Зима недаром злится:
Прошла ея пора,
Весна в окно стучится
И гонит со двора.
И все засуетилось,
Все гонит зиму вон,
И жаворонки в небе
Уж подняли трезвон.
Зима еще хлопочет
И на весну ворчит,
Та ей в глаза хохочет
И пуще лишь шумит!
Взбесилась ведьма злая
И, снегу захватя,
Пустила, убегая,
В прекрасное дитя.
Весне и горя мало:
Умылася в снегу
И лишь румяней стала
Наперекор врагу.
Как океан обемлет шар земной,
Земная жизнь кругом обята снами;
Настанет ночь, и звучными волнами
Стихия бьет о берег свой.
То глас ея: он нудит нас и просит,
Уж в пристани волшебный ожил челн,
Прилив растет и быстро нас уносит
В неизмеримость темных волн.
Небесный свод, горящий славой зве́здной.
Таинственно глядит из глубины,
И мы плывем, пылающею бездной
Со всех сторон окружены.
Вот от моря и до моря
Нить железная скользит
Много славы, много горя
Эта нить порой гласит.
И, за ней следя глазами,
Путник видит, как порой
Птицы вещия садятся
Вдоль по нити вестовой.
Вот с поляны ворон черный
Прилетел и сел на ней,
Сел, и каркнул, и крылами
Замахал он веселей.
И кричит он, и ликует,
И кружится все над ней:
Уж не кровь ли ворон чует
Севастопольских вестей?
На древе человечества высоком
Ты лучшим был его листом,
Воспитанный его чистейшим соком,
Развит чистейшим солнечным лучом.
С его великою душою
Созвучней всех на нем ты трепетал,
Пророчески беседовал с грозою
Иль весело с зефирами играл.
Не поздний вихрь, не бурный ливень летний
Тебя сорвал с родимаго сучка:
Был многих краше, многих долголетней,
И сам собою пал, как из венка!
Сквозь лазурный сумрак ночи
Альпы снежныя глядят;
Помертвелыя их очи
Льдистым ужасом разят.
Властью некой обаянны
До восшествия зари,
Дремлют, грозны и туманны,
Словно падшие цари!
Но восток лишь заалеет,
Чарам гибельным конец:
Первый, в небе, просветлеет
Брата старшаго венец.
И с главы большого брата
На меньших бежит струя,
И блестит в венцах из злата
Вся воскресшая семья.
Тебе сердечный мой поклон
И мой, какой ни есть, портрет,
И пусть, сочувственный поэт,
Тебе, хоть молча, скажет он:
Как дорог был мне твой привет,
Как им в душе я умилен.
Иным достался от природы
Инстинкт пророчески-слепой;
Они им чуют, слышат воды
И в темной глубине земной…
Великой матерью любимый,
Стократ завидней твой удел,
Не раз под оболочкой зримой
Ты самое ее узрел…
Как ни дышет полдень знойный
В растворенное окно,
В этой храмине спокойной,
Где все тихо и темно,
Где живыя благовонья
Бродят в сумрачной тени,
В сладкий сумрак полусонья
Погрузись и отдохни.
Здесь фонтан неутомимый
День и ночь поет в углу
И кропит росой незримой
Очарованную мглу.
И в мерцаньи полусвета.
Тайной страстью занята,
Здесь влюбленнаго поэта
Веет легкая мечта.
В альбом княгини Т…ой.
(С французскаго).
Когда средь Рима древняго сооружалось зданье
(То̀ Нерон воздвигал дворец свой золотой),
Под самою дворца гранитною пятой
Былинка с Кесарем вступила в состязанье:
«Не уступлю тебе, знай это, царь земной,
И ненавистное твое я сброшу бремя».
— Как, мне не уступить? Мир гнется подо мной!—
«Весь мир тебе слугой, а мне слугою—время».
Вот бреду я вдоль большой дороги
В тихом свете гаснущаго дня,
Тяжело мне, замирают ноги!
Друг мой милый, видишь ли меня?
Все темней, темнее над землею…
Улетел последний отблеск дня…
Вот тот мир, где жили мы с тобою,
Ангел мой, ты видишь ли меня?
Завтра день молитвы и печали,
Завтра память рокового дня;
Ангел мой, где б души ни витали,
Ангел мой, ты видишь ли меня?
Есть в осени первоначальной
Короткая, но дивная пора:
Прозрачный воздух, день хрустальный,
И лучезарны вечера…
Где бодрый серп гулял и падал колос,
Теперь уж пусто все—простор везде;
Лишь паутины тонкий волос
Блестит на праздной борозде.
Пустеет воздух, птиц не слышно боле;
Но далеко еще до первых зимних бурь,
И льется чистая и теплая лазурь
На отдыхающее поле.
Тихо в озере струится
Отблеск кровель золотых,
Много в озере глядится
Достославностей былых.
Жизнь играет, солнце греет,
Но под нею и под ним
Здесь былое чудно веет
Обаянием своим.
Солнце светит золотое,
Блещут озера струи!
Здесь великое былое
Словно дышет в забытьи;
Дремлет сладко, беззаботно,
Не смущая дивных снов
И тревогой мимолетной
Лебединых голосов.
Молитва магометан.
«Аллах! пролей на нас твой свет!
Краса и сила правоверных!
Гроза гяуров лицемерных!
Пророк твой—Магомет!»…
Молитва славян.
«О, наша крепость и оплот!
Великий Бог! веди нас ныне,
Как некогда Ты вел в пустыне
Свой избранный народ!»…* * *
Глухая полночь! Все молчит!
Вдруг… из-за туч луна блеснула
И над воротами Стамбула
Олегов озарила щит.
Когда на то нет Божьяго согласья,
Как ни страдай она, любя,
Душа—увы!—не выстрадает счастья,
Но может выстрадать себя!
Душа, душа, которая всецело
Одной заветной предалась любви
И ей одной дышала и болела,
Господь тебя благослови!
Он милосердный, всемогущий,
Он греющий Своим лучом
И пышный цвет на воздухе цветущий
И чистый перл на дне морском!..
Нет, мера есть долготерпенью,
Безстыдству также мера есть…
Клянусь его венчанной тенью,
Не все же можно перенесть!
И как не грянет отовсюду
Один всеобщий клич тоски:
Прочь, прочь австрийскаго Иуду
От гробовой его доски!
Прочь с их предательским лобзаньем,
И весь «апостольский» их род
Будь заклеймен одним прозваньем:
Искариот, Искариот!
Не движется ночная тень,
Высоко в небе месяц светит,
Царит себе и не заметит,
Что уж родился юный день,
Что хоть лениво и несмело
Луч возникает за лучом,
А небо так еще всецело
Ночным сияет торжеством.
Но не пройдет двух-трех мгновений,
Ночь испарится над землей,
И в полном блеске проявлений
Вдруг нас охватит мир дневной.
Вы не родились поляком,
Но шляхтич вы по направленью,
И русский вы, сознайтесь в том,
По Третьему лишь Отделенью.
Слуга влиятельных господ,
С какой отвагой благородной
Громите речью вы свободной
Всех тех, кому зажали рот!
Недаром вашим вы пером
Аристократии служили,
В какой лакейской изучили
Вы этот рыцарский прием?
Смотри, как роща зеленеет,
Палящим солнцем облита,
И в ней какою негой веет
От каждой ветки и листа!
Пойдем и сядем над корнями
Дерев, поимых родником,
Там, где обвеянный их мглами,
Он шепчет в сумраке немом.
Над нами бредят их вершины,
В полдневный зной погружены,
И лишь порою крик орлиный
К нам долетает с вышины…
Как над горячею золой
Дымится свиток и сгарает,
И огнь, сокрытый и глухой,
Слова и строки пожирает:
Так грустно тлится жизнь моя
И с каждым днем уходит дымом;
Так постепенно гасну я
В однообразьи нестерпимом…
О, небо, если бы хоть раз
Сей пламень развился по воле
И, не томясь, не мучась доле,
Я просиял бы и погас!
Над этой темною толпой
Непробужденнаго народа
Взойдешь ли ты когда, свобода,
Блеснет ли луч твой золотой?
Блеснет твой луч и оживит
И сон разгонит и туманы…
Но старыя, гнилыя раны,
Рубцы насилий и обид,
Растленье душ и пустота,
Что̀ гложет ум и в сердце ноет…
Кто их излечит, кто прикроет?—
Ты, риза чистая Христа…
Еще в полях белеет снег,
А воды ужь весной шумят,
Бегут и будят сонный брег,
Бегут, и блещут, и гласят…
Оне гласят во все концы:
«Весна идет, весна идет,
«Мы молодой весны гонцы,
«Она нас выслала вперед!»
Весна идет, весна идет,
И тихих, теплых майских дней
Румяный, светлый хоровод
Толпится весело за ней.