У поэта два царства: одно из лучей
Ярко блещет — лазурное, ясное,
А другое безмесячной ночи темней,
Как глухая темница, ненастное.
В темном царстве влачится ряд пасмурных дней,
А в лазурном — мгновенье прекрасное.
Ты пришла ко мне, малютка,
Ранним утром,
В час, когда душистей незабудка
И блистают тучки перламутром;
Ты пришла и разсмеялась
Слишком звонко;
В этом смехе много мне сказалось:
В нем звучала хитрость не ребенка;
Понял я — вчера не даром
Ночью лунной
Ты, краснея и пылая жаром,
Вышла в сад походкою безшумной!..
Я брел. Пылая гаснул день;
Вперед меня бежала тень
Гигантом траурным. Я шаг
К оврагу — тень через овраг,
Я только к берегу — она
Уж на реке отражена.
Я мимо сада — чрез плетень,
В сад перекинулася тень.
Но вот померк веселый день;
Взошла холодная луна;
И тень печальна и скромна
Ползла рядком, боясь мой путь
Перебежать, перешагнуть,
Дорогу спутать как-нибудь.
Весна! но что мне принесет
Расцвет весны?.. Ея приход
Встречал я песнями бывало,
Когда для юности живой
Еще любви недоставало…
Весна сменялася весной;
Пришла любовь—и ураганом
За нею шумно протекла
С мечтами, с радужным обманом,
Забот и дум тяжелых мгла…
Встречая грустными очами
Опять приход весны живой,
Я плачу тихими слезами —
Как над могилою родной--
Над обманувшими мечтами.
Я устал, я устал! Дайте сил,
Дайте сил добрести до могилы…
Изнемог… не могу!.. истощил,
Потерял все терпенье, все силы.
Дни за днями, как тени, плывут.
Я восходы встречаю с тревогой,
Я закат провожаю, как шут
Проходящий пустынной дорогой.
Ничего!.. никого!.. никому!..
День погас, или искра погасла?
И никто не идет мне во тьму
Потухающей лампе дать масла.
Церковный звон, мерцание лампады
И тусклый день в заплаканном окне;
Твой тихий вздох, рассеянные взгляды —
Знакомо все, все так знакомо мне.
В моей душе ни искры нет отрады, —
Там скорбь и грусть осталися одне…
Да тихий вздох, да сумрачные взгляды,
Да мутный день в заплаканном окне.
Грядущему ни света, ни пощады;
Оно глядит в туманном полусне
Сквозь мирный звон, сквозь тихий свет лампады,
Сквозь тусклый день в заплаканном окне…
Пусть говорят: она пропала,
Пусть к ней закрыта крепко дверь;
Она в душе моей сияла,
Она сияет и теперь!
Мой друг! У твоего преддверья
Стою я, полный новых сил, —
Мертвы исту́пленные перья
В холодном трауре чернил.
И все еще порою снится:
С тобою снова буду жить,
Чтоб смутной ревностью упиться,
Чтоб вновь восторги заслужить!
О, замолчи, воспоминанье,
К себе былое не зови!
Печально вспомнить дни страданья,
Еще печальней — дни любви!
Накинь, душа, покров забвенья
На все, на все! Я жить устал.
Мне даже скучно вдохновенье —
Мой лучший жизни идеал!
Темней, мой день! Гасись, лампада!
Закат мой бледный, догорай…
Не здесь блаженство и отрада,
Не на земле счастливый рай!..
И наши дни когда-нибудь века
Страницами истории закроют.
А что в них есть? Бессилье и тоска.
Не ведают, что рушат и что строят!
Слепая страсть, волнуяся, живет,
А мысль — в тиши лениво прозябает.
И все мы ждем от будничных забот,
Чего-то ждем… Чего? Никто не знает!
А дни идут… На мертвое «вчера»
Воскресшее «сегодня» так похоже!
И те же сны, и тех же чувств игра,
И те же мы, и солнце в небе то же!..
Все пережито, что возможно,
Все передумано давно,
И все так бледно, так ничтожно!
Чего желать? Не все ль равно!
Рассудок чувству не уступит,
А чувство ум клянет назло,
И память страстью не искупит
Того, что время отняло́!
Не сметь любить, не сметь обидеть,
Не сметь желать во цвете лет,
Не знать, не чувствовать, не видеть, —
Ужели блага выше нет?
В плену у смертных небожитель
Влачит ярмо земных вериг, —
Но в грезах райская обитель,
Но в сердце благость каждый миг!
И меж людей, как меж собратий,
Больных пороками и злом,
Не расточает он проклятий,
Приосеняя их крылом…
И только с горечью невольной
Проникнув в падшие сердца,
Забыв свой плен, он, богомольный,
Ждет милосердия Творца!
Ничтожный человек любуется природой,
А вкруг него цветет родимая земля
И веют ласково заманчивой свободой
Шумящие леса и мирныя поля.
Куда ни кинет взор — все красками полно;
Во всем кипит одно могучее броженье.
Там перлы чудные таит морское дно,
Тут горы ценныя стоят в оцепененьи,
Лучами день горит, в ночах покой и нега.
Но, бедный человек, не жди себе ночлега:
Под небом ласковым ночь блещущая зла.
В природе видишь ты богатство, блеск и волю,
Но мало в ней, скупой, найдешь себе на долю:
Лишь крохи скудныя с богатаго стола.
Вторую ночь я провожу без сна,
Вторая ночь ползет тяжелым годом.
Сквозь занавесь прозрачную окна
Глядит весна безлунным небосводом.
Плывут мечты рассеянной толпой;
Не вижу я за далью прожитого
Ни светлых дней, взлелеянных мечтой,
Ни шумных бурь, ни неба голубого.
Там тишина; там мрака даже нет,
Там полусвет, как этот полусвет
Весенней ночи бледной и прекрасной.
И грустно мне, как в первый день любви,
И смутное желание в крови
Тревожит сон души моей бесстрастной.
Разсветает весна, и на встречу весне
Из-за облачных сфер прилетела ко мне
Тень святая любви лучезарнее дня,
Благовоннеей весны и глядит на меня.
Не обсохли еще капли райской росы
На ресницах ея и на пряди косы;
Тень как ангел светла, тень как небо тиха..
Я — дитя суеты, слепоты и греха,
Что могу я сказать этой гостье святой?
Не молиться-ли ей, не склониться-ль главой
И рыдать, и рыдать перед нею, чтоб вновь
Эта фея любви принесла мне любовь.
Потуши свечу, занавесь окно —
По постелям все разбрелись давно,
Только мы не спим; самовар погас;
За стеной часы бьют четвертый раз.
До полуночи мы украдкою
Увлекалися речью сладкою;
Мы замыслили много чистых дел;
До утра-б сидеть — да всему предел:
Ты задумался, я сижу — молчу…
Занавесь окно, потуши свечу!
По саду я гулял задумчиво с тобой,
Вдруг крик твой прозвучал, и серебрист, и звонок:
Из клюва коршуна нам под ноги упал
С общипанным крылом несчастный вороненок.
Ты подняла его, ты пить ему дала,
Ты перышки его разгладила прилежно,
Ты в комнату его заботливо снесла
И даже в черный клюв поцеловала нежно.
От коршуна укрыв под сень густых ветвей,
Ты жалкаго птенца баюкала речами.
И я, моя краса, мечта души моей,
Не больше, как птенец с разбитыми крылами.
Полураздетая дуброва,
Полуувядшие цветы,
Вы навеваете мне снова
Меланхоличные мечты!
И так идут они к туманам,
Так дружны с сумраком небес,
Как крест с кладбищенским курганом,
Как сказка с прелестью чудес!
Темной ночи — тишина,
Морю синему — волна,
Ездоку — горячий конь,
Солнцу красному — огонь,
Юным отрокам — мечты,
Лугу — травы и цветы,
Кораблю — морская даль,
Для меня — одна печаль…
Песни мои, песни! песни — мои дети,
И для вас готовят злые люди сети,
И для вас оковы, и для вас угрозы,
Песни — мои думы, песни — мои слезы.
Но не жгите сердце, лейтесь, песни, шире;
Может быть, удастся вам разлиться в мире,
Может быть для добрых станете друзьями
И за ваши слезы воздадут цветами.
О, горе, горе тем, кто с отроческих лет,
Забыв волненья дерзкой прозы,
На небо устремит свой взор и, как поэт,
Начнет петь соловьев восторженно и розы.
Их дар не признаю́т не эти и не те,
И гибнут русские поэты —
Под пулею, в нужде, в изгнаньи, клевете,
И песни не допев, и не свершив заветы…
Догорел, померк день знойный;
Мир мечтательно заснул;
Лунный свет в реке спокойной
Неподвижно потонул.
Лишь зажженный чумаками,
Как сиротка одинок,
Под небесными огнями
Блещет робкий огонек.
Мнится — бродят под луною
Невидимкой чудеса,
Мнится — с грешною землею
Сочетались небеса.
Ночь майская без месяца ясна;
Я без свечи письмо твое читаю
И вещих строк живыя письмена
В своей душе запечатляю.
Хочу ответ писать привычною рукой,
Но бледное перо то выразить не в силах,
Что чувствую теперь взволнованной душой:
Не кровь — клокочет лава в жилах.
Дева Пречистая, Матерь Господняя,
Много обид протерпела сегодня я,
Много страданий и много гонения,
Больше роптала — нет сил для терпения!
Черныя сплетни змеей ядовитою
Ползают всюду за мною забитою.
Гордых подруженек толки-то темные,
Шопот с улыбками, взоры нескромные
Душу сосут мне пиявками жгучими.
Солнышка жизни не видно за тучами.
Чем-же, Владычица, я опорочена?
Тем-ли, что ложе слезами омочено?
Тем-ли, что сердце любови исполнено?
Тем-ли, что с милым родимым помолвлена?
Луч солнечный, пройдя сквозь грань хрустальной вазы,
Являет радугу, сливаяся в алмазы
Роскошно-блещущих огней.
Так часто дух певца, мятежный и кипучий,
Являет радугу восторженных созвучий,
Пройдя сквозь пламенник страстей.
Как могила чернел сумрак ночи сырой,
Не всходила луна колдовать над землей.
Словно старец больной, лес метался, стонал,
Ветер злился — ревел, в речке пенился вал.
Ныло сердце мое; я у неба молил
Жизнь пустую сменить тишиною могил.
Но на утро, когда просияла заря,
Как любовью, лучем все вокруг озоря, —
Ужаснулся своей черной думе: душа
Снова к жизни рвалась, жить и мыслить спеша.
Как дева грустная в наряде подвенечном,
Ночь вешняя глядит ко мне в окно.
Я слышу музыку в биении сердечном —
И пережитое в душе озарено.
Легко мне!.. Но мечты волнуются неясно,
Как будто чья-то тень поникла на плечо
И манит вдаль меня так ласково, так властно,
И манит, и поет, и дышит горячо…
И ночь, и покой, и лампада,
И все — как в бывалые годы;
Окно распахнулось; из сада
Повеяло жизнью природы.
Мне грустно и больно, и жутко:
Встают пережитые годы
Для темных упреков разсудка,
Для горькой душевной невзгоды.
Молюсь за грядущие годы,
Чтоб в них и любовь, и отрада
Пустили могучие всходы…
И ночь, и покой, и лампада.
Из мира мрака и неволи
Когда стремлюсь я в мир любви, —
Опять в душе стихают боли,
Я говорю себе: «Живи!»
Но эти краткие порывы
Моей ликующей мечты
Смиряют буйные призывы
Неугомонной суеты.
Так в храм, где слышатся моленья
Богобоязненной души,
С дарами жертвоприношенья
Стучатся дерзко торгаши.
Забудь, вакханка, песни, пляски
И припади ко мне на грудь:
Я жажду мира, жажду ласки,
Хочу от жизни отдохнуть.
Готово ложе… белоснежный
Покров венком повитый скинь…
Будь мне любовницею нежной —
Устал страдать я от богинь.
В тебе все грех, движенья, краски;
Задуй огонь, задерни ткань,
Пади на грудь… дари мне ласки…
И от лобзания устань.
Думы волнуются, сердце печалится,
Песня унылая мерно слагается.
Сумерки мутныя; звезды встающия
В небе темнеющем яркими искрами,
Птички последний раз томно поющия —
Все мне пахнуло мечтаньями быстрыми.
Блеск догорающей розовой зореньки,
Тени прозрачныя, тени волшебныя,
Робко спустившися в низенькой горенке,
Словно колдуньи снадобья целебныя
Сушат ресницы и гасят волнение,
Грустью разлив на душе вдохновение…
Сердце о прошлом неясно печалится,
Песня унылая мерно слагается.
Друг, нам разная дорога —
Не сходиться нам с тобой:
Для тебя — восторги Бога,
Для меня — вражда с борьбой;
Для тебя — печали рая,
Для меня — печаль земная;
Но под ласками любви
Не забудь, как я страдаю,
Как тебя благословляю —
Ты меня благослови.
Тихо бредем мы четой молчаливой,
Сыростью дышат росистые кущи,
Пахнет укропом и пахнет крапивой,
Влажные сумерки гуще и гуще…
Там — за лесами, в синеющей дали,
Кажет луна окровавленный кончик…
В окнах иных огоньки замигали…
Вон наша дачка и вон наш балкончик!
Мы утомилися долгой прогулкой;
Верно, давно поджидает нас дома
Чай золотистый со свежею булкой…
Глупое счастье — а редким знакомо!
Давным-давно я знал, что Фруг ты,
Что ходишь на Парнас по мед, —
Но нам с него несешь не фрукты,
А поэтический помет.
Горе, припевая в нашем мире рыщет.
Горе колосится в поле яровом.
Горе перепелкой в темном лесе свищет,
Солнышком сияет в небе голубом;
Приголубит лаской, заманит сторонкой,
Вспенится, взыграет брагою хмельной,
В пору обернется красною девчонкой
И столкнет смеяся в омут роковой.
В часы тяжелых дум и тяжких испытаний,
Когда молчит мечта в озлобленном уме,
И грудь моя болит от сдержанных рыданий,
И даль грядущаго скрывается во тьме —
О, как желал-бы я безумно насладиться
Ничтожной радостью земнаго бытия,
Слезами счастия восторженно упиться
И после улететь в безвестные края,
Туда, туда, за грань земли и небосвода,
Где сладким нектаром забвенье разлито,
Где завершается безсмертная природа
И начинается безсмертное „ничто.“