Из белого камня ступени
В мерцающей тьме потонули,
Спустились вечерние тени
И звезды блеснули.
Чарующей, царственно южной
Они засияли красою,
Цветы задремали, жемчужной
Омыты росою.
Трепещут деревьев вершины
И тихий мне слышится шепот
Не вздох ли невольной кручины?
Не сердца ли ропот?
Плененное звезд красотою,
Не сердце ль в груди пробудилось,
И снова, как прежде, мечтою
Безумной забилось?
Дни бывают… Сладкой муки
Сердце чуткое полно,
И заветных песен звуки
В сердце зреют, как зерно.
Засияв среди ненастья
Темной ночи грозовой,
В мертвый холод безучастья
Вторгся луч любви живой.
Все, что сердцу смутно снилось,
Что бесплодно я зову —
Предо мною все открылось,
Все предстало наяву.
Над собой не чую гнета,
Снова дышится вольней:
Что-то плачет, шепчет что-то
И поет в душе моей.
Во тьме уныло завывая,
Холодный ветер бушевал,
Исчезла даль береговая,
Идет девятый вал.
Ужели все, что было свято,
К чему ты с верою взывал —
Умчит с собою без возврата
Девятый вал?
Всему конец: любви обманам,
Борьбе за светлый идеал?
Заволоклася даль туманом,
Идет девятый вал.
Смелей гребец! Зловещей ночи
Нередко вызов ты бросал.
Гляди же ей бесстрашно в очи:
Вот он — девятый вал!
Тучки воздушно-туманныя
Тихо клубятся во тьме;
Думы тревожныя, странныя,
Смутно проходят в уме.
Вновь-ли воскресло забытое?
Жду-ли чего впереди?
Жало тоски ядовитое
Чувствую снова в груди?
Близкаго-ль горя угрозою
Чуткое сердце полно?
Вновь-ли несбыточной грезою
Втайне забилось оно?
Кто эти сны безотчетные,
Эти виденья поймет?
Схожи они, мимолетные,
С зыбью на зеркале вод!
Тучки воздушно-туманные
Тихо клубятся во тьме;
Думы тревожные, странные,
Смутно проходят в уме.
Вновь ли воскресло забытое?
Жду ли чего впереди?
Жало тоски ядовитое
Чувствую снова в груди?
Близкого ль горя угрозою
Чуткое сердце полно?
Вновь ли несбыточной грезою
Втайне забилось оно?
Кто эти сны безотчетные,
Эти виденья поймет?
Схожи они, мимолетные,
С зыбью на зеркале вод!
Если снежные вершины
Озарит весенний луч —
Разорвав снегов плотины,
Хлынут с силою в долины
Воды с круч.
Если думы и волненья
В сердце зреют, как зерно —
Им излиться в песнопенья
Суждено.
Если плен снося суровый,
На цепи орел живет —
Он когда-нибудь оковы
Разорвет.
И когда нигде просвета
Не видать, и мрак глубок —
Может быть пророчит это,
Что желанный миг рассвета
Недалек.
Если снежныя вершины
Озарит весенний луч—
Разорвав снегов плотины,
Хлынут с силою в долины
Воды с круч.
Если думы и волненья
В сердце зреют, как зерно—
Им излиться в песнопенья
Суждено.
Если плен снося суровый,
На цепи орел живет—
Он когда нибудь оковы
Разорвет.
И когда нигде просвета
Не видать, и мрак глубок—
Может быть пророчит это,
Что желанный миг разсвета
Недалек.
Все, что душу собою живило,
Все, чем сердце усиленно билось —
В звуках песни с чудесною силой
Вдохновеньем живым отразилось.
Что изведано в счастье и муках,
Что царило, подобно кумиру —
Отраженное в красках и звуках,
Все художник поведает миру.
Но во мгле исчезает бесследно,
Не оплакано им, не воспето —
Все, мелькнувшее в жизни поэта
Только тенью туманной и бледной.
Дни идут на прибыль,
Ночи — на ущерб,
Развернулись почки
Опуше́нных верб.
Тает… Ненадежен
Хрупкий вешний лед,
Стаи журавлиной
Слышен перелет.
В небе реют точки…
Сколько их! Не счесть.
В криках стаи шумной —
Радостная весть.
Там над колокольней —
Первые грачи;
Из темницы дольней
Выбились ключи.
И гремят победно
Вешние струи
О борьбе великой,
О святой любви.
Темная ночь. Белой террасы ступени,
Белого мрамора львы,
Волны шумя блещут в серебряной пене…
Слышится трепет листвы.
Старая песнь, песнь о любви, об измене.
Льется с террасы она,
Звукам ее, шумно дробясь о ступени,
Вторит во мраке волна.
Вы — предо мной, милые скорбные тени,
Вы обступили меня.
Мир вам! Прости шлю я любви и измене,
Верность былому храня.
Темная ночь. Белой террасы ступени,
Белаго мрамора львы,
Волны шумя блещут в серебряной пене…
Слышится трепет листвы.
Старая песнь, песнь о любви, об измене.
Льется с террасы она,
Звукам ея, шумно дробясь о ступени,
Вторит во мраке волна.
Вы—предо мной, милыя скорбныя тени,
Вы обступили меня.
Мир вам! Прости шлю я любви и измене,
Верность былому храня.
Мчатся тучи разорванной цепью,
Ночь спустилась на землю покровом,
Над безмолвной широкой степью
Выплыл месяц в сиянье багровом.
Меднокрасным сверкающим шаром
Выплыл он из-за дымки тумана,
И покорна таинственным чарам,
Притаилась лесная поляна.
Мчится поезд, окутанный мглою,
И томится душа непонятно,
И летят мои думы стрелою
На покинутый север обратно.
Увидимся ли мы, и что сулит свиданье —
Мучительный восторг иль новые страданья?
Я ничего не жду, не знаю, не хочу,
Но что-то светлое, подобное лучу
Забрежжившей зари — опять в душе блеснуло.
Отрадой тайною, надеждою пахнуло,
И сладкий аромат акации в цвету,
И пение цикад, и тихий плеск фонтана —
Все дышит чарами волшебного обмана.
Увидимся ли мы?
Узловатый искривленный ствол!
Он стоит — оголившийся остов.
Сколько пятен и темных наростов!
Исполин в разрушенье пришел.
Одряхлела краса вековая,
Но, печальные раны скрывая,
Старый ствол, наподобье плаща,
Обвивают гирлянды плюща,
Где повеяло смертью суровой,
Безнадежностью мертвой тоски —
Жизни лучшей, могучей и новой
Пробиваются смело ростки.
Рощи, белые дома…
У подножия холма
Приютился виноградник
Близ татарских деревень.
Вот промчался мимо всадник
В шапке рваной набекрень,
Смуглолиц, во взоре удаль…
Хорошо ль живется, худо ль
Уроженцам южных стран, —
Каждый видом — крымский хан.
И на память мне пришли вы,
Простодушно-терпеливы
И безропотно-пугливы —
Лица наших северян.
Есть арфа у меня: при имени заветном,
Гармонии полна,
Созвучьем в ней звучит, восторженно ответным
Мне каждая струна.
И пенье с вещих струн польется неземное,
Когда упомяну
Я имя той — для сердца дорогое —
Кого люблю одну,
Но если имя той порою с уст сорвется,
Кем я любим —
На арфе золотой струна не отзовется
Мне звуком ни одним!
Как молчаливы здесь леса,
В них столько тени и прохлады!
Под сводом стройной колоннады
Здесь редки птичьи голоса.
Здесь редки бледные цветы,
Но это северное море
И солнца луч в сосновом боре —
Полны суровой красоты.
Как он трепещет на листах
И в глубине лесной аллеи!
Так на задумчивых устах
Улыбка нам всего милее.
Как в панораме, перед нами
Мелькнул сияющий огнями
Какой-то город и — исчез.
И вижу я в окно вагона
Лишь бледный свод ночных небес
С волной серебряною Дона,
И посреди прозрачной мглы
Деревьев черные стволы.
Несемся мы, как будто в сказке,
И южный ветер, полный ласки,
О чем-то шепчет в тишине…
Мы наяву ли иль во сне?
Листва желтеющая — реже,
С зарей — обильнее роса,
Утра́ безоблачны и свежи,
Прозрачно ярки небеса;
Как будто те же и не те же
Стоят задумчиво леса.
Так и былого обаянье
Становится с теченьем дней
Еще прекрасней, но — грустней.
Оно живет в воспоминанье,
Как ранней осени дыханье,
Как отблеск меркнущих огней.
Прошла гроза, — и синевою
Сияет снова свод небес,
И освеженною листвою
Опять шумит зеленый лес.
Блистает влагою зеркальной
Поток, журчащий меж травой,
И лишь в моей душе печальной —
Все тот же сумрак грозовой.
Исхода нет душевным мукам;
В себе глубоко затая,
Их никому единым звуком
И никогда не выдам я!