Над виноградными холмами
Плывут златыя облака;
Внизу зелеными волнами
Шумит померкшая река;
Взор постепенно из долины,
Подемлясь, всходит к высота̀м
И видит, на краю вершины,
Круглообразный, светлый храм.
Там в горнем, неземном жилище,
Где смертной жизни места нет,
И легче и пустынно-чище
Струя воздушная течет.
Туда взлетая, звук немеет;
Лишь жизнь природы там слышна,
И нечто праздничное веет,
Как дней воскресных тишина.
Бывают роковые дни
Лютейшаго телеснаго недуга
И страшных нравственных тревог;
И жизнь над ними тяготеет
И душит нас, как кошемар.
Счастливь, кому в такие дни
Пошлет Всемилосердый Бог
Неоцененный, лучший дар,
Сочувственную душу друга,
Кого живая, чистая рука
Коснется нас, хотя слегка,
Оцепенение разсеет
И сдвинет с нас ужасный кошемар,
И отвратит судеб удар,
Воскреснет жизнь, кровь заструится вновь,
И верит сердце в правду и любовь.
Не говори: меня он, как и прежде, любит,
Как прежде мною дорожит…
О, нет! он жизнь мою безчеловечно губит,
Хоть, вижу, нож в руке его дрожит.
То в гневе, то в слезах, тоскуя, негодуя,
Увлечена, в душе уязвлена,
Я стражду, не живу… им, им одним живу я,
Но эта жизнь… о, как горька она!
Он мерит воздух мне так бережно и скудно
Не мерят так и лютому врагу…
Ох, я дышу еще болезненно и трудно,
Могу дышать, но жить уж не могу.
И в нашей жизни повседневной
Бывают радужные сны,
В край незнакомый, в край волшебный,
И чуждый нам и задушевный,
Мы ими вдруг увлечены.
Мы видим: с голубого своду
Нездешним светом веет нам,
Другую видим мы природу,
И без заката, без восходу
Другое солнце светит там…
Все лучше там, светлее, шире,
Так от земного далеко…
Так равно с тем, что̀ в нашем мире,
И в чистом пламенном эѳире
Душе так радостно, легко.
Проснулись мы,—конец виденью,
Его ничем не удержать,
И тусклой, неподвижной тенью,
Вновь обреченных заключенью,
Жизнь обхватила нас опять.
Но долго звук неуловимый
Звучит над нами в вышине,
И пред душой, тоской томимой,
Все тот же взор неотразимый,
Все та ж улыбка, что̀ во сне.
И, распростясь с тревогою житейской
И кипарисной рощей заслонясь,
Блаженной тенью—тенью Елисейской,
Она заснула в добрый час.
И вот, тому уж века два иль боле,
Волшебною мечтой ограждена,
В своей цветущей опочив юдоли,
На волю неба предалась она.
Но небо здесь к земле так благосклонно.
И много лет и теплых, южных зим
Провеяло над нею полусонной,
Не тронувши ея крылом своим.
Попрежнему фонтан в углу лепечет.
Под потолком гуляет ветерок,
И ласточка влетает и щебечет…
И спит она, и сон ея глубок.
И мы вошли: все было так спокойно,
Так все от века мирно и темно!
Фонтан журчал, недвижимо и стройно
Соседний кипарис глядел в окно.
Вдруг все смутилось: судорожный трепет
По ветвям кипарисным пробежал;
Фонтан замолк, и некий чудный лепет,
Как бы сквозь сон, невнятно прошептал.
Что̀ это, друг? Иль злая жизнь недаром,
Та жизнь—увы!—что́ в нас тогда текла,
Та злая жизнь, с ея мятежным жаром,
Через порог заветный перешла?
Как ни гнетет рука судьбины,
Как ни томить людей обман,
Как ни браздят чело морщины,
И сердце как ни полно ран,
Каким бы строгим испытаньям
Вы ни были подчинены —
Что устоит перед дыханьем
И первой встречею весны!
Весна — она о вас не знает,
О вас, о горе и о зле;
Безсмертьем взор ея сияет,
И ни морщины на челе…
Своим законам лишь послушна,
В условный час слетает к нам,
Светла, блаженно-равнодушна,
Как подобает божествам.
Цветами сыплет над землею,
Свежа, как первая весна:
Была ль другая перед нею —
О том не ведает она.
По небу много облак бродит,
Но эти облака ея:
Она ни следу не находит
Отцветших весен бытия.
Не о былом вздыхают розы
И соловей в ночи поет;
Благоухающия слезы
Не о былом Аврора льет…
И страх кончины неизбежной
Не свеет с древа ни листа…
Их жизнь, как океан безбрежный,
Вся в настоящем разлита.
Игра и жертва жизни частной,
Приди жь, отвергни чувств обман
И ринься, бодрый, самовластной,
В сей животворный океан!
Приди — струей его эфирной
Омой страдальческую грудь —
И жизни божески-всемирной
Хотя на миг причастен будь!
О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что̀ сердцу нашему милей!
Давно ль, гордясь своей победой,
Ты говорил: она моя…
Год не прошел, спроси и сведай,
Что̀ уцелело от нея?
Куда ланит девались розы,
Улыбка уст и блеск очей?
Все опалили, выжгли слезы
Горючей влагою своей.
Ты помнишь ли, при вашей встрече,
При первой встрече роковой,
Ея волшебный взор и речи
И смех младенчески-живой?
И что̀ ж теперь? И где все это?
И долговечен ли был сон?
Увы, как северное лето,
Был мимолетным гостем он!
Судьбы ужасным приговором
Твоя любовь для ней была
И незаслуженным позором
На жизнь ея она легла!
Жизнь отреченья, жизнь страданья
В ея душевной глубине…
Ей оставались вспоминанья,
Но изменили и оне.
И на земле ей дико стало,
Очарование ушло…
Толпа, нахлынув, в грязь втоптала
То, что̀ в душе ея цвело.
И что̀ ж от долгаго мученья,
Как пепл, сберечь ей удалось?
Боль, злую боль ожесточенья,
Боль, без отрады и без слез!
О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что̀ сердцу нашему милей!
На ранней дней моих заре,
То было рано поутру, в Кремле,
То было в Чудовом монастыре,
В уютной келье, темной и смиренной,
Там жил тогда Жуковский незабвенный,
Я ждал его и, в ожиданье,
Колоколов Кремля я слушал завыванье.
За медною следил я бурей,
Поднявшейся с безоблачной лазури
И вдруг смененной пушечной пальбой…
Светло, хоругвью голубой
Весенний первый день, лазурно-золотой,
Так светозарен был над праздничной Москвой.
Тут первая меня достигла весть,
Что в мире новый житель есть,
И новый Царский гость в Кремле!
Ты в этот день дарован был земле!..
С тех пор воспоминанье это
В душе моей всю жизнь согрето;
В теченье стольких лет оно не изменяло,
Как верный спутник мой, повсюду провожало,
И ныне, в ранний утра час,
Оно еще, как столько раз,
Все так же дорого и мило.
И днесь, у самых дней моих заката,
Мой одр печальный посетило,
Мою всю душу осенило
И благодатный праздник возвестило.
И мнилось мне всегда,
Что этот ранняго событья час
Мне будет на всю жизнь благим знаменованьем.
И не ошибся я: вся жизнь моя прошла
Под этим кротким, благостным влияньем.
Благодарю мою судьбу,
Что ей мне было суждено
Весь век мой видеть над собою
Созвездие все то же и одно,
Созвездие Его, и будь же до конца оно
Моей единственной звездою,
И много, много раз порадуй этот день
И человечество и нас!..