О, арфа скальда, долго ты спала
В тени, в тиши забытаго угла;
Но лишь луны, очаровавшей мглу,
Лазурный свет блеснул в твоем углу,
Вдруг чудный звон затрепетал в струне,
Как бред души, встревоженной во сне.
Какой он жизнью на тебя дохнул?
Иль старину тебе он вспомянул,
Как по ночам здесь сладострастных дев
Тени сизыя смесились,
Цвет поблекнул, звук уснул;
Жизнь, движенье разрешились
В сумрак зыбкий, в дальний гул…
Мотылька полет незримый
Слышен в воздухе ночном…
Час тоски невыразимой!
Все во мне,—и я во всем…
Сумрак тихий, сумрак сонный,
Как неожиданно и ярко,
По влажной неба синеве,
Воздушная воздвиглась арка
В своем минутном торжестве.
Один конец в леса вонзила,
Другим за облака ушла;
Она полнеба охватила
И в высоте изнемогла!
О, в этом радужном виденье
Москва и град Петров, и Константинов град—
Вот царства русскаго заветныя столицы…
Но где предел ему? и где его границы
На север, на восток, на юг и на закат?
Грядущим временам судьбы их обличать…
Семь внутренних морей и семь великих рек…
От Нила до Невы, от Эльбы до Китая—
От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная…
Вот царство русское… и не прейдет вовек,
И опять звезда ныряет
В легкой зыби невских волн,
И опять любовь вверяет
Ей таинственный свой челн.
И меж зыбью и звездою
Он скользит, как бы во сне,
И два призрака с собою
Вдаль уносит по волне.
Зима недаром злится:
Прошла ея пора,
Весна в окно стучится
И гонит со двора.
И все засуетилось,
Все гонит зиму вон,
И жаворонки в небе
Уж подняли трезвон.
Как океан обемлет шар земной,
Земная жизнь кругом обята снами;
Настанет ночь, и звучными волнами
Стихия бьет о берег свой.
То глас ея: он нудит нас и просит,
Уж в пристани волшебный ожил челн,
Прилив растет и быстро нас уносит
В неизмеримость темных волн.
Вот от моря и до моря
Нить железная скользит
Много славы, много горя
Эта нить порой гласит.
И, за ней следя глазами,
Путник видит, как порой
Птицы вещия садятся
Вдоль по нити вестовой.
На древе человечества высоком
Ты лучшим был его листом,
Воспитанный его чистейшим соком,
Развит чистейшим солнечным лучом.
С его великою душою
Созвучней всех на нем ты трепетал,
Пророчески беседовал с грозою
Иль весело с зефирами играл.
Сквозь лазурный сумрак ночи
Альпы снежныя глядят;
Помертвелыя их очи
Льдистым ужасом разят.
Властью некой обаянны
До восшествия зари,
Дремлют, грозны и туманны,
Словно падшие цари!
Но восток лишь заалеет,
Тебе сердечный мой поклон
И мой, какой ни есть, портрет,
И пусть, сочувственный поэт,
Тебе, хоть молча, скажет он:
Как дорог был мне твой привет,
Как им в душе я умилен.
Иным достался от природы
Инстинкт пророчески-слепой;
Они им чуют, слышат воды
Как ни дышет полдень знойный
В растворенное окно,
В этой храмине спокойной,
Где все тихо и темно,
Где живыя благовонья
Бродят в сумрачной тени,
В сладкий сумрак полусонья
Погрузись и отдохни.
В альбом княгини Т…ой.
(С французскаго).
Когда средь Рима древняго сооружалось зданье
(То̀ Нерон воздвигал дворец свой золотой),
Под самою дворца гранитною пятой
Былинка с Кесарем вступила в состязанье:
«Не уступлю тебе, знай это, царь земной,
И ненавистное твое я сброшу бремя».
— Как, мне не уступить? Мир гнется подо мной!—
«Весь мир тебе слугой, а мне слугою—время».
Вот бреду я вдоль большой дороги
В тихом свете гаснущаго дня,
Тяжело мне, замирают ноги!
Друг мой милый, видишь ли меня?
Все темней, темнее над землею…
Улетел последний отблеск дня…
Вот тот мир, где жили мы с тобою,
Ангел мой, ты видишь ли меня?
Есть в осени первоначальной
Короткая, но дивная пора:
Прозрачный воздух, день хрустальный,
И лучезарны вечера…
Где бодрый серп гулял и падал колос,
Теперь уж пусто все—простор везде;
Лишь паутины тонкий волос
Блестит на праздной борозде.
Тихо в озере струится
Отблеск кровель золотых,
Много в озере глядится
Достославностей былых.
Жизнь играет, солнце греет,
Но под нею и под ним
Здесь былое чудно веет
Обаянием своим.
Солнце светит золотое,
Молитва магометан.
«Аллах! пролей на нас твой свет!
Краса и сила правоверных!
Гроза гяуров лицемерных!
Пророк твой—Магомет!»…
Молитва славян.
«О, наша крепость и оплот!
Великий Бог! веди нас ныне,
Как некогда Ты вел в пустыне
Когда на то нет Божьяго согласья,
Как ни страдай она, любя,
Душа—увы!—не выстрадает счастья,
Но может выстрадать себя!
Душа, душа, которая всецело
Одной заветной предалась любви
И ей одной дышала и болела,
Господь тебя благослови!
Нет, мера есть долготерпенью,
Безстыдству также мера есть…
Клянусь его венчанной тенью,
Не все же можно перенесть!
И как не грянет отовсюду
Один всеобщий клич тоски:
Прочь, прочь австрийскаго Иуду
От гробовой его доски!
Не движется ночная тень,
Высоко в небе месяц светит,
Царит себе и не заметит,
Что уж родился юный день,
Что хоть лениво и несмело
Луч возникает за лучом,
А небо так еще всецело
Ночным сияет торжеством.
Вы не родились поляком,
Но шляхтич вы по направленью,
И русский вы, сознайтесь в том,
По Третьему лишь Отделенью.
Слуга влиятельных господ,
С какой отвагой благородной
Громите речью вы свободной
Всех тех, кому зажали рот!
Смотри, как роща зеленеет,
Палящим солнцем облита,
И в ней какою негой веет
От каждой ветки и листа!
Пойдем и сядем над корнями
Дерев, поимых родником,
Там, где обвеянный их мглами,
Он шепчет в сумраке немом.
Как над горячею золой
Дымится свиток и сгарает,
И огнь, сокрытый и глухой,
Слова и строки пожирает:
Так грустно тлится жизнь моя
И с каждым днем уходит дымом;
Так постепенно гасну я
В однообразьи нестерпимом…
Над этой темною толпой
Непробужденнаго народа
Взойдешь ли ты когда, свобода,
Блеснет ли луч твой золотой?
Блеснет твой луч и оживит
И сон разгонит и туманы…
Но старыя, гнилыя раны,
Рубцы насилий и обид,
Еще в полях белеет снег,
А воды ужь весной шумят,
Бегут и будят сонный брег,
Бегут, и блещут, и гласят…
Оне гласят во все концы:
«Весна идет, весна идет,
«Мы молодой весны гонцы,
«Она нас выслала вперед!»