Богиня вечности во глубине эѳира
Дремала с грустью на челе.
Пред нею шли века, сошедшие из мира,
Века, коснеющие в зле.
Терновые венцы их главы украшали,
Алели ризы их в крови;
За ними по пятам испуганно бежали
Святые призраки любви.
И вечность их сочла безумными очами,
Зевнула пастью гробовой
И поглотила их, и жадными перстами
Спугнула новых светлый рой.
И новые века с мерцанием лазурным
На пламенеющих крылах
Помчались в шумный мир созданием безбурным,
Как день, родившийся впотьмах.
Но, в мире погостив, коварными и злыми,
Без упований и лучей,
Они примчались вновь злодеями больными
К печальной вечности своей.
Ты долго и молча страдала,
Я гордо и молча терпел;
Ты мне ничего не сказала,
А я вопрошать не хотел.
Мы шли по пути роковому
И в нем узнавали всегда
Чужое несчастье — по грому,
Свое — по безсилью труда.
Не грели нас алыя зори
И страх сторожил нас во тьме:
Слеза застывала во взоре,
Мечта умирала в уме.
Взирая на чуждыя цели,
К своей мы не радостно шли;
Мы к миру взывать не хотели,
А к небу взывать не могли.
И в вихре веселья мирского
Блистали нам в мраке ночей
Светильники пира чужого
И пламя чужих алтарей.
Нам вьюга тропы заметала,
И ветер угрозы нам пел…
Ты молча и долго страдала,
Я гордо и смело терпел.
На челне быстролетном я мчался один
По серебряной зыби заснувшей реки;
Ароматы неслися с прибрежных долин,
И мерцали далеких костров огоньки.
По цветущим изломам задумчивых гор
Возвышались бойницы, дворцы, терема,
И вокруг, как туман голубой, полутьма
Расстилалась, лаская внимательный взор.
И казалося мне, что я в царстве теней
Уплываю от грешной и хмурой земли,
От тяжелых забот, от безумных страстей,
И — как светлый маяк — блещет счастье вдали.
И поспешней скользило по влаге весло,
У прибрежья тревожа испуганных птиц…
Был мой путь без конца, был мой мир без границ,
И, как крылья, теченье все дальше несло…
Лишь только зрячие разбудят,
В испуге смотрим мы назад:
Непонимающие — судят,
И ослепленные — казнят.
В унылом мраке заточенья,
В позоре, страхе и нужде
Идут живые поколенья,
Борясь и мучаясь везде.
О, дайте страсти, дайте доли, —
Они ведь отзвук старины.
Они родились поневоле
И сладко грезят в дни весны.
Все, что отцы не досказали,
Что деды мыслили в тиши,
Что назревало в дни печали,
То им внедрилось в глубь души.
Мгновенно вспыхнуло, созрело…
И вот уж новые сердца
Себе иного ищут дела,
Иного требуют конца.
Зачем же муки и гоненья?
Они с грядущим заодно,
Они былого поколенья
Перебродившее вино!
День смежал алмазныя ресницы
И шептал своей соседке ночи:
„Ты открой заплаканныя очи,
Ты спугни лиловыя зарницы!
Утомлен я долгими трудами,
Изнурен я жадною борьбою,
Я стремлюсь к молчанью и покою:
В мир иди ты с грезами и снами“.
Ночь одела темную корону,
Облеклася в синюю порфиру
И пришла к испуганному миру,
И вняла болезненному стону
И, открывши влажныя обятья,
Зашептала ласково и властно:
„Все ко мне, кто может плакать страстно.
Все ко мне, страдающие братья“!
Слыша зов, исполнился восторга
Гордый мир печали и насилья…
Ночь неслышно распростерла крылья
И гостить осталася надолго.
Мою тоску, мое блаженство
Во власть Творцу передаю,
Пороки, грех, несовершенство
И даже… даже песнь мою!
Замолкни, Муза, ты допела;
Венок твой смят, твой день во мгле…
Усни, душа! — и страсти тела
С тобой уснут в сырой земле.
Моя любовь, шутя, разбита,
Очаг мой дерзко оскорблен, —
И дверь холодная открыта
На вечный мрак, на вечный сон.
Простите, други, дети, братья!
Прости и та, — кто жизнь разбил,
Кто мне раскрытые обятья,
Смеясь, чужому посвятил!
И ты, мой враг, мой друг лукавый, —
Тебя и в гробе я найду! —
И пусть пощечиной кровавой
Горит отмщение в аду!
Всходят и уходят розовыя зори,
Чуть весна забрезжет — зеленет бор,
И гуляют волны на речном просторе,
И поет, и свищет птиц залетный хор.
Налетает осень, наливает колос,
Сбрасывает листья желтые с лесов,
И смолкает дружно птиц прилетных голос,
И, старея, вянут венчики цветов.
Дни идут за днями, за годами — годы,
И сменяет зиму новая весна…
Но все также ласков томный лик природы,
Та же книга жизни для людей темна.
Только в блеске новом иногда нисходит
Гений, полный силы, полный смелых дум,
Новыя стремленья в сердце он находит
И смущает жизни мимолетный шум.
Я хотел бы, ненаглядная,
Вновь с тобой еще увидеться:
Горьким словом не обмолвиться,
Дерзким взором не обидеться,
Молодые сны рассказывать,
Песни нежные налаживать;
Ранним утром, поздним вечером
Под окном твоим расхаживать.
Я не знаю, что сулит судьба,
Что сулит еще грядущее,
Предстоит ли счастье краткое
Или горе вездесущее?
Только верю, ненаглядная, —
Только знаю — неизменная, —
Что мала нам жизнь суровая,
Что я пленный, а ты пленная.
Мы в когтях нужды измаяны,
С черной ведьмой-сплетней зналися,
И, любя, друг друга мучили
И друг другу — не призналися!
Есть добрыя сердца, есть светлые умы,
Они сияют нам, как утра блеск багряный;
В хаосе шумных дел, среди житейской тьмы,
Их голоса звучат торжественной осанной.
Уносит вечность всех под мрачный свод гробов,
Но непорочных душ и мысли, и стремленья
Выбрасывает вал суроваго забвенья
На берег бытия, как зерна жемчугов.
И вечно между нас их тени дорогия
Блестят, освящены дыханием времен,
И мы, певцы, мечты, мы — странники земные,
Мы любим их завет, — их вдохновенный сон…
И сладким ужасом их сени гробовыя
Тревожит наших струн дрожащий перезвон.
Темненька ночь, хоть выколи
Глаза себе — темнешенька!
Тепло ль тебе, хорошенький?
Мы горюшко размыкали
Ладком, да милым шепотом,
Да пением, да хохотом.
Светло в избе огонь горит,
Светлей в душе любовь моя,
А ночь темна, — как зверь, вопит,
Как зверь, вопит вблизи жилья.
Прижмись ко мне — согрей меня,
Забудемся до нова дня.
Не спится мне — боюся я…
В руке твоей пусть русая
Коса моя, что лен в мотке,
Что лен дрожит в твоей руке.
В щеках моих огонь задуй!
Усни, склонись к плечам моим…
Целуй меня… еще целуй! —
Я здесь одна — с тобой одним!
На свете есть не мало чудных слов,
Но истина одна всех озаряет, —
Чья песнь звучна — тот Бога повторяет
И мыслит вслух для радости рабов.
На языке души я говорю;
Всех слаще он, хоть меньше всех понятен…
Кто не любил весеннюю зарю,
Весенний станс тому не ароматен.
Смерть ищет жизнь и снова, торопясь,
Из тления рождает жизнь на смену.
Храня с былым таинственную связь,
В борьбе страстей мы ищем перемену.
Безумные в стремлении борьбы,
Глупцы в любви, мы все понять не можем,
Что злобою темним свои гробы
И колыбель грядущаго тревожим.
Ничтожный человек любуется природой,
А вкруг него цветет родимая земля
И веют ласково заманчивой свободой
Шумящие леса и мирныя поля.
Куда ни кинет взор — все красками полно;
Во всем кипит одно могучее броженье.
Там перлы чудные таит морское дно,
Тут горы ценныя стоят в оцепененьи,
Лучами день горит, в ночах покой и нега.
Но, бедный человек, не жди себе ночлега:
Под небом ласковым ночь блещущая зла.
В природе видишь ты богатство, блеск и волю,
Но мало в ней, скупой, найдешь себе на долю:
Лишь крохи скудныя с богатаго стола.
Ты все еще помнишь и судишь,
Но я уже все позабыл.
Ты сердце проклятием губишь,
А я свое молча разбил.
Сошлися мы в жизни случайно —
И вновь разойтись не могли;
Сближала нас нежная тайна
И горькия думы земли.
Томились о счастьи мы оба,
Но счастия жизнь не дала;
Восторги разрушила злоба,
Любовь нашу буря сожгла.
Давно обвинила меня ты;
Тебя — не хочу обвинять…
Не люди-ль во всем виноваты, —
Но люди умеют прощать.
Зачем же ты помнишь и судишь
Того, кто тебя не судил!..
Ты жизнь лицемерием губишь,
Как я свою верой сгубил…
Мне чудится, что там далеко где-то,
Меж облаков фантазии моей,
Поляна вновь цветами разодета,
Сверкает вновь расторгнутый ручей;
Там море есть, сверкающее море,
По нем плывут пиратов корабли,
И мечется, сливаясь в дружном хоре,
Толпа валов — соперников земли.
На кораблях и песни, и литавры —
Безумный пир безчувственных пловцов,
И вьются стяги красные, как жабры
Подводных рыб, меж белых парусов.
Куда несется буйная ватага?
В какой стране их пристань может ждать?
И почему кроваваго их стяга
Не может ветер дерзостный сорвать?
Когда задумчиво вечерний мрак ложится,
И засыпает мир, дыханье притая,
И слышно, как в кустах росистых копошится
Проворных ящериц пугливая семья;
Когда трещат в лесу костров сухие сучья,
Дрожащим заревом пугая мрачных сов,
И носятся вокруг неясные созвучья,
Как бы слетевшие из сказочных миров;
Когда, надев венки из лилий и фиалок,
Туманный хоровод серебряных русалок
Хохочет над рекой, забрызгав свой убор;
Когда от гордых звезд до скромных незабудок
Все сердце трогает и все пугает взор, —
Смеется грустно мой рассудок.
Как мил мне полумрак весенних вечеров,
Как я люблю его задумчивую прелесть,
Как листьев молодых отраден первый шелест
И нежен робкий блеск прозрачных облаков.
Как много ясных дум и чистых песнопений
Звучит в душе моей торжественно, когда
Сгущаются в немом эѳире полутени
И тонет в небесах алмазная звезда,
И бледная луна на небе голубом,
Как облачко, плывет серебряным пятном;
Весенних сумерок изнеженныя краски
Полны небесных грез и грусти неземной;
Душа покорствует чарующей их ласки,
А мысли скованы гармонией святой…
Горят над землею, плывущие стройно,
Алмазныя зерна миров безконечных.
Мне грустно, хотел бы забыться спокойно
В мечтаниях тихих, в мечтаньях безпечных.
Молиться теперь бы, — молиться нет силы;
Заплакать бы надо — заплакать нет мочи —
И веет в душе моей холод могилы,
Уста запеклися и высохли очи.
Уныла заря моей жизни печальной
И отблеск роняет она погребальный
На путь мой, без радости пройденный путь.
И сетует совесть больная невольно…
О, сердце разбейся! Довольно, довольно!..
Пора бы забыться, пора бы заснуть!
Он покинул свой склеп невидимкой,
И в знакомый он город порхнул.
Там, как встарь, под полночною дымкой
Ликовал бесшабашный разгул.
Миновал он все гнезда разврата,
Миновал все дворцы — увидал
Старый дом, где любил он когда-то,
И влетел в его затхлый подвал.
Там, как прежде, горела лампадка,
Тонкий запах струила герань,
И спала она, кроткая, сладко;
На груди ее грубая ткань
Чуть дрожала под вздохами… Мирный,
Он склонился над девою сном,
И разлился весь в трепет эфирный,
И зажегся лампадным огнем…
С безумной жаждой зла с житейской пестрой сцены
Уходят шумно племена,
На ниву бытия бросая злой измены
И злой корысти семена.
Ни строгость библии, ни мир ветхозаветный,
Ни кротость вдохновенных лир
Не разсевают мрак — и мир наш неприветный
Все тот-же гневный мир.
Ни кротость светлая евангелскаго слова,
Ни проповедь Христа
Не трогает его — он ищет то, что ново,
Блуждая как мечта.
Он ищет шумных битв; ему чужды приветы
Он демон и титан.
Непостоянен он, как бег слепой кометы,
И ветрен, как обман.
Звезды ясныя, звезды прекрасныя
Нашептали цветам сказки чудныя,
Лепестки улыбнулись атласные,
Задрожали листы изумрудные.
И цветы, опьяненные росами,
Разсказали ветрам сказки нежныя —
И распели их ветры мятежные
Над землей, над волной, над утесами.
И земля, под весенними ласками
Наряжаяся тканью зеленою,
Переполнила звездными сказками
Мою душу безумно влюбленную.
И теперь, в эти дни многотрудные,
В эти темныя ночи ненастныя,
Отдаю я вам, звезды прекрасныя,
Ваши сказки задумчиво чудныя.