Странник жизни многотрудный,
Изувеченный борьбою,
Уходи на отдых чудный,
Обновися тишиною.
Там, где темным ожерельем
Окаймили море скалы,
Там, где плачут над ущельем
Кровожадные шакалы,
Там, где дремлет лес стоствольный,
Где шумит поток прохладный, —
Там найдешь, пришлец бездольный,
Для души покой отрадный.
Дни пройдут — и, знаю, снова
Ты о том вздохнешь невольно,
Кто клеймил тебя сурово,
Где страдало сердце больно.
Судьбой холодной и жестокой
Еще вполне несокрушим,
Мой милый друг, мой друг далекий,
И я озлоблен и гоним!
Бегу, ищу, желаю пристань,
И говорю уже себе:
«Сожгися мозг и сердце выстынь,
Не покорившися судьбе!»
И слышу я в ответ, как эхо
Моей мятущейся судьбы, —
Ответ иронии и смеха,
Как молвят вещие гробы:
«Ты не уйдешь от пут жестоких,
От клеветы и от могил,
Погибнешь в муках одиноких
За то, что много возлюбил!..»
Мне снился на кладбище храм
И свеже-рытая могила,
Что хоронил — не знаю сам,
Но только скорбь меня щемила:
Я видел блеск паникадил
И в черных ризах духовенство;
Не знаю сам кому молил
У неба вечное блаженство.
С тех пор я мрачен на яву,
О чем томлюся — сам не знаю;
Разбитым, трепетным живу
И все могилу ожидаю.
Я вижу зло со всех сторон;
Больней язвят меня обиды…
Ужель под лепет панихиды
Во сне мир счастья погребен?!
Она дитя, она — цветок Украйны,
Ея душа — ровесница весны —
Исполнена безгрешной тишины,
И в сердце спят пленительныя тайны.
Ея очей мгновенная печаль
Сменяется мерцанием улыбки;
Ей ничего в былом еще не жаль, —
Все в будущем: утраты и ошибки;
Ея игла рисует на канве
Прелестные, невинные узоры:
Седых овец на пестрой мураве,
Зеленый бор, таинственныя горы
И лебедя в небесной синеве,
И за рекой сияние Авроры.
Везде живут больныя грезы
Моей взволнованной души:
Оне поют в кудрях березы,
Оне безмолвствуют в тиши,
Оне влекутся с хороводом
Безсмертных звезд по небесам,
Оне горят по синим водам —
Подобно светлым маякам,
Оне беседуют с богами,
Мерцают в блеске юных глаз,
Когда исполненный страстями
Сижу с тобой в вечерний час.
И там, за сенью гробовою,
Оне заблещут предо мной,
Неумирающей звездою,
Неугасимою зарей.
И наши дни когда-нибудь века
Страницами истории закроют.
А что в них есть? Бессилье и тоска.
Не ведают, что рушат и что строят!
Слепая страсть, волнуяся, живет,
А мысль — в тиши лениво прозябает.
И все мы ждем от будничных забот,
Чего-то ждем… Чего? Никто не знает!
А дни идут… На мертвое «вчера»
Воскресшее «сегодня» так похоже!
И те же сны, и тех же чувств игра,
И те же мы, и солнце в небе то же!..
Вот узорный киоск; в нем пресветлый султан
Каждый вечер на пурпурной ткани
С одалиской своей возлежит. Им фонтан
Гимн о страсти поет. Им заране
На земле рай чарующий дан,
Что описан пророком в коране…
А вот я — только воин простой; мне мечом
Проложить нужно к раю дорогу.
После смерти таким-же я буду царем,
Магомет проведет прямо к Богу;
Только я не постигну умом —
Даст-ли он мне солдат на подмогу?
Мой друг, у нашего порога
Стучится бледная нужда.
Но ты не бойся, ради бога,
Ее, сподвижницы труда.
При ней звучнее песнь поэта,
И лампа поздняя моя
Горит до белого рассвета,
Как луч иного бытия.
И мир иной перед очами,
То мир восторгов и чудес,
Где плачут чистыми слезами
Во имя правды и небес.
То мир, ниспосланный от бога
Для утешенья… И тогда
Стучится слава у порога
И плачет бледная нужда!
Тихо бредем мы четой молчаливой,
Сыростью дышат росистые кущи,
Пахнет укропом и пахнет крапивой,
Влажные сумерки гуще и гуще…
Там — за лесами, в синеющей дали,
Кажет луна окровавленный кончик…
В окнах иных огоньки замигали…
Вон наша дачка и вон наш балкончик!
Мы утомилися долгой прогулкой;
Верно, давно поджидает нас дома
Чай золотистый со свежею булкой…
Глупое счастье — а редким знакомо!
Как могила чернел сумрак ночи сырой,
Не всходила луна колдовать над землей.
Словно старец больной, лес метался, стонал,
Ветер злился — ревел, в речке пенился вал.
Ныло сердце мое; я у неба молил
Жизнь пустую сменить тишиною могил.
Но на утро, когда просияла заря,
Как любовью, лучем все вокруг озоря, —
Ужаснулся своей черной думе: душа
Снова к жизни рвалась, жить и мыслить спеша.
Весна! но что мне принесет
Расцвет весны?.. Ея приход
Встречал я песнями бывало,
Когда для юности живой
Еще любви недоставало…
Весна сменялася весной;
Пришла любовь—и ураганом
За нею шумно протекла
С мечтами, с радужным обманом,
Забот и дум тяжелых мгла…
Встречая грустными очами
Опять приход весны живой,
Я плачу тихими слезами —
Как над могилою родной--
Над обманувшими мечтами.
Из вечных песен »о весне«
Одну в душе храню…
Та песнь подобится вполне
Лазоревому дню:
В ней блещет майская мечта,
Восторга прелесть в ней,
В ней мир блаженства… Песня та —
Предтеча новых дней.
Она мне красит бытие,
Как светлая весна,
Отвагой сердце жжет мое
И манит в даль она;
Но все из сердца горячо
Не смеет прозвучать:
Запрета темнаго еще
Лежит на ней печать…
Я брел. Пылая гаснул день;
Вперед меня бежала тень
Гигантом траурным. Я шаг
К оврагу — тень через овраг,
Я только к берегу — она
Уж на реке отражена.
Я мимо сада — чрез плетень,
В сад перекинулася тень.
Но вот померк веселый день;
Взошла холодная луна;
И тень печальна и скромна
Ползла рядком, боясь мой путь
Перебежать, перешагнуть,
Дорогу спутать как-нибудь.
Я устал, я устал! Дайте сил,
Дайте сил добрести до могилы…
Изнемог… не могу!.. истощил,
Потерял все терпенье, все силы.
Дни за днями, как тени, плывут.
Я восходы встречаю с тревогой,
Я закат провожаю, как шут
Проходящий пустынной дорогой.
Ничего!.. никого!.. никому!..
День погас, или искра погасла?
И никто не идет мне во тьму
Потухающей лампе дать масла.
Колыбелью солнцу служат
Голубыя небеса;
Колыбелью птицам звонким —
Темнокудрые леса.
Дно песчаное и берег —
Колыбель седой волны;
Юг душистый, луч блестящий
Колыбель живой весны.
Колыбель прекрасных песен —
Жажда света и любви;
Всех теплей святую эту
Колыбель благослови!
В колыбели этой чудной
Родилося божество;
В ней небесное величье
И земное торжество.
Драпируяся в тунику
Древней матери своей,
Не внимала муза крику
Человеческих страстей;
Шла с гремящею цевницей
По проторенной тропе
И являлася царицей
Недоступною в толпе…
Но пришли иные годы —
Изменилася она:
Братства, мира и свободы
Вкруг бросая семена,
Стала гением прекрасным
Пробираться на чердак,
Стала матерью несчастным
И с толпой вступила в брак…
Все пережито, что возможно,
Все передумано давно,
И все так бледно, так ничтожно!
Чего желать? Не все ль равно!
Рассудок чувству не уступит,
А чувство ум клянет назло,
И память страстью не искупит
Того, что время отняло́!
Не сметь любить, не сметь обидеть,
Не сметь желать во цвете лет,
Не знать, не чувствовать, не видеть, —
Ужели блага выше нет?
О, замолчи, воспоминанье,
К себе былое не зови!
Печально вспомнить дни страданья,
Еще печальней — дни любви!
Накинь, душа, покров забвенья
На все, на все! Я жить устал.
Мне даже скучно вдохновенье —
Мой лучший жизни идеал!
Темней, мой день! Гасись, лампада!
Закат мой бледный, догорай…
Не здесь блаженство и отрада,
Не на земле счастливый рай!..
В плену у смертных небожитель
Влачит ярмо земных вериг, —
Но в грезах райская обитель,
Но в сердце благость каждый миг!
И меж людей, как меж собратий,
Больных пороками и злом,
Не расточает он проклятий,
Приосеняя их крылом…
И только с горечью невольной
Проникнув в падшие сердца,
Забыв свой плен, он, богомольный,
Ждет милосердия Творца!
Забудь, вакханка, песни, пляски
И припади ко мне на грудь:
Я жажду мира, жажду ласки,
Хочу от жизни отдохнуть.
Готово ложе… белоснежный
Покров венком повитый скинь…
Будь мне любовницею нежной —
Устал страдать я от богинь.
В тебе все грех, движенья, краски;
Задуй огонь, задерни ткань,
Пади на грудь… дари мне ласки…
И от лобзания устань.