Еще год как не бывало
Над моею головой
Пробежал, — и только стало
Мне грустней: как часовой
Безответный, я до смены
Простою; потом, бедняк,
Как актер, сойду со сцены —
И тогда один червяк
Будет мною заниматься,
А товарищи, друзья
Не наяву, но во сне, во сне
я увидала тебя: ты жив.
Ты вынес все и пришел ко мне,
пересек последние рубежи. Ты был землею уже, золой,
славой и казнью моею был.
Но, смерти назло
и жизни назло,
ты встал из тысяч
своих могил. Ты шел сквозь битвы, Майданек, ад,
сквозь печи, пьяные от огня,
Смотрю умильными глазами
На эти скромные листы,
Где я небрежными стихами
Вам рисовал мои мечты,
Мне драгоценные когда-то.
Когда-то милые, оне
С моей надеждою крылатой
В одной живали стороне.
В те дни — светла, как житель рая,
Сильна, как мысли божества,
Пременились рощи, чистыя луга,
Возмутились воды, стонут берега.
С гор ключи не бьють,
Дождик тучи льють,
Гром гремит изь тучь,
Скрыло серце лучь.Красно солнце скрыло лучь не навсегда;
Я утех не буду видеть никогда:
Воспархнет зефир,
Дух мой будет сир:
Птички будут петь,
Дитя, мы детьми еще были,
Веселою парой детей;
Мы лазили вместе в курятник,
К соломе, и прятались в ней.Поем петухами, бывало,
И только что люди идут, —
Кукуреку! — им сдается,
Что-то петухи так поют.На нашем дворе ухитрились
Мы ящики пышно убрать.
В них жили мы вместе, стараясь
Достойно гостей принимать.Соседская старая кошка
Жил был в свете добрый царь,
Православный государь.
Все сердца его любили,
Все отцом и другом чтили.
Любит царь детей своих;
Хочет он блаженства их:
Сан и пышность забывает,
Трон, порфиру оставляет.
Собирание винограда
Младые юноши и девы
Несут в корзинах на плечах
Созрелые румяны грозды
И сыплют в виноградный гнет.
Одни лишь мужи совершенны
Из ягод жмут приятный сок.
Поют веселы песни Вакху,
Ликуют, новый сей нектар
В сосудах полных зря бродящий.
Сколько вычурных поз,
Сколько сломанных роз,
Сколько мук, и проклятий, и слез!
Как сияют венцы!
Как банальны концы!
Как мы все в наших чувствах глупцы!
А любовь — это яд.
А любовь — это ад,
И молвил мне Господь: «Ты зришь перед собой
Кровь на груди Моей и сталью бок пронзенный,
И длани, вашими грехами отягченны,
И ноги, чистою омытые слезой…
Вот гвозди, вот сосуд: вот крест перед тобой,
Все говорит тебе, чтоб сердцем сокрушенный
Мою святую плоть и кровь из всей вселенной,
Мой глас и Мой закон ты возлюбил душой.
О брат возлюбленный и сын, не Я ль сгорал
К твоим страданиям любовью бесконечной,
Автор Фридрих Шиллер.
Перевод Аполлона Григорьева.
Где теперь я, что теперь со мною,
Как тебе мелькает тень моя?
Я ль не все покончила с землею,
Не любила, не жила ли я?
Спросишь ты о соловьях залетных,
Для тебя мелодии свои
Одна из осужденных жриц,
Я наблюдаю из кровати
Калейдоскоп людей и лиц
И поцелуев и обятий.
Вся жизнь проходит, как во сне,
В больном тумане опьяненья,
И непонятно больше мне
Святое слово «наслажденье».
Помнишь, порою ночною
Наша гондола плыла,
Мы любовались луною,
Всплескам внимая весла.
Помнишь, безмолвно дремала
Тихим Венеция сном,
В сонные воды канала
Звезды гляделись кругом.
Андромаха
Снова ль, Гектор, мчишься в бурю брани,
Где с булатом в неприступной длани
Мстительный свирепствует Пелид?..
Кто же призрит Гекторова сына,
Кто научит долгу властелина,
Страх к богам в младенце поселит?.. Гектор
Мне ль томиться в тягостном покое?..
Сердце жаждет прохлажденья в бое,
Мести жаждет за Пергам!..
В час, когда мы ревнуем и обиды считаем,
То, забавное дело, кого мы корим?
Мы не столько любимых своих обвиняем,
Как ругаем соперников и соперниц браним.
Чем опасней соперники, тем бичуем их резче,
Чем дороже нам счастье, тем острее бои
Потому что ругать их, наверное, легче,
А любимые ближе и к тому же свои.
Примите новую тетрадь,
Вы, юноши, и вы, девицы, —
Не веселее ль вам читать
Игривой музы небылицы,
Чем пиндарических похвал
Высокопарные страницы
Иль усыпительный журнал,
Который, ввек не зная цели,
Усердно так тяжел и груб
И ровно кажды две недели
Смерть суждена и прекрасному — богу людей и бессмертных!
Зевса стигийского грудь, меди подобно, тверда.
Раз лишь достигла любовь до властителя сумрачных те́ней.
Но при пороге еще строго он отнял свой дар.
Не усладить Афродите прекрасного юноши рану:
Вепрь беспощадно красу тела его растерзал.
И бессмертная мать не спасла великого сына:
Пал он у скейских ворот волей державных судеб…
Но она вышла из моря в сонме дщерей Нерея:
В жалобах ожил опять славный делами герой.
Тигр, Тигр, жгучий страх,
Ты горишь в ночных лесах.
Чей безсмертный взор, любя,
Создал страшнаго тебя?
В небесах иль средь зыбей
Вспыхнул блеск твоих очей?
Как дерзал он так парить?
Кто посмел огонь схватить?
Тигр, Тигр, жгучий страх,
Ты горишь в ночных лесах.
Чей бессмертный взор, любя,
Создал страшного тебя?
В небесах иль средь зыбей
Вспыхнул блеск твоих очей?
Как дерзал он так парить?
Кто посмел огонь схватить?
Если мальчик конопат,
Разве мальчик виноват,
Что родился рыжим, конопатым?
Но, однако, с малых лет
Пареньку прохода нет,
И кричат ехидные ребята:
— Рыжий! Рыжий! Конопатый!
Убил дедушку лопатой —
А он дедушку не бил,
Да, и жгучие костры
Это только сон игры.
Мы играем в палачей.
Чей же проигрыш? Ничей.Мы меняемся всегда.
Нынче «нет», а завтра «да».
Нынче я, а завтра ты.
Всё во имя красоты.Каждый звук — условный крик.
Есть у каждого двойник.
Каждый там глядит как дух,
Здесь — телесно грезит вслух.И пока мы здесь дрожим,
Начинается любовь
с буквы «Я»!
И только с «Я».
С «Я» -
до ревности слепой.
С «Я» -
и до
небытия!
Сядь поближе ко мне. Мы припомним с тобой,
Как друг друга любили мы мало…
Дай мне ручки свои, а ресницы прикрой,
Чтоб мечту наша жизнь не пугала.
Мы припомним с тобой тот запущенный сад,
Где гвоздики цвели запоздало.
Ты грустишь… Твои ручки и губы дрожат,
Иль в былом ты печаль увидала?
Вы Малайки, вы Малаечки,
Любы ваши мне вуали.
Я на Русской балалаечке
Вам спою свои печали.
Ты, в вуали нежно-розовой,
Мысль вернула в утро Мая: —
С милой в роще я березовой
Был, любил, ее сжимая.
В дни весенних новолуний
Приходи, желанный друг!
На горе ночных колдуний
Соберется тайный круг.
Верны сладостной Гекате,
Мы сойдемся у костра.
Если жаждешь ты объятий,
Будешь с нами до утра.
Всех красивей я из ламий!
Грудь — бела, а губы — кровь.
Неужто думаете вы,
Что я слезами обливаюсь,
Как бешеный кричу: увы!
И от измены изменяюсь?
Я тот же атеист в любви,
Как был и буду, уверяю;
И чем рвать волосы свои,
Я ваши — к вам же отсылаю.
А чтоб впоследствии не быть
Перед наследником в ответе,
Любил он ночи темные в шатре,
Степных кобыл заливчатое ржанье,
И перед битвой волчье завыванье,
И коршунов на сумрачном бугре.
Страсть буйной мощи силясь утолить,
Он за врагом скакал как исступленный,
Чтоб дерзостью погони опьяненной,
Горячей кровью землю напоить.
Любовь одна — веселье жизни хладной,
Любовь одна — мучение сердец:
Она дарит один лишь миг отрадный,
А горестям не виден и конец.
Стократ блажен, кто в юности прелестной
Сей быстрый миг поймает на лету;
Кто к радостям и неге неизвестной
Стыдливую преклонит красоту!
Но кто любви не жертвовал собою?
Вы, чувствами свободные певцы!
Кончается одиннадцатый том
Моих стихов, поющих о бывалом,
О невозвратном, сказочном, о том,
Что пронеслось крылатым карнавалом.
Не возвратить утраченных услад
В любви, в искусстве, в solree, в ликерах, —
Во всем, во всем!.. Заплачьте, и назад
Смотрите все с отчаяньем во взорах.
Пусть это все — игрушки, пустяки,
Никчемное, ненужное, пустое!..
Знаю, что стыдишся и крепишся молвить,
Что любовь пленила и тебя,
Знаю, что ты хочешь быти осторожна,
И боишся вверить мне себя:
Вверься, вверься, полно мысли непристойны
О любви моей к себе иметь,
И открой то словом, что твои мне взгляды,
Дали уж довольно разуметь.
Можешь ли довольна, ты быть красотою,
Весной на воле цвел ковыль,
Вблизи журчал поток,
Шептал таинственную быль
Залетный ветерок.
Любил ковыль небес лазурь,
Простор и солнца блеск,
Любил могучий грохот бурь,
Волны студеной плеск.
Похваляясь любовью недолгой,
растопыривши крылышки в ряд,
по ночам, застывая над Волгой,
соловьи запевают не в лад.Соловьи, над рекой тараторя,
разлетаясь по сторонам,
города до Каспийского моря
называют по именам.Ни за что пропадает кустарь в них,
ложки делает, пьет вино.
Перебитый в суставах кустарник
ночью рушится на окно.Звезды падают с ребер карнизов,
БасняДочь юная весны младой,
Румяна Роза расцветала
И утреннею красотой
Сердца невольно привлекала.
И Чижик Розу полюбил;
Он путь к красавице направил,
Кочующих друзей оставил
И день и ночь при Розе жил.
Качаясь на зеленой ветке,
Где ждал награды для себя,
Ты только для меня. На мраморах иссечен
Двойной завет пути, и светел наш удел.
Здесь наш союз несокрушимо вечен,
Он выше суетных, земных, всегдашних дел.
В веках-тебе удел торжественный и правый.
Кто скажет, что цветы стихов моих умрут?
Любовью внушены, и осиянны славой,
Цветы бессмертные, нетленные цветут.
Повсюду вел меня мой страннический посох,
И в рай земной, и в ад, стремительно крылат,
Если друг твой в словесном споре
Мог обиду тебе нанести,
Это горько, но это не горе,
Ты потом ему все же прости.
В жизни всякое может случиться,
И коль дружба у вас крепка,
Из-за глупого пустяка
Ты не дай ей зазря разбиться.
Безбрежность восторга! бездонность печали!
Твои неизмерные пропасти, страсть!
Из них открывается в жизни — едва ли
Десятая часть!
А если нас горе и счастье венчали,
Все в прошлое пало, как в алчную пасть,
И в памяти скудно хранится — едва ли
Десятая часть!
Мы жили, любили, искали, встречали,
Чтоб верить и плакать, чтоб славить и клясть;