Она дитя, она — цветок Украйны,
Ея душа — ровесница весны —
Исполнена безгрешной тишины,
И в сердце спят пленительныя тайны.
Ея очей мгновенная печаль
Сменяется мерцанием улыбки;
Ей ничего в былом еще не жаль, —
Все в будущем: утраты и ошибки;
Ея игла рисует на канве
Прелестные, невинные узоры:
Седых овец на пестрой мураве,
Зеленый бор, таинственныя горы
И лебедя в небесной синеве,
И за рекой сияние Авроры.
Таинственная жрица суеты —
Природа облеклась в блистающия ризы,
Обманчива, как женские капризы,
И ветрена, как первыя мечты.
Ей все равно: веселье, иль печали;
Борьба, иль мир; вражда, или любовь
И, вызвав нас из непонятной дали,
В загадочную бездну бросит вновь.
Рожденная из соннаго эфира,
Безсмертная в безсмертии Творца —
Она творит и мыслит без конца.
И, странствуя от мира и до мира,
Не требует мгновеннаго венца
И не творит минутнаго кумира.
Красавицы с безоблачным челом
Вы снились мне весенними ночами;
Когда душа обятая мечтами
Еще спала в неведенье святом.
Мне снились вы веселою толпой
В долине роз, в долине наслажденья,
Когда любовь хранила сновиденья
И стерегла мечтательный покой.
Солгали сны… спустился мрак кругом,
Сомнения мне разум истерзали, —
И меркнет жизнь в тумане роковом.
Но все еще, как отблеск дивной дали,
Красавицы с безоблачным челом, —
Вы снитесь мне, как снилися в начале.
Вторую ночь я провожу без сна,
Вторая ночь ползет тяжелым годом.
Сквозь занавесь прозрачную окна
Глядит весна безлунным небосводом.
Плывут мечты рассеянной толпой;
Не вижу я за далью прожитого
Ни светлых дней, взлелеянных мечтой,
Ни шумных бурь, ни неба голубого.
Там тишина; там мрака даже нет,
Там полусвет, как этот полусвет
Весенней ночи бледной и прекрасной.
И грустно мне, как в первый день любви,
И смутное желание в крови
Тревожит сон души моей бесстрастной.
Как в глубь души, невинной и прекрасной,
Смотрю я в глубь небесной вышины.
По ней плывут миры толпой согласной
Как божества разсеянные сны.
И много их, и взором ненасытным
Нельзя мне счесть их светлую толпу,
И полную эѳиром первобытным
Не уследить их вечную тропу.
Они взошли случайной чередою
И смертные глядят на них давно,
Волнуемы загадкой роковою.
И в грустный час, когда в душе темно,
К ним возносясь пытливою мечтою,
Мы просим дать, чего не суждено.
В июньской мгле задумчивых ночей,
Когда заря горит и не сгорает,
Чтоб слаще петь, — весенний соловей
Свой томный взор в восторге закрывает
И все поет о чем-то неземном —
Дитя весны, дитя земного дола…
Не чувствуя земного произвола,
Он не горит ни скорбью, ни стыдом.
Так ты, поэт, певец своей весны,
От суеты, где злобствуют невежды,
От грешных зол для кроткой тишины
Спешишь закрыть изнеженныя вежды,
Чтоб слаще петь заоблачные сны —
Земной любви небесныя надежды…
Спускается сумрак на город обширный,
Как царственной ночи живое крыло;
Смолкает страданье в душе моей мирной,
И новыя песни роятся тепло.
И светлыя грезы роятся огнями
Сквозь темное небо печали моей,
Но сердце трепещет зловещими снами,
Упреком и гневом завещанных дней.
И дума тревожит, печальная дума,
Как плеск равномерный тяжелаго шума
Волны, что звучит и звучит без конца:
Что будет со мною? Где якорь я брошу?
Где щит я оставлю, как лишнюю ношу,
Где выбросят волны на берег пловца.
Когда задумчиво вечерний мрак ложится,
И засыпает мир, дыханье притая,
И слышно, как в кустах росистых копошится
Проворных ящериц пугливая семья;
Когда трещат в лесу костров сухие сучья,
Дрожащим заревом пугая мрачных сов,
И носятся вокруг неясные созвучья,
Как бы слетевшие из сказочных миров;
Когда, надев венки из лилий и фиалок,
Туманный хоровод серебряных русалок
Хохочет над рекой, забрызгав свой убор;
Когда от гордых звезд до скромных незабудок
Все сердце трогает и все пугает взор, —
Смеется грустно мой рассудок.
Горят над землею, плывущие стройно,
Алмазныя зерна миров безконечных.
Мне грустно, хотел бы забыться спокойно
В мечтаниях тихих, в мечтаньях безпечных.
Молиться теперь бы, — молиться нет силы;
Заплакать бы надо — заплакать нет мочи —
И веет в душе моей холод могилы,
Уста запеклися и высохли очи.
Уныла заря моей жизни печальной
И отблеск роняет она погребальный
На путь мой, без радости пройденный путь.
И сетует совесть больная невольно…
О, сердце разбейся! Довольно, довольно!..
Пора бы забыться, пора бы заснуть!
Есть добрыя сердца, есть светлые умы,
Они сияют нам, как утра блеск багряный;
В хаосе шумных дел, среди житейской тьмы,
Их голоса звучат торжественной осанной.
Уносит вечность всех под мрачный свод гробов,
Но непорочных душ и мысли, и стремленья
Выбрасывает вал суроваго забвенья
На берег бытия, как зерна жемчугов.
И вечно между нас их тени дорогия
Блестят, освящены дыханием времен,
И мы, певцы, мечты, мы — странники земные,
Мы любим их завет, — их вдохновенный сон…
И сладким ужасом их сени гробовыя
Тревожит наших струн дрожащий перезвон.
Ничтожный человек любуется природой,
А вкруг него цветет родимая земля
И веют ласково заманчивой свободой
Шумящие леса и мирныя поля.
Куда ни кинет взор — все красками полно;
Во всем кипит одно могучее броженье.
Там перлы чудные таит морское дно,
Тут горы ценныя стоят в оцепененьи,
Лучами день горит, в ночах покой и нега.
Но, бедный человек, не жди себе ночлега:
Под небом ласковым ночь блещущая зла.
В природе видишь ты богатство, блеск и волю,
Но мало в ней, скупой, найдешь себе на долю:
Лишь крохи скудныя с богатаго стола.
Лучезарныя грезы кружат и плывут надо мной;
Сон бежит от очей; жжет холодное ложе меня.
Я окно распахнул: душный воздух тяжел пред грозой,
В белой ночи чуть блещет мерцанье почившаго дня.
Дальний лес на лазури темнеет зубчатой стеной,
Пыль дымится вдали, — слышен топот тяжелый коня.
Лучезарныя грезы плывут и плывут, как волна за волной.
Опалили огнем, подхватили, как крылья, меня, —
И несут, и несут! Как пловец, утомленный борьбой
С непокорной стихией, весло упускает, стеня, —
В бездне бездн опустил я оковы заботы земной,
Чад раздумья, тревоги и бред отлетевшаго дня.
И не знаю — то жизнь ли, смеяся, играет со мной,
Или смерть, улыбаясь, над бездной качает меня?..
Лучезарные грезы кружат и плывут надо мной;
Сон бежит от очей; жжет холодное ложе меня.
Я окно распахнул: душный воздух тяжел пред грозой,
В белой ночи чуть блещет мерцанье почившего дня.
Дальний лес на лазури темнеет зубчатой стеной,
Пыль дымится вдали, — слышен топот тяжелый коня.
Лучезарные грезы плывут и плывут, как волна за волной.
Опалили огнем, подхватили, как крылья, меня, —
И несут, и несут! Как пловец, утомленный борьбой
С непокорной стихией, весло упускает, стеня, —
В бездне бездн опустил я оковы заботы земной,
Чад раздумья, тревоги и бред отлетевшего дня.
И не знаю — то жизнь ли, смеяся, играет со мной,
Или смерть, улыбаясь, над бездной качает меня?..