Драпируяся в тунику
Древней матери своей,
Не внимала муза крику
Человеческих страстей;
Шла с гремящею цевницей
По проторенной тропе
И являлася царицей
Недоступною в толпе…
Но пришли иные годы —
Изменилася она:
Все пережито, что возможно,
Все передумано давно,
И все так бледно, так ничтожно!
Чего желать? Не все ль равно!
Рассудок чувству не уступит,
А чувство ум клянет назло,
И память страстью не искупит
Того, что время отняло́!
О, замолчи, воспоминанье,
К себе былое не зови!
Печально вспомнить дни страданья,
Еще печальней — дни любви!
Накинь, душа, покров забвенья
На все, на все! Я жить устал.
Мне даже скучно вдохновенье —
Мой лучший жизни идеал!
В плену у смертных небожитель
Влачит ярмо земных вериг, —
Но в грезах райская обитель,
Но в сердце благость каждый миг!
И меж людей, как меж собратий,
Больных пороками и злом,
Не расточает он проклятий,
Приосеняя их крылом…
Забудь, вакханка, песни, пляски
И припади ко мне на грудь:
Я жажду мира, жажду ласки,
Хочу от жизни отдохнуть.
Готово ложе… белоснежный
Покров венком повитый скинь…
Будь мне любовницею нежной —
Устал страдать я от богинь.
В тебе все грех, движенья, краски;
Задуй огонь, задерни ткань,
Пусть говорят: она пропала,
Пусть к ней закрыта крепко дверь;
Она в душе моей сияла,
Она сияет и теперь!
Мой друг! У твоего преддверья
Стою я, полный новых сил, —
Мертвы исту́пленные перья
В холодном трауре чернил.
И ночь, и покой, и лампада,
И все — как в бывалые годы;
Окно распахнулось; из сада
Повеяло жизнью природы.
Мне грустно и больно, и жутко:
Встают пережитые годы
Для темных упреков разсудка,
Для горькой душевной невзгоды.
Ты пришла ко мне, малютка,
Ранним утром,
В час, когда душистей незабудка
И блистают тучки перламутром;
Ты пришла и разсмеялась
Слишком звонко;
В этом смехе много мне сказалось:
В нем звучала хитрость не ребенка;
Понял я — вчера не даром
Ночью лунной
Потуши свечу, занавесь окно —
По постелям все разбрелись давно,
Только мы не спим; самовар погас;
За стеной часы бьют четвертый раз.
До полуночи мы украдкою
Увлекалися речью сладкою;
Мы замыслили много чистых дел;
До утра-б сидеть — да всему предел:
Ты задумался, я сижу — молчу…
Занавесь окно, потуши свечу!
Не тоскуй, не горюй
От зари до зари;
Не желай, не страдай —
Одиноким умри.
Не тебя полюбя,
Вечерами она
И сидит, и грустит
На крыльце у окна.
Не следи, не ходи
Безнадежно за ней
О, горе, горе тем, кто с отроческих лет,
Забыв волненья дерзкой прозы,
На небо устремит свой взор и, как поэт,
Начнет петь соловьев восторженно и розы.
Их дар не признаю́т не эти и не те,
И гибнут русские поэты —
Под пулею, в нужде, в изгнаньи, клевете,
И песни не допев, и не свершив заветы…
Песни мои, песни! песни — мои дети,
И для вас готовят злые люди сети,
И для вас оковы, и для вас угрозы,
Песни — мои думы, песни — мои слезы.
Но не жгите сердце, лейтесь, песни, шире;
Может быть, удастся вам разлиться в мире,
Может быть для добрых станете друзьями
И за ваши слезы воздадут цветами.
Вижу я — при лунном блеске
Он сидит в саду зеленом
С ятаганом, в алой феске,
Притворяяся влюбленным.
Нет, не деву молодую
Ждет он в жаркия обятья;
В сердце месть лелеет злую,
Шлет изменнику проклятья.
О, не жди, ревнивый воин:
Я не дам себя в обиду…
Из мира мрака и неволи
Когда стремлюсь я в мир любви, —
Опять в душе стихают боли,
Я говорю себе: «Живи!»
Но эти краткие порывы
Моей ликующей мечты
Смиряют буйные призывы
Неугомонной суеты.
Так в храм, где слышатся моленья
Богобоязненной души,
Как дева грустная в наряде подвенечном,
Ночь вешняя глядит ко мне в окно.
Я слышу музыку в биении сердечном —
И пережитое в душе озарено.
Легко мне!.. Но мечты волнуются неясно,
Как будто чья-то тень поникла на плечо
И манит вдаль меня так ласково, так властно,
И манит, и поет, и дышит горячо…
Догорел, померк день знойный;
Мир мечтательно заснул;
Лунный свет в реке спокойной
Неподвижно потонул.
Лишь зажженный чумаками,
Как сиротка одинок,
Под небесными огнями
Блещет робкий огонек.
Мнится — бродят под луною
Невидимкой чудеса,
Горе, припевая в нашем мире рыщет.
Горе колосится в поле яровом.
Горе перепелкой в темном лесе свищет,
Солнышком сияет в небе голубом;
Приголубит лаской, заманит сторонкой,
Вспенится, взыграет брагою хмельной,
В пору обернется красною девчонкой
И столкнет смеяся в омут роковой.
Заперты ворота,
Спущен с цепи пес.
Листья золотые
Сыплются с берез.
Сердце тихо плачет,
Плачет и поет, —
Посмотри, стучится
Милый у ворот.
Безымянные стремленья,
Безотчетные порывы,
Молодого вдохновенья
И приливы, и отливы…
Где конец ваш, где начало?
И откуда ваша сила?
Не змеиное ли жало
Вас отравой напоило?
Не волна ль седая моря
В вас бушует бесконечно?
Безимянныя стремленья,
Безотчетные порывы,
Молодаго вдохновенья
И приливы, и отливы…
Где конец ваш, где начало?
И откуда ваша сила?
Не змеиное-ли жало
Вас отравой напоило?
Не волна-ль седая моря
В вас бушует безконечно?
В душе моей элегия слагалась,
День умирал счастливою мечтой;
Моя душа с надеждами прощалась,
А ночь несла целительный покой.
И мнилось мне, что вместе с ночью влажной
Нисходит смерть благословить гроба, —
И шум дерев элегией протяжной
Звучал мечтам, как поздняя мольба.
Ночь майская без месяца ясна;
Я без свечи письмо твое читаю
И вещих строк живыя письмена
В своей душе запечатляю.
Хочу ответ писать привычною рукой,
Но бледное перо то выразить не в силах,
Что чувствую теперь взволнованной душой:
Не кровь — клокочет лава в жилах.
В дни весны моей легкой птицею
Жизнь проносится — и украдкою
Озоряюся, как зарницею,
Песней чистою, песней краткою.
Люб душе моей, песнь несложная,
Твой игривый бег, твой летучий бег:
Им смиряется скорбь тревожная,
В нем завет небес, в нем загадка нег.
Друг, нам разная дорога —
Не сходиться нам с тобой:
Для тебя — восторги Бога,
Для меня — вражда с борьбой;
Для тебя — печали рая,
Для меня — печаль земная;
Но под ласками любви
Не забудь, как я страдаю,
Как тебя благословляю —
Ты меня благослови.
Пышней, чем в ясный день расцвета,
Аллея пурпуром одета.
И в зыбком золоте ветвей
Еще блистает праздник лета
Волшебной прелестью своей.
И ночь, сходящую в аллею,
Сквозь эту рдяную листву,
Назвать я сумраком не смею,
Но и зарей — не назову!