От колыбели я остался
В печальном мире сиротой;
На утре дней моих расстался,
О мать бесценная, с тобой!
И посох странника бросаю
Я в первый раз в углу родном;
И в первый раз я посещаю
Твой тесный, безысходный дом!
И, землю в трепете лобзая
Святую сердцу моему,
Чудесный вид, волшебная краса!
Белы, как день, земля и небеса!
Вдали, кругом, холодная немая —
Везде одна равнина снеговая;
Везде один безбрежный океан,
Окованный зимою великан!
Все ночь и блеск! Ни облака, ни тучи
Не пронесет по небу вихрь летучий,
Не потемнит воздушного стекла…
Где я? — Брожу во мгле сырой;
Тяжелый свод над головой:
Я посреди подземных сфер
В безвестной области пещер.
Но вот — лампады зажжены,
Пространства вдруг озарены:
Прекрасен, ты подземный дом!
Лежат сокровища кругом;
Весь в перлах влаги сталактит
Холодной накипью блестит;
Солнцу раз сказал Борей:
«Солнце, ярко ты сияешь!
Ты всю землю оживляешь
Теплотой своих лучей!..
Но сравнишься ль ты со мною?
Я сто раз тебя сильней!
Захочу — пущусь, завою
И в минуту мраком туч
Потемню твой яркий луч.
Всей земле своё сиянье
…И Агнец снял четвертую печать.
И услыхал я голос, говоривший:
«Восстань, смотри!» И я взглянул: конь бледен,
На нем же мощный всадник — Смерть. И Ад
За нею шел, и власть у ней была
Над четвертью земли, да умерщвляет
Мечом и гладом, мором и зверями.
И пятую он снял печать. И видел
Я под престолом души убиенных,
Мы живем, умереть не готовясь,
забываем поэтому стыд,
но мадонной невидимой совесть
на любых перекрестках стоит.И бредут ее дети и внуки
при бродяжьей клюке и суме —
муки совести — странные муки
на бессовестной к стольким земле.От калитки опять до калитки,
от порога опять на порог
они странствуют, словно калики,
у которых за пазухой — бог.Не они ли с укором бессмертным
Как прежде, падали снаряды.
Высокое, как в дальнем плаваньи,
Ночное небо Сталинграда
Качалось в штукатурном саване. Земля гудела, как молебен
Об отвращеньи бомбы воющей,
Кадильницею дым и щебень
Выбрасывая из побоища. Когда урывками, меж схваток,
Он под огнем своих проведывал,
Необъяснимый отпечаток
Привычности его преследовал. Где мог он видеть этот ежик
В чисто поле я пойду,
Речь с Ветрами поведу: —
Ветры, Вихори, скорей,
Дайте власть мечте моей,
Буйны Вихори, яруйте,
По всему вы свету дуйте,
Распалите, разожгите,
Деву красную сведите
Вы со мной,
Душа с душой,
Как я спал на войне,
в трескотне
и в полночной возне,
на войне,
посреди ее грозных
и шумных владений!
Чуть приваливался к сосне —
и проваливался.
Во сне
никаких не видал сновидений.
Когда я жил еще на Солнце,
Зерно средь зерен,
И дух был в светлом волоконце,
Никто не черен,—
Когда одни златыя зерна
Себя качали,
И было все огнеузорно,
Нигде печали,—
Когда Земля была намеком,
Луна виденьем,
Во все пространные границы
К Екатерининым сынам
Воззри с горящей колесницы,
Воззри с небес, о солнце, к нам;
Будь нашей радости свидетель,
И кая ныне добродетель
Российский украшает трон;
Подобье види райску крину,
Красу держав, красу корон,
Премудрую Екатерину.И, луч пуская раскаленный,
<И версия>
Тебе, Кавказ, суровый царь земли,
Я посвящаю снова стих небрежный.
Как сына ты его благослови
И осени вершиной белоснежной;
От юных лет к тебе мечты мои
Прикованы судьбою неизбежной,
На севере — в стране тебе чужой
Я сердцем твой — всегда и всюду твой.
Не верь тому, кто говорит тебе,
Что смерть есть смерть: она — начало жизни,
Того существованья неземного,
Перед которым наша жизнь темна,
Как миг тоски пред радостью беспечной,
Как черный грех пред детской чистотой.
Нам не дано познать всю прелесть смерти,
Мы можем лишь предчувствовать ее, —
Чтоб не было для наших душ соблазна
До времени покинуть мир земной
Ты мне сказал, небрежен и суров,
что у тебя — отрадное явленье! -
есть о любви четыреста стихов,
а у меня два-три стихотворенья.Что свой талант (а у меня он был,
и, судя по рецензиям, не мелкий)
я чуть не весь, к несчастью, загубил
на разные гражданские поделки.И выходило — мне резону нет
из этих обличений делать тайну, -
что ты — всепроникающий поэт,
а я — лишь так, ремесленник случайный.Ну что ж, ты прав. В альбомах у девиц,
Белоглазые пингвины,
Сумасшедший птичий дом.
Брюхом белы, черны спины,
И как будто мыслят ртом.
Уж не молятся ли Богу,
Чтобы пищи он послал?
Нужно ж есть хоть понемногу,
А живот у них немал.
РУССКИЕ НА ДУНАЕ.
Не буря рвет небо от края до краю,
Не громы грохочут в густых облаках,
А русское войско стремится к Дунаю
С приветом Дунаю-реке на устах:
"Давно мы с тобою, Дунай, не видались
И—долго не видясь—совсем стосковались.
Но наша тоска не по синим волнам —
По доле твоей, по твоим сединам.
"В Турецкую землю своими волнами
Четыре.
Тяжелые, как удар.
«Кесарево кесарю — богу богово».
А такому,
как я,
ткнуться куда?
Где мне уготовано логово?
Если бы я был
маленький,
Ангел радужный склонился
Над младенцем и поет:
«Образ мой в нем отразился,
Как в стекле весенних вод.
О, прийди ко мне, прекрасный, —
Ты рожден не для земли.
Нет, ты неба житель ясный;
Светлый друг! туда!.. спеши!
А. Гитовичу
…Калган — растение простое.
О нем поэты не поют,
Его, на перекрестках стоя,
Букетами не продают.
И не ведутся обсужденья,
Что-де — лекарство или яд?
Своим знакомым в день рожденья
Его в горшочках не дарят.
Забыт, а нам какое дело —
Собираясь на теплый юг, высоко проносились облака, и, дыша холодом, гордились, что хребты их, дымчатые и волнистые, солнце позолотило ярче, чем землю, на которую они отбросили подвижную тень свою…
— Мы выше земли и светлее земли!
— Не гордитесь, — отозвалась им допотопная высь горы, как сединами, прикрытая снегом: — я и выше вас, и светлее вас и, несокрушимая, недосягаемая, вижу обоих вас…
— Что же ты видишь?
— А вот часто я вижу, как, в виде паров, солнце с земли поднимает вас, и для того поднимает вас, чтобы вы, как слезами раскаяния, орошали дождем грудь земли, — грудь вашей единственной матери, за то, что вы похищали у нее огонь ее и этим же огнем, как перунами, раздирали покров ее и заслоняли ей солнце.
— Да… мы несем с собой молнии и гром, потому что мы, свободные от земных цепей, выше земли и светлее земли!
— Все, что живет и дышит, земля питает мириадами разнообразных плодов своих, а вы и ваши перуны — бесплодны…
— Очень нужно нам питать этих ничтожных козявок!.. Человек, и тот, как муравей, едва заметен нам.
— Пусть человек, сын земли и солнца, земной любви и Божественного разума, едва заметен вам с высоты вашего величия, — но стремления его безграничны, и не вам уследить за полетом мечты его… До конца веков останутся на земле следы его веры и мысли, а вы бесследно унесетесь туда, куда ветер потянет вас… и завтра же… не будет вас…
— Нет, нет, нет! — крутясь и сгущаясь, заголосили облака, уносимые ветром. — Мы, вечно свободные, выше земли, светлее и даже святее земли!
Остановись. Крылом ее задет,
Стремишься ты за ласточкой летящей?
Не мчись, мой конь, напрасно ей вослед,
Ей, в небесах без устали парящей.
Не нам с тобой подняться в эту высь,
Где ласточек свободных караваны,
Через моря и долы и туманы —
В далекий край несутся и неслись,
День светит; вдруг не видно зги,
Вдруг ветер налетел размахом,
Степь поднялася мокрым прахом
И завивается в круги.
Снег сверху бьет, снег прыщет снизу,
Нет воздуха, небес, земли;
На землю облака сошли,
На день насунув ночи ризу.
У вод, забурливших в апреле и мае,
Четыре особых дороги я знаю.
Одни
Не успеют разлиться ручьями,
Как солнышко пьет их
Косыми лучами.
Им в небе носиться по белому свету,
И светлой росою качаться на ветках,
И ливнями литься, и сыпаться градом,
И вспыхивать пышными дугами радуг.
Хлеб от земли, а голод от людей:
Засеяли расстрелянными — всходы
Могильными крестами проросли:
Земля иных побегов не взрастила.
Снедь прятали, скупали, отымали,
Налоги брали хлебом, отбирали
Домашний скот, посевное зерно:
Крестьяне сеять выезжали ночью.
Голодные и поползни червями
Последнее напутствиеБоль проходит понемногу,
Не навек она дана.
Есть конец мятежным стонам.
Злую муку и тревогу
Побеждает тишина.Ты смежил больные вежды,
Ты не ждешь — она вошла.
Вот она — с хрустальным звоном
Преисполнила надежды,
Светлым кругом обвела.Слышишь ты сквозь боль мучений,
Точно друг твой, старый друг,
(Дума)
Как ты можешь
Кликнуть солнцу:
«Слушай, солнце!
Стань, ни с места!
Чтоб ты в небе
Не ходило,
Чтоб на землю
Не светило!»
Поворачивали дула
В синем холоде штыков,
И звезда на нас взглянула
Из-за дымных облаков.
Наши кони шли понуро,
Слабо чуя повода.
Я сказал ему: — Меркурий
Называется звезда.
Перед боем больно тускло
Свет свой синий звезды льют…
В окне, как в чуждом букваре,
неграмотным я рыщу взглядом.
Я мало смыслю в декабре,
что выражен дождем и садом.Где дождь, где сад — не различить.
Здесь свадьба двух стихий творится.
Их совпаденье разлучить
не властно зренье очевидца.Так обнялись, что и ладонь
не вклинится! Им не заметен
медопролитный крах плодов,
расплющенных объятьем этим.Весь сад в дожде! Весь дождь в саду!
…У людей, которым не по душе кипенье и цветенье отчизны,
которые сами себя признают негодными для того, чтобы жить и работать,
нельзя отнимать права умереть…
М. Горький
Красивым, синеглазым
Не просто умирать.
………………………………
Он пел, любил проказы,
Стихи, село и мать…
Был знойный тяжкий день. Как лавой, обдавало
Палящей воздуха струей,
И солнце с вышины докучливо сияло
Над истомленною землей.
Пустыней путник шел. Он вмладе жертва горя;
Окрест его ни тени, ни ручья,
Лишь, как назло, вдали чернеет лес и моря
Синеются зыбучие края.
Томимый жаждою, он страждет, молит бога
Смочить гортань его хоть каплею воды;
Трусливый серенький зверек!
Велик же твой испуг: ты ног
Не слышишь, бедный, под собой.
Поменьше трусь!
Ведь я не зол — я за тобой
Не погонюсь.
Увы! с природой наша связь
Давно навек разорвалась…
Беги, зверек, хоть я, как ты,
Однажды, вечерней порою,
У дремлющих озера вод,
В тени кипариса, печально
Сидела Богиня Забот.
Из глины прилежно лепила
Большую статую она;
А с неба в зеркальныя воды
Глядела царица-луна.
Быть может, у египетских жрецов
Учился ты; кой-что познал, быть может,
Из тайн халдейских; споры в синагогах
Ты слушал; в строки Библии вникал
И много думал о вопросах вечных.
Твой ум был остр, но тесен кругозор
И замкнут гранью тесной Палестины.
Тир и Сидон, с их роскошью увядшей,
Тебе казались образцом богатств,
Лишь по бродячим греческим купцам
Голубая Змея с золотой чешуей,
Для чего ты волнуешь меня?
Почему ты как Море владеешь Землей,
И кругом предстаешь как Эфир мировой,
С бесконечной игрою Огня?
Почему, для чего, Голубая Змея,
Ты горишь миллионами глаз?
Почему бесконечная сказка твоя,
Эти звенья, горенье, и мгла Бытия
Что дух бессмертных горе веселит
При взгляде на мир наш земной?
Лишь сердце, которого зло не страшит,
И дух, готовый на бой,
Да веры исполненный, смелый взгляд,
Подъятый всегда к небесам:
Зане там вечные звезды блестят
И сила вечная там.
Слеза, что из ока на землю бежит, —
Земле она дань, та слеза.