, в школе, у реки,
В городах и в деревушках.
И на этих турниках,
Меж столбов, полны веселья, –
Перекладина в руках, –
Физкультурники висели.
Добродушны и скромны,
Напрягались и взлетали.
«Это важно для страны!» –
Мы в глазах у них читали.
У совы у старой
Не глаза, а фары –
Круглые, большие,
Страшные такие.
А у птички у синички,
У синички-невелички,
Глазки, словно бусинки,
Малюсенькие.
Но синичьи глазки
Смотрят без опаски
И на облачко вдали,
И на зёрнышко в пыли.
Днём сова не видит,
Значит, не обидит.
Ночь вошла в свои права,
В путь пускается сова.
Всё глаза огромные
Видят ночью тёмною.
А синица не боится,
Потому что спит синица,
Крепко спит она в гнезде,
Не видать её нигде.
Почему-то в детстве рисовал я
Только то, чего не мог увидеть, –
Например, сражения морские,
Только тех, кого у нас не встретишь, –
Например, индейцев и пиратов,
Только те края, где не был я, –
То есть горы, джунгли и пустыни.
А с натуры брал я только солнце
С длинными и толстыми лучами.
Были у него глаза и губы,
И они почти всегда смеялись.
О, как с тобой мечтали мы когда-то!
Их было столько, замыслов и грёз,
Что, может быть, по тысяче на брата
Мечтаний тех исполнилось всерьёз,
Хоть их не сразу в памяти находишь.
Вот, например: ты вправду офицер,
В шинели ходишь, сам машину водишь,
Имеешь настоящий револьвер.
А то, о чём мечтал я, как о чуде,
И для меня исполнилось давно:
Книг дома у меня полным-полно,
Купался в море, ездил на верблюде
И на любой сеанс хожу в кино.
Следами затканный бархан.
Мышей песчаных писк.
Сухое русло Даудан,
Лиловый тамариск.Бросают тощие кусты
Коротенькую тень.
Но только пылью пахнешь ты,
Пустынная сирень.Идти, брести в горячей мгле
По выжженным местам
И реку возвратить земле,
И запахи — цветам.
Куклы вальс танцуют старый,
Пара кружится за парой,
А юла, юла, юла
Пары так и не нашла.Кто с юлой подружится,
Тот совсем закружится.
Обратились к бюрократам:
— Что нам делать с вашим братом?
— Вы удвойте наши штаты, –
Предложили бюрократы, –
И утройте наш сметы.
Вот и будут вам ответы!
Бродили овцы по горам,
Ходили люди с ними рядом,
И на скалу взобрался храм
Вслед за людьми и вслед за стадом.О, кровля горного села!
О храм, небесных духов ставка!
В какие выси подняла
Вас эта низенькая травка.
Вот это да! Вот это рыба!
Длинною — во! А весом — глыба.
Огнём сверкает чешуя.
Постой, не сон ли вижу я?
Я ущипнул себя невольно.
И что ж? Ни капельки не больно.
И так и сяк себя щиплю
Опять не больно. Значит, сплю…
Нет годовщин у ледохода.
Не знают именин ручьи.
Рожденьем чествует природа
Рожденья прежние свои.
Ах, весна, твоими чарами
Околдован наш отряд.
Черепахи ходят парами
И коробками гремят.
На барханчике тюльпанчики
Не пески — цветущий луг.
Свищут суслики, тушканчики
О любви мечтают вслух.
Ураганы вместе с пылью
Ароматы к нам несут,
И бараны щиплют лилии,
И фиалки ест верблюд.
Но кончается приволье.
Зной великий настаёт.
Кустик перекати-поля
Из себя корзину вьёт.
В полку Таращанском когда-то
Комбатом служил мой отец.
Однажды, году в тридцать пятом,
Комбата проведал боец.Перед четвертною бутылью
И сахарною головой
Сидели, и пели, и пили
Комбат и его вестовой.Тут мне бы забиться за печку,
Забраться под стол, под кровать,
Запомнить бы всё до словечка
И внукам потом рассказать.Что помню я? Говор крестьянский,
Махорочный дым и вино.
На фильм о войне о гражданской
Сбежал я в тот вечер в кино.
Будь вечным лето, всё бы погорело.
Будь вечной осень, всё бы отсырело.
Зимою вечной всё б оледенело.
Вот вечная весна — другое дело.
Рост населения глобальный –
Факт, разумеется, печальный:
Планета не прокормит нас.
Но ведь и тех, кто гениальны,
На свете больше в сотни раз.
Когда их будет миллион,
Ужель не будет мир спасён?
Я — малютка карандашик,
Исписал я сто бумажек.
А когда я начинал,
То с трудом влезал в пенал.
Школьник пишет и растёт,
Карандаш — наоборот.
Когда леса ещё таят
Оцепененье ночи,
Берёзы тучею стоят,
Лиловые от почек.И облака белее дня,
И чисты ветра струи.
И зеленеют зеленя
Сквозь дымку дождевую.
Налево зима, направо весна.
Мы с папой идём покупать семена.
Сосульки сверкают. И радостно мне
По солнечной, мокрой шагать стороне.
Аптека с ажурным чугунным крыльцом.
За не магазин с пожилым продавцом.
Как в праздник, толпа в магазине семян
Старик продавец говорлив и румян.
Сюда, как на почту, приветы пришли
Весенней земле от осенней земли.
В пакетиках пёстрых шуршат под рукой
Петунья и репа, морковь и левкой,
Всё то, что накормит и взгляд усладит,
Чего наша почва без нас не родит.
Чья это фигурка
Дымчатая шкурка
Ждёт нас то снаружи, то внутри?
Это наша Мурка
Кошечка-кошурка
Жмётся к двери, просит: «Отвори!»
Видишь, в уголочке
Две блестящих точки
Светятся всю ночкy напролёт?
Мурочке не спится,
Ходит, как тигрица,
От мышей квартиpy стережёт.
Утро засияло –
Скок под одеяло,
И поёт, мурлычет –
Мyp, мyp, мyp!
Целый день играет –
То клубки катает,
То грызёт y телефона шнyp.
В марте в лунном свете
Как грудные дети
Плачут, надрываются коты.
Мурка прыг на кресло,
В форточкy пролезла,
И исчезла. Мурка, где же ты?
Где ж ты, Мурка, бродишь,
Что ж ты не приходишь?
Иль наш дом теперь тебе не мил?
Я ль с тобой не ладил,
Я ль тебя не гладил,
Я ль тебя сметаной не кормил?
Чья это фигурка,
Дымчатая шкурка,
Чьи глаза из подпола блестят?
Там сидела Мурка,
Кошечка-кошурка,
Рядом с ней сидело семь котят.
Мальчишка в тельняшке
Стоит у ворот.
Друга, наверное, ждёт.
И очень возможно,
Что друг — это я,
Хоть он и не знает меня.
Я здесь поселился,
Живу в трёх шагах.
Кто же я? Друг или враг?
Глаза поднимает.
Усмешка? Испуг?
Друг!
Неизбежно с неведомым дети роднятся:
Звёзды! Бури морские! Над бездной мосты!
Станет поступь другой. Сны другие приснятся.
Вдруг исчезнут игрушки. Нахлынут мечты.
И былое померкнет перед небывалым,
И покажется милый родительский дом
Неуютным в сравненье с походным привалом, –
Мы об этом ещё пожалеем потом.
Гриб за грибом ложился в кузовок.
Я счастлив был, хотя валился с ног.
Но я ещё счастливее бывал,
Когда глаза в постели закрывал, —
И вспыхивало сразу предо мной
Всё, что скрывал от глаза мрак лесной,
Всё, что я, глядя под ноги, искал.
Кто в темноте ковёр цветной соткал
Из рыжиков, из белых и маслят?
Картинами такими тешит взгляд,
Работая тайком, не напоказ,
Художник, что живёт в любом из нас.
В моих стихах подвоха не найдёшь.
Подспудно умным и подспудно смелым
Быть не могу. Под правдой прятать ложь,
Под ложью — правду — непосильным делом
Считаю я. Пишу я, что хочу.
О чем хочу, о том и промолчу.
Ну, а подтекст, в отличье от подвоха,
Стихам даёт не автор, а эпоха.
Плащ — героический наряд.
Какое счастье — в плащ одетым,
С копьём, с мушкетом, с арбалетом,
Со шпагой или с пистолетом
Скакать куда-то наугад,
Чтоб развевался плащ при этом,
Как знамя, шумен и крылат.
А папин плащ? По всем приметам
К плащам, поэтами воспетым,
Он отношенья не имел.
Он, может, вился б и шумел,
Но мать о нём не забывала
И пуговицы пришивала,
Когда он, мятый и линялый,
В углу на гвоздике висел.
Зато как славно он шуршал,
Когда, поднявшись спозаранку,
Мы с папой шли и я жестянку
С червями бережно держал.
Зато на отмели не раз,
Открыв узорную изнанку,
В ковёр и в скатерть-самобранку
Преображался он для нас.
Козе
Преподнесли
Букет
— Ну, что ж!
Спасибо
За обе-е-ед!
Не подлесок на всё готовый,
В тень берёз, будто тень, пролез
Этот лес — он уже еловый,
Он уже не берёзовый лес.
В лесу молчанье брошенной берлоги,
Сухая хвоя скрадывает шаг.
Есть радость — заблудиться в трёх соснах,
Присесть на пень и не искать дороги.