За днями мелководия мечты
Бывают дни — в сознаньи все напевней,
И слышишь голос Мира, голос древний,
Идущий из глубокой темноты.
Приходит вдруг. Сидишь случайно ты
Пред малой деревенскою харчевней,
Такой, что, может, нет другой плачевней,
И чувствуешь — безбрежность Красоты.
Как тихо проплывают вереницы
Воздушной мглы, там в зеркале, точь в точь
Такой же, как вверху уходит прочь,
До тучевой цепляяся станицы.
Как шелест тих прочитанной страницы.
Душа, забыть тоску уполномочь.
Я слышу, как идет чуть слышно Ночь,
Тень медленной мне пала на ресницы.
Счастье! В желанном себя потеряв,
Будешь любить.
Нежно за волосы взяв,
Будешь рот его пить,
Целующий рот его пить,
Как росу испивают по капле расцветности трав.
Счастье! Себя потеряв,
Снова себя находить
В этом другом,
В нить золотую его перевить свою тонкую нить,
Мои стихи как полновесный грозд.
Не тщетно, в сладком рабстве у сонета,
Две долгие зимы, два жарких лета,
В размерный ток включал я россыпь звезд.
Изысканный наряд обманно-прост.
В гаданьи чувства малая примета
Есть жгучий знак, что час пришел расцвета
Люблю к люблю, к земле от неба мост.
Любимаго к любимой приближенье
Пропето в Песни Песней всех времен,
На зыби самых яростных знамен,
В безумствах дел, в размахе достиженья.
Тончайшая игра воображенья,
Дрожанье всех волшебных веретен —
В жерле любви, — всевластен кто влюблен,
Без сна любви — безцельное круженье.
Сонет
Я с нею шел в глубоком подземельи,
Рука с рукой, я был вдвоем — один.
Мы встретились в сверкающем весельи,
Мы нежились, как лилии долин.
Потом пришли к дверям старинной кельи,
Предстала Смерть, как бледный исполин,
И мы за ней, в глубоком подземельи,
Стремились прочь от зелени долин.
Если вечер настанет и длинныя, длинныя
Паутинки, летая, блистают по воздуху,
Вдруг запросятся слезы из глаз безпричинныя,
И стремишься из комнаты к воле и к отдыху.
И, мгновенью отдавшись, как тень, преклоняешься,
Удивляешься Солнцу, за лесом уснувшему,
И с безмолвием страннаго мира сливаешься,
Уходя к незабвенному, к счастью минувшему.
Я на краю Земли. Я далеко на Юге.
Не юге разных стран, — на юге всей Земли.
Моя заря горит на предполярном круге.
В моих морях встают не часто корабли.
Мой светоч — Южный Крест. Мой светоч — отблеск льдины.
Здесь горы льдяные — один плавучий храм.
Но за чертой мечты — мой помысел единый
Ведет мой дух назад, к моим родным полям.
Наш день окончен в огненном закате,
Наш свет уходит в ночь, где свежий грозд
Рассыпанных по небу дружных звезд
Нас причастит высокой благодати.
Придите миротворческие рати
Алмазных дум. Означься к небу мост.
Я, как дитя, растроган здесь и прост.
Я прям, как белый цвет на горном скате.
Молчанье выделяется—из сосен ночных,
И в грезе отражается—как спетый стих.
То чье стихотворение—в дремоте ночной?
Не ведаю—но пение межь ветками и мной.
Под Солнцем ослепительным—в жужжаньи пчел
И в пеньи птиц пленительном—я звуки к числам свел.
Но было то играние—не так, как сейчас,
Сейчас поет молчание и мой глядящий глаз.
Огромная обемность инфузорий,
Незримая среди безвестных троп,
Мгновенно зрима, лишь взгляни в потоп,
Чрез волшебство побудь в кишащем хоре.
Вот, капля влаги — бешеное море.
У каждой твари есть и рот и лоб.
Одна другой — живой и жадный гроб.
Их мчит циклон. Их жизнь — в горячем споре.
Румяные губы друг другу сказали,
В блаженстве слиявшихся уст,
Что, если цветы и не чужды печали,
Все ж мед благовонен и густ.
И если цветы, расцветая, блистая,
Все ж ведают, в веснах, и грусть,
Прекрасна, о, смертный, молитва святая,
Что ты прочитал наизусть…
Решает миг, по предрешает час,
Три дня, неделя, месяцы, и годы.
Художник в миге — взрыв в жерле природы,
Просветный взор вовнутрь Господних глаз.
Поэты. Братья. Увенчали нас
Не люди. Мы древней людей. Мы своды
Иных планет. Мы Духа переходы.
И грань — секунда, там где наш алмаз.
Для чего же и дан нам размах крыла?
Для того, чтобы жизнь жила.
Для того, чтобы воздух от свиста крыл
Был виденьем крылатых сил.
И закроем мы Месяц толпой своей,
Пролетим, он блеснет светлей.
И на миг мы у Солнца изменим вид,
Станет ярче небесный щит.
Любимого к любимой приближенье
Пропето в Песни Песней всех времен,
На зыби самых яростных знамен,
В безумствах дел, в размахе достиженья.
Тончайшая игра воображенья,
Дрожанье всех волшебных веретен —
В жерле любви, — всевластен кто влюблен,
Без сна любви — бесцельное круженье.
Природа — прихотливейший творец.
От простоты всегда уходит в сложность.
Ей побеждать желанно невозможность.
Повсюду рассыпать дожди колец.
Нигде не говорит она: «Конец».
Чуть сотворит, и тотчас, осторожность
С мечтой слияв, крепит свой храм Всебожность,
Играя миллионами сердец.
Храм белых Будд. Гигант Боро-Будур.
Террасы на террасах в слитном зданьи.
Расцветность глыб могучих, в обаяньи
Окрестных гор, чей цвет и сер и бур.
И мудрый слон, и крепкорогий тур,
Здесь возникают только в изваяньи.
Струится дух здесь в каменном преданьи,
И смена ликов — смысл змеиных шкур.
Расплавленное золото в эѳире,
Округлый щит, огнеобем, вулкан,
Весь в огневзлетах желтый Океан,
Стремящий — ход лучей — все глубже, шире,
Одним тобой я избран к жизни в мире,
И светлый лик и дар певца мне дан,
О, роза бездн, небесный Гюлистан,
Верховный знак, чтоб звук зажегся в лире.
Зеленый диск явил свои узоры
С разбегом тонких вытканных лучей,
И в звучном сердце стало вдруг звончей,
Узор стиха в ответ на те уборы.
Там были срывы, кратеры, и горы,
Мельканья копий, веянье мечей,
Был светлый спор, гадало сердце: «Чей?»
И мнилось, что ответ возникнет скорый.
Из-за белого забора
Злых зубов,
В перекличке разговора
Двух вскипающих врагов,
Из великого ума,
Где венчались свет и тьма,
Изо рта, который пил
Влагу вещей бездны сил,
Из целованного рта,
Где дышала красота,
Я слушал голос древних посвященных,
Что пили Солнце, как мы пьем вино,
С Луной горели тайной заодно,
И знали поступь духов в травах сонных.
Я слышал гул колоколов всезвонных,
Которым возвещать в простор дано,
Что выковано новое звено,
Для душ, из смертных страхов изведенных.
Расплавленное золото в эфире,
Округлый щит, огнеобем, вулкан,
Весь в огневзлетах желтый Океан,
Стремящий — ход лучей — все глубже, шире,
Одним тобой я избран к жизни в мире,
И светлый лик и дар певца мне дан,
О, роза бездн, небесный Гюлистан,
Верховный знак, чтоб звук зажегся в лире.
Обещано, занесено в скрижали,
Что любящий, надеясь вновь и вновь,
Как званый гость, в лучах, войдет в любовь.
Но горе тем, что в час призыва спали.
Им место в отлученьи и в опале.
И дом их тьма. И не поет им кровь.
Душа, светильник брачный приготовь.
Кто любит, он, кто б ни был, звук в хорале.
Вечерний час потух. И тень растет все шире.
Но сказкой в нас возник иной неясный свет,
Мне чудится, что мы с тобою в звездном мире,
Что мы среди немых загрезивших планет.
Я так тебя люблю. Но в этот час предлунный,
Когда предчувствием волнуется волна,
Моя любовь растет, как рокот многострунный,
Как многопевная морская глубина.
Мне странно видеть лицо людское,
Я вижу взоры существ иных,
Со мною ветер, и все морское,
Все то, что чуждо для дум земных.
Со мною тени, за мною тени,
Я слышу сказку морских глубин,
Я царь над царством живых видений,
Всегда свободный, всегда один.