В cтихах и в прозе, меньший брат,
Мы о судьбе твоей кричали;
О, в честь тебе каких тирад
Мы в кабинетах не слагали!
А там, среди убогих хат,
За лямкой, в темном сеновале,
Все те же жалобы звучат
И песни, полные печали.
Все та же бедность мужиков;
Все также в лютые морозы,
В глухую ночь, под вой волков
Полями тянутся обозы…
Терпенье то же, те же слезы…
Хлеб не растет от нашей прозы,
Не дешевеет от стихов.
Охотникам до сильных ощущений
В России странствовать приятно. На пути
Их ожидает бездна приключений,
Каких нигде на свете не найти.
Перешагнув столичную заставу.
Найдется, чем нам разогнать тоску:
То рухнет мост под поездом в реку́,
То с полотна вагон спрыгне́т в канаву.
Духовную кладите вы в карман,
Беда случится поздно или рано:
То на пути лишишься чемодана,
То самого упрячут в чемодан.
Долго, жарко молился твоей красоте я,
И мольба так всесильна была,
Что сошла ты с подножья, моя Галатея,
Ты, стату́я моя, ожила.
Но под северной мглою холодного крова
Снова сон тебя прежний сковал
И взошла ты, немая красавица, снова
На покинутый свой пьедестал.
Ни лобзанья, ни ласки, ни жгучия слезы,
Ни порывы безумных речей
Разбудить уж не могут от мраморной грезы
Галатеи холодной моей.
Как мать свою, которая меня
Родила в свет, вспоила и вскормила,
Но после не дала такого дня,
Чтоб этот день она не отравила —
То жалобой, за каждый шаг виня,
За каждое движенье негодуя,
То холодом мне душу леденя,
— Так и тебя, о родина, люблю я!..
Люблю тебя я, как постылый сын:
Ты мне чужда, ты мачехой мне стала,
Но в сердце у меня есть уголок один,
Где та любовь еще не умирала.
Тихий вечер навевает
Грезы наяву,
Соловей не умолкает…
Вот я чем живу.
Месяц льет потоки света…
Сел я на траву, —
Огоньки сверкают где-то…
Вот я чем живу.
В летний день, в затишьи сада,
Милую зову,
Поджидаю в поле стадо…
Вот я чем живу.
Лаской девы ненаглядной,
во рву,
Видом бабочки нарядной —
Вот я чем живу.
Я срываю шишки с ели,
Незабудки рву
И пою, пою без цели…
Вот я чем живу.
Злоба людей и дика и сильна,
Только им честность зверей не дана.
Зверь голодающий на смерть идет:
Или задушит врага, иль умрет.
Держатся люди системы не той;
Сильные тайной одной клеветой,
Чувствуя его гнетущего зла,
Только грозят ему из-за угла;
Из-за угла каждый турок герой…
Если ж и ринется в битву, порой,
То потому, что султан приказал…
Как человек-то от зверя отстал!..
Избыток страданья и счастья всегда
Равно тяжелы, милый друг;
Чрезмерное счастье в иные года,
По-моему хуже всех мук.
Ты знаешь, как солнце люблю я весной,
Без солнца не весел мне день,
Но в жгучее лето, в полуденный зной,
Бегу я в прохладную тень.
В тебе слишком много любви и огня,
Но верь, моя жилая, мне:
Немножко поменьше люби ты меня
И буду я счастлив вполне.
Мне жаль тебя, несчастный брат!..
Тяжел твой крест — всей жизни ноша.
Не предложу тебе я гроша,
Но плакать, плакать буду рад.
Пусть возбуждают жалость в мире
Твои лохмотья, чахлый вид —
Тебе угла не дам в квартире,
Но плакать буду хоть навзрыд.
Ходи босой в мороз и слякоть,
Я корки хлеба не подам,
Но о тебе в альбомах дам
Я стану плакать, плакать, плакать!..
Заочный друг! чтоб счастье было прочно,
Прошу тебя, со мной ты встречи не ищи,
Ты лучше продолжай любить меня заочно
И о желании увидеться — молчи.
За встречею придут, быть может, к нам печали,
Раскаянье, иль ненависть врагов…
Довольны мы, пока друг друга не встречали:
Ведь люди и богов за то лишь почитали,
Что никогда не видели богов.
Дыханье давит полдень знойный,
Недвижный воздух раскален;
Не дрогнет лист и тополь стройный
Стоит, как погруженный в сон.
Колышется в дремоте нива,
Ползут лениво облака,
И мысль работает лениво,
Не сходит слово с языка, —
А ты лепечешь не смолкая
Мне о любви своей весь день, —
Но, милый друг, жара такая,
Что и любить, ей Богу, лень!..
Сознавши смутно немощь века,
Как Диогены поздних лет,
Мы в мире ищем «человека»:
«Где он? — кричим: — кто даст ответ?»
Безумцы! Знайте: в полной силе
Когда бы к нам явился он,
Его б мы тотчас ослепили,
И он бродил бы, как Самсон,
Пока при общем осмеяньи
Наш буйный пир не посетил
И расшатав колонны зданья,
С собой всех нас не схоронил.
Силы собственной значенье
Он постиг — сомненья нет!
От его прикосновенья
Остается грязный след.
Кто жь захочете с ним бороться?
Как „пачкун“, сильней он вас.
К вам он только прикоснется
И запачкает тотчас.
В прессе сыщик — вне закона —
И с таким тавром на лбу
Корчит грознаго дракона
Менцель в форме фельетона,
Новый русский Коцебу.
Природа манит всех к себе, но как?
По-своему глядят все на щедроты неба…
В лесу густом сошлись — богатый весельчак,
И нищий, без угла, без паспорта и хлеба.
Невольно странники замедлили свой путь,
Увидя пышный лес, но думали различно:
Один — «ах, здесь в лесу отлично отдохнуть!»
Другой — «ах, здесь в лесу повеситься отлично!»
Когда невольно с языка
Злость, иль проклятие сорвется,
Их прямо высказать в лицо
Всегда кому-нибудь найдется.
Когда ж любовь со дна души
Захочет вырваться наружу,
Как под землей бегущий ключ,
Не замерзающий и в стужу,
Тогда, кругом бросая взгляд,
Своих желаний устыдишься,
И вместо благодатных слез
Недобрым смехом разразишься.
Завидую я вам: у вас еще осталась
Способность жарких слез. Когда на дне души
Дар жизни —горе тайное скоплялось,
Его всегда могли вы выплакать в тиши…
Слезами сердце, словно, обновлялось
И примиряли вас с печальною судьбой,
Как вешний дождь, целебныя рыданья; —
А нам, давно озлобленным борьбой,
Знакома только засуха страданья.
Жизнь человечества сложилась
Из элементов мощных двух:
В нем — и животные инстинкты,
И дух богов, бессмертный дух.
То как орел взлетая к небу,
То в грязный падая поток,
Ты, человек, попеременно,
Был то животное, то бог.
Но если б в мир теперь явился
Богоподобный человек,
То под копытами животных
Погиб бы он в наш славный век.
В могилу рано. Жажда жизни
Еще, как в юности, сильна,
Хотя ведет меня она
От укоризны к укоризне,
К бесплодным жалобам о том,
Что потерял неосторожно,
Что прежде было так возможно
И оказалось глупым сном.
Смеясь бессильно над судьбою,
Над тем, что дорого для всех,
Мне даже стал противен смех,
Смех жалкий над самим собою.
Ты вчера еще был с нами
В цвете сил, надежд и лет,
А сегодня, друг наш бедный,
От тебя простыл и след.
Так на свете все ведется:
Нынче—солнце, завтра—тьма,
То согреет душу счастье,
То беда сведет с ума;
То мелькнет свободы призрак
И—глядишь—уже исчез,
То на небе ангел плачет,
То в аду хохочет бес.
Сплетню путая на сплетней,
Две соседки, сев рядком,
Беззаботно в день субботний
Забавляются чайком.
Сплетен все же не достало…
Тихо. Чайник лишь кипит…
И маиорша замолчала,
И поручица молчит.
Наконец одна сказала:
— Завтра мы, —забудь свой страх, —
Сплетен выудим не мало
В «Биржевых Ведомостях».
Не ищи цветов весенних
Под обвалами сугроба,
Не ищи любви в том сердце,
Где отчаянье и злоба,
Не проси того у жизни,
Дать чего она не в силах,
Не беседуй ты о счастье
С мертвецами в их могилах.
Наше сердце постепенно
Так мы портим и калечим,
Что тебя и рад любить я,
Да любить-то только — нечем…